— Я согласна, — неожиданно легко сдалась медсестричка. — Но непременное условие, Евгений: в конце ужина ты примешь лекарство без всяких глупых отговорок.
— По рукам, сударыня! — тут же словесно подписался я под этим по-детски смешным соглашением, опасаясь, что Света может вдруг передумать, осознав всю опасность и зыбкость того пути, на который она столь легкомысленно-беспечно шагнула.
Не давая времени соблазнительной собеседнице пойти на попятный, я со спринтерской скоростью оперативно соорудил на столике у кровати нехитрый ужин, выудив из холодильника дежурный набор холодных закусок: балык, коробку фигурного шоколада, апельсины и упаковку сырных «палочек». Увенчал все это дело бутылкой марочного «Матра». Коньячные рюмки по Цыпиному недосмотру в тумбочке отсутствовали, пришлось довольствоваться парой обычных хрустальных стопок.
— Терпеть не могу, когда трапезу прерывают случайные посетители, — заявил я, защелкивая шпингалет на двери в палату. — Это весьма пагубно сказывается на процессе пищеварения. Ты, как медработник, должна прекрасно знать сей научный факт.
Светлана довольно благосклонно приняла незамысловатую уловку. По крайней мере ничего не возразила, наблюдая за моими военными хитростями чуть насмешливыми блестящими глазами из-под кокетливо полуопущенных ресниц. А может, и не насмешливыми вовсе, а просто лукавыми и отлично все понимающими.
Моя палата хоть и называлась «люкс», но кресло или диван в ней почему-то не были предусмотрены. Впрочем, в данной конкретной ситуации это упущение завхоза медучреждения играло мне на руку. Пришлось нам с очаровательной гостьей усаживаться за столик, используя в качестве дивана банальную больничную кровать, что сразу весьма заметно нас сблизило — как в фигуральном, так и в очень приятном прямом смысле.
Отечественный медперсонал, как я знал по кинопродукции, почти весь поголовно не дурак выпить и глушит чистый спирт, как какой-нибудь лимонад. Поэтому, недолго думая, плеснул в стопки коньяк чуть ли не до краев.
Светлана не обратила ни малейшего внимания на явно неженскую дозу, утверждая тем меня в мысли, что все же не всегда кинофильмы гонят наглую полную ахинею. Не обязательно все врут почем зря то бишь.
— Странные у тебя продукты питания подобраны, — заметила Света, намахнув коньячную емкость и выбирая взглядом достойный объект для закуски. — Тут и соленое и сладкое вместе сосуществует. Прямо как наша сегодняшняя жизнь.
— Бери шоколад, — посоветовал я, эгоистично сообразив, что ее милый ротик будет мне значительно приятнее после шоколада, чем после балыка или сырных палочек. — А разве современное бытие сладко-соленое? Вот никогда бы не догадался о таких мерзопакостных вкусовых качествах нашей жизни!
Впрочем, острил я совершенно напрасно — молодая собеседница даже не улыбнулась, сохранив на нежном личике напряженно-серьезное выражение, словно какой-то трудный вопрос решала.
— Ирония тут неуместна, Евгений. Разве ты не видишь, хотя бы на собственном примере, что оголтелые бандиты буквально затерроризировали город?
— Любопытно, — я невольно насторожился от такого неожиданного кульбита в разговоре. — Что ты имеешь в виду, дорогая? И при чем здесь солено-сладкое? Как-то странно прыгаешь с темы на тему, по-моему.
— И вовсе никуда я не прыгаю! — капризно опротестовала мой намек на ее женскую алогичность Светлана, очень симпатично порозовев свежими юными щечками. — Власти поманили народ сладкой конфеткой капитализма, а что на деле вышло?! Начинка-то у «конфеты» соленой оказалась! Вместо культурных рыночных отношений получились просто зверино-животные отношения. Бандиты буквально всех под себя рэкетом подмяли. Скажешь, неправда?
— Полностью с тобой солидарен, малышка, — кивнул я, с удовольствием закусывая шоколадным зайцем из коробки. — А ты-то чего вдруг по сущим пустякам переживаешь? Философски нужно мыслить. Богу — богово, кесарю — кесарево. Ты же не коммерсантка, не «новая русская», чтоб таким ядом на рэкет дышать.
— Да?! Думаешь, моя голубая мечта всю жизнь медсестрой горбатиться? Ошибаешься, Женечка! Я тоже хочу человеком стать, состоятельным и независимым. И кое-что уже сделала в данном направлении. Открыла на паях с двоюродной сестрой Людмилой прачечную «Белизна». Только-только на ноги стали становиться, а бандюги сволочные сразу тут как тут — долю от прибыли требуют. И что нам с Людмилой прикажешь делать? Закрываться, да?
— Ну, с этим спешить никогда не стоит, — обронил я, успокаивающе похлопав Свету по соблазнительно торчащим из-под короткого халата розовым коленкам. — Между прочим, я видел твою замечательную фирмочку. «Белизна» метровыми неоновыми буквами написана, верно? Тут недалече — первый этаж пятиэтажки занимает. Весьма прилично смотрится.
— Не весь этаж, — скромно уточнила медсестричка, явно польщенная. — Раньше это была обычная трехкомнатная квартира. Две комнаты мы соединили, убрав перегородки, под прачечную, а в третьей сами живем. Тесновато, конечно, но мы надеялись соседнюю квартиру через годик-другой купить. Накрылась, впрочем, надежда с появлением этих хапуг-вымогателей. Прямо хоть в петлю с отчаянья залезай!
— Ну-ну, Светлана, не говори так. Большой грех о самоубийстве думать, — настоятельно изрек я, порываясь повторить профилактическую процедуру с коленками прелестницы, но Света сообразительно прикрыла их своими ладошками, разочаровав меня слегка.
— Так вы мне поможете, Евгений? — буквально огорошила собеседница. И не этим вдруг «выканьем», а совсем неожиданной постановкой вопроса. Ребром.
— Само собой, милая, — благородно брякнул я, не имея возможности хорошенько поразмыслить под испытующе внимательным надзором чудных лучистых глазок соседки по кровати. — А сколько надо денег? Коли в допустимых пределах разумного, то я, естественно, со всей душой.
— В пределах! — не слишком тактично прервала мои излияния Светлана. — Раз можешь позволить себе за «люкс» с охраной почти тысячу баксов платить в сутки, то нам с сестренкой подсобить особой проблемы для тебя не составит. Правда ведь?
— Вполне возможно, — не очень уверенно откликнулся я, ибо такие невероятно крупные ежедневные расходы на содержание тут моей скромной персоны оказались для меня в натуре неприятным открытием. Нужно будет потом не забыть все досконально у Цыпы выяснить. Подобная расточительность просто ни в какие ворота не лезет. — А сколько все же требуется монет? И когда?
— Завтра. Тысячу долларов вымогают в качестве первого месячного взноса.
— Беспредел! — возмутился я наглой нахрапистости неизвестных бандитов. — Куда родная милиция смотрит?! Оборзели же вконец, оглоеды! Небось желторотое хулиганье какое-то из себя серьезных деловых корчит? Подростки-наркоманы?
— Нет, Женя, — вздохнула начинающая бизнесменка. — В том-то и дело, что это не шпана. На вид натуральные громилы, по рожам и повадкам — уголовники с тюремным стажем.
— И много их? — уточнил я из любви к полной ясности.
— Не знаю. К нам вчера вечером приходили два амбала в десять часов, сразу после закрытия прачечной. Сказали, что из «Пирамиды».
— Вот гады! Внагляк общеизвестную криминальную «марку» используют. Ладушки. Давай прекратим о грустном, я с бандой улажу как-нибудь. Лучше продолжим-ка наш милый интимный междусобойчик. Не возражаешь?
— Ну, уладишь иль нет — еще бабушка надвое сказала. А посулами сыта не будешь. Мне кажется, Женечка, что ты мог бы дать нам с сестрой требуемую сумму. Взаимообразно, понятно… — юная вымогательница выбрала толстенькую «рыбку» из шоколадного набора и весьма эротично откусила у нее головку. — А если завтра деньги уже не понадобятся, то, я их просто тебе верну. Обещаю.
— Обещанного три года ждут, — засветил я приличную подкованность в житейских пословицах-поговорках. — Шутка! Ладно. Для успокоения твоей душеньки сделаю так, как просишь. Благо личные вещи вместе с бумажником тут же обретаются. Неподалеку.
Подойдя к стенному плательному шкафу, распахнул тонкие дверцы и выудил из внутреннего кармана своей куртки объемный «лопатник» из эластичной лайковой кожи.
«Штуку» гринов вкупе с пачкой отечественных банкнот имею при себе практически постоянно, так как непредвиденные финансовые расходы в моей повседневной безалаберной жизни были совершенно предсказуемы и ужасно часты. Я ведь заядлый глупо-наивный филантроп на самом дне души. И сколько ни льется туда горечи разочарований и желчи трезвого рассудка — все без толку. Таким уж, по ходу, законченным болваном уродился. Вечным добряком оптимистом то бишь.
— Вот. Держи презент, Светик-семицветик. Зеленоцветик-точнее, — бодренько сказал я, подавая ей худощавую пачечку зелененьких стодолларовых купюр и с некоторым, тщательно скрываемым сожалением, наблюдая быстрое исчезновение валюты в нагрудном кармашке халата медсестрички.
