– Встать, – скомандовал Чугур. – Встать, мразь, тебе ведь не больно!
Алехин, держась за грудь, медленно поднялся на ноги и тут же был сбит новым ударом сверху вниз по ключице. Кум семь раз заставлял его вставать и снова заваливал, нанося удары с правой по горлу, шее и лицу. После этого Алехин затих на полторы минуты, не реагируя на команды кума. Он свернулся калачиком на полу, закрыл ладонями лицо, опасаясь, что начальник начнет дубасить его ногами и так забьет до смерти. Но кум один единственный раз врезал ему мыском ботинка по шее, а в лицо не ударил. Боялся поцарапать почти новые надраенные туфли о зубы зэка.
Кум повернулся к дежурному.
– Поднять его, – скомандовал он. – Вы что, не видите, как я мучаюсь с этой скотиной. Поднять, я сказал...
Двое зэков подхватили Алехина под руки, дежурный сзади за шкирку. Кое-как поставили на ноги. И расступились в стороны. Алехин не сопротивлялся и больше не загораживал руками лицо. Он стоял, держа руки по швам, и слегка пошатывался.
Чугур приготовился ударить наотмашь ребром ладони по горлу. Уже занес руку, но неожиданно передумал, отступил на пару шагов. Физиономия у Алехина разбита, из носа сочится кровь, стекая по подбородку, она капает на рабочую куртку. Если еще раз въехать ему по роже, пожалуй, кровавые капли попадут на китель. Потом их трудно будет вывести. И вообще этот чмошник, бродячий кусок дерьма, не стоит мелкого пятнышка на мундире. Осторожно, чтобы не запачкать руки, кум стянул кожаную перчатку, протянул ее дежурному.
– На, сполосни и вытри насухо, – приказал он. – Живо.
Он одернул китель, внимательно осмотрел рукава, кажется, не запачкались, когда он кулаками махал. Это был отличный китель, сшитый в тверском спецателье по заказу. Ткань импортная – хлопок с шерстью и небольшим добавлением синтетики, очень ноская, она почти не мялась. Чугур гордился этой вещью, он знал, что китель сглаживает недостатки его фигуры: округлившийся живот и немного сутулую спину. И подчеркивает достоинства: широкие плечи и выпуклую мускулистую грудь. Шил мундир старик-еврей, который в прежние годы обслуживал только генералов, изредка полканов. Самый крутой мастер на всю область. Даже талон на пошив мундира кум выправил с большим трудом, десяток начальственных кабинетов обошел.
Пока дежурный выполнял приказание, Чугур снова принялся разглядывать потолок. В общем и целом неплохая работа, особенно если учесть, что эмаль паршивая, самая дешевая, какая только нашлась на оптовом складе. За старательность малярам можно поставить четыре, даже пять с минусом.
– Пусть завтра же Алехин выходит на общие работы, – сказал Чугур, когда запыхавшийся от бега дежурный вернулся назад с чистой перчаткой. – Так и передай бугру. Не хрена ему халяву давить в малярах.
Повернувшись на каблуках, Чугур двинулся к выходу, на ходу засовывая перчатку в карман брюк и застегивая блестящие пуговицы кителя. Маляры молча переглянулись и вздохнули с облегчением, решив про себя, что у Чугура сегодня не самое плохое настроение. Алехин сел на пол и, закрыв лицо руками, заплакал, как ребенок.
Кум торопился. Нужно было еще успеть в седьмой и восьмой бараки.
Время близилось к шести вечера. Колька, стоя на верхней ступеньке стремянки, обрабатывал белой эмалью потолок барака номер восемь.
– Слышь, – крикнул снизу Костян, – надо валик поменять.
– Пока этот сойдет, – возразил Шубин.
Костян только что подал ему очередное ведро с белой эмалью. Колька, подхватив его, поставил на верхнюю площадку стремянки. Осторожно, чтобы не набрать лишней краски, он коснулся поверхности эмали надетым на длинную палку валиком. Задрав голову кверху, принялся водить им по доскам потолка.
Паршивая краска пузырилась, никак не хотела ровно ложиться на поверхность. Чтобы получился однородный слой, одно место приходилось прокатывать по пять, а то и по шесть раз. Костян, вооружившись сухой тряпкой, протирал железные спинки шконок, если на них сверху падали белые капли. Пол барака был застелен целлофановой пленкой, а койки газетами. Костян подумал, что они с Шубиным работают не слишком быстро, зато аккуратно, если придет бугор, придраться будет не к чему.
– Эй, Кот, хватит там пятна вытирать, – кричал сверху Колька. – С этим успеется. Ты держи стремянку. Она ходуном ходит. Иначе я грохнусь, блин, и костей не соберу.
Колька, чтобы сохранять равновесие, расставил ноги на всю ширину ступеньки. Но старая стремянка скрипела и шаталась на неровном полу, будто собиралась рассыпаться на запчасти. Костян вцепился в нее руками, чтобы удержать от падения, но тут в барак вбежал дежурный и гаркнул так, что уши заложило:
– Всем построиться. Чугур идет.
Колька опустил валик вниз, поправил на площадке ведро с краской. Огородников отступил в сторону, одернул куртку и, сорвав с головы шапку, крепко сжал ее в кулаке. Вытянулся в струнку и сделал морду ящиком. Колька замешкался наверху. Он не знал, куда положить палку с валиком, чтобы не запачкать краской спинки коек. Наконец пристроил свой инструмент на площадке рядом с ведром, стянул брезентовые рукавицы.
Чугур быстро вошел в барак, бросил взгляд на потолок, на Кольку, замершего на стремянке с испуганным видом. Дежурный и Костян застыли по стойке смирно.
– Ты чего там, Шубин, замерз? – крикнул Чугур, подходя вплотную к лестнице. – Особое приглашение нужно?
Колька, балансируя, как циркач, стал спускаться вниз, следя за тем, чтобы ведро не опрокинулось. Стремянка дрожала, как живая. У Кольки нога съехала со скользкой от краски ступеньки. Чтобы удержать равновесие, парень крепче ухватился за лестницу, дернул ее на себя. Ведро краски, сорвавшись с платформы, полетело вниз, подскочило, ударившись о пол, снова упало, покатилось под койку. Колька, не удержавшись наверху, грохнулся на пол и остался сидеть в белой луже, забыв закрыть рот.
Чугур не сразу понял, что произошло: белая эмаль залила его форменный мундир, брюки и надраенные ботинки. Выражение лица кума не изменилось. Лишь в глазах вспыхнули и погасли черные огоньки ярости. Чугур молча снял фуражку, рукавом мундира вытер с лица брызги краски. И встретился взглядом с Огородниковым. Тот смотрел на него серьезно, без тени насмешки. Некоторое время они ели друг друга глазами, как боксеры перед боем. Первым отвел глаза кум. Повернулся и пошел к выходу, будто ничего не случилось.
Чугур отлично понимал: рассказ о том, как его обдало краской, как эмаль испортила шикарный китель и штаны, даже на морду попала, а он утирался, словно простой смертный, станут передавать из уст в уста. Этой историей вся зона будет жить неделю, а то и месяц. Всяк на свой лад перескажет события, свидетелем которых не был, и добавит все новые уморительные подробности. Зэки будут посмеиваться ему в спину, прилепят какую-нибудь позорную кликуху. С этими тварями только дай слабину, все, спекся.
Чугур был готов к любому повороту событий. Он знал, что самое главное в этой паскудной истории – не испорченные мундир, штаны и ботинки. Китель можно новый пошить. Главное – достойно выйти из положения, не сделаться клоуном, всеобщим посмешищем зэковского быдла. Он дошагал до административного здания, увидел растерянное и смущенное лицо дежурного офицера. Кивнул в ответ на приветствие, быстро поднялся по лестнице наверх и закрылся у себя.
Чугур вошел в ванную комнату, совмещенную с кабинетом, снял китель, рубашку и штаны. Затолкал все это никчемное барахло в пластиковый пакет. И, оставшись в голубой майке и трусах, тщательно вымыл с мылом лицо и руки. Чтобы ни пятнышка краски не осталось. Вернувшись в кабинет, достал из стенного шкафа старую рубашку и брюки, стоптанные ботинки. Надел галстук на резиночке. Присев за стол, сделал глоток коньяка из плоской фляжки и, не торопясь, выкурил сигарету. Только после этого снял телефонную трубку и, услышав голос дежурного офицера, приказал:
– Возьми прапора и живо в восьмой барак. Шубина – в наручники. И в козлодерку. Выполнять немедленно.
* * *
Было уже темно, когда Димон Ошпаренный подъехал к высотному дому на Ленинском проспекте и загнал джип БМВ в подземный гараж. Он кивнул дежурившим возле лифтов охранникам, одетым в темно-серые форменные брюки и черные рубашки с нашивками на груди. На них какая-то зверюга, то ли тигр, то ли пантера, оскалив зубастую пасть, готовилась вцепиться первому встречному-поперечному в соответствующее место.
Димон поднялся лифтом на восемнадцатый этаж, нашарил на дне кармана электронный чип от входной двери, похожий на кредитную карточку, вставил его в прорезь замка. Бронированная дверь приоткрылась, в ту же секунду загорелся свет в коридоре и холле. Включилась нижняя подсветка стен, облицованных панелями цвета гевеи. Переступив порог, Димон скинул ботинки, сунул ноги в домашние тапочки. И подумал, что идти на половину жены слишком поздно, он обещал вернуться к девяти, а сейчас четверть двенадцатого. Домработница и няня ушли, как всегда, в восемь, дети спят и Ленка, наверняка, спит.
