– Теперь, я полагаю, моя очередь беседовать с Харри Халворсеном? – сухо спросил он.
– Не возражаю! Надеюсь, вы не забыли, что я тоже веду следствие? – так же сдержанно ответил Кантагалли.
– Но разве мое присутствие помешало бы вашему разговору?
– Здесь Италия, синьор Нильсен! Но давайте не будем ссориться. Мой секретарь уже распорядился относительно вашего отъезда. Доктор Вардани подготовит синьора 'алворсена. Гробы доставили нам уйму хлопот, но я понимаю: родственникам хочется похоронить своих близких в Норвегии. Гробы будут отправлены с тем же самолетом. Самолет вылетает в тринадцать десять. Пересадка в Риме и в Копенгагене. В двадцать два двадцать вы будете дома.
– Быстро вы все организовали! – невольно вырвалось у Рудольфа.
По лицу Кантагалли мелькнула тень улыбки.
– Итальянцы тоже умеют работать… если это необходимо!
– Вы прекрасно знаете, что я имел в виду!
– У меня такой юмор, scusi![16] – Кантагалли поклонился. – Я уже беседовал с синьорой 'алворсен, и она мне все рассказала о Дино. Думаю, вы мне поверите, что в «Альберго континентале» нет официанта но имени Дино? И никто из их служащих не говорит по-шведски. Официанта, который вез обед синьоре 'алворсен, ударили сзади по голове, заткнули ему рот и заперли в чулане. Его нашли горничные, когда пришли делать уборку. Мы его допросили, но он ничего не помнил. Он был в тяжелом состоянии и почти не мог говорить.
– Вам не кажется странным, что напавший только ударил официанта, а не убил его?
Кантагалли пожал плечами.
– Может быть. А разве не странно, что этот так называемый Дино не убил синьору 'алворсен? Когда я беседовал с синьором 'арри 'алворсеном, мне позвонили туда из лаборатории. В остатках еды не найдено ничего подозрительного, но анализ содержимого желудка показал, что синьора 'алворсен приняла большую дозу сильного снотворного, это был миропан. Она непременно скончалась бы, если бы ее не нашли так быстро. – И Кантагалли начал излагать свои планы на этот день. – Я лично займусь этим делом, – заверил он Рудольфа.
– Спасибо, – сухо сказал Рудольф.
Он ничего не мог с собой поделать. Теперь, когда Вардани объяснил ему, что представляет собой Кантагалли, Рудольф не moi– относиться к нему по-прежнему. Он не выносил в людях тщеславия и самодовольства, особенно в работниках полиции.
– К сожалению, меня призывают дела, – сказал Кантагалли. – Но я взял на себя смелость заказать для вас такси. Ровно в двенадцать я заеду за вами в гостиницу.
Рудольф случайно взглянул на Маргит Тартани, странное выражение мелькнуло в ее глазах и тут же пропало. Что это было: злорадство, злоба, страх?
– Счастливого пути! – кивнула она ему.
Харри не мог описать людей, которые пытались его задушить, но их было двое, это точно. Он чувствовал себя бодрым и радовался предстоящему возвращению домой. И все-таки Рудольф решил не рассказывать ему о покушении на его мать, пока не станет ясно, что жизнь Харри находится вне опасности.
Верный своему обещанию, Рудольф перед уходом заглянул к фру Халворсен. В ее палате уже находились две сиделки, поглощенные чтением. Он сказал, что в час дня они вылетают домой, и она снова заверила его, что чувствует себя прекрасно. Она и выглядела прекрасно, эта удивительная женщина.
– Замечательно! – Некоторое время Рудольф молча смотрел на нее. – А почему вы мне не сказали, что Кантагалли с переводчицей беседовали с вами до моего прихода?
– Господи! – испугалась она. – Но ведь я считала, что это вы их ко мне послали! Я допустила какую-нибудь оплошность?
– Нет, нет, – успокоил ее Рудольф. – Думаю, вам следует сейчас одеться. Кантагалли лично заедет за вами и привезет вас в отель, а оттуда мы все вместе поедем на аэродром. Ваш сын летит тем же самолетом. Скоро мы опять будем дома!
Он спустился к ждавшему его такси, счетчик был включен. Доехав до отеля, Рудольф хотел расплатиться, но шофер сказал, что с ним уже расплатились.
Опять Кантагалли!
Из своего номера Рудольф заказал разговор с Карстеном. Теперь он не опасался, что их могут подслушать, – он должен был лишь сообщить, когда они прилетят, и попросить Карстена, чтобы приготовили санитарную машину, которая отвезет Харри прямо в больницу.
На этот раз он не забыл дать Карстену указание, чтобы он еще раз проверил всех друзей Харри в связи с Пером Ларсеном.
– На твоем месте я бы остался в Италии. У нас тут такое творится! – на прощание сказал ему Карстен.
Потом Рудольф набрал номер Лиллиан, она ответила после первого же звонка.
– Я решила, что случилось еще какое-нибудь несчастье! – Она была испугана и сердита. – Скоро уже одиннадцать!
– Прошу прощения, у меня было трудное утро. Кантагалли заедет за нами в двенадцать. Самолет вылетает в тринадцать десять. Успеешь упаковать вещи?
– Ты надо мной смеешься? Я их еще не распаковала!
– Прости, я не подумал об этом. – Голос его потеплел. – Карстен просил передать тебе горячий привет.
Кантагалли прибыл в «Альберго континентале» ровно в двенадцать. Он был, как всегда, в форме, на груди красовалось множество медалей. По дороге на аэродром они почти не разговаривали. Фру Халворсен радовалась возвращению домой. Лиллиан Бек эта перспектива радовала гораздо меньше.
– Уле переехал к Ронемам. – Рудольф решил заранее сообщить Лиллиан эту новость.
– Я так и думала. – Она мрачно смотрела на дорогу. – Он всегда у них спасается от домашних неприятностей. Это еще одна причина, почему я не хочу иметь с ними дела. Если бы они не облегчали ему жизнь, он бы не позволил себе так распускаться. Иногда мне кажется, что их дом он считает своим главным домом, а наш – второстепенным. Так было и при матери. А после ее отъезда в Канаду Уле почти не жил дома.
– Какая досада, я не успел показать вам наш Замок, – вдруг сказал Кантагалли.
– Как-нибудь в другой раз, – пробурчал Рудольф. – Может, мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах. – Но в этом он сомневался – для него Бриндизи теперь всегда будет ассоциироваться с покойниками и больницами. – Вы первый раз расследуете дело, связанное с Норвегией?
Кантагалли кивнул.
– Впрочем, не совсем так. Когда-то я разбирал одно дело, затрагивающее норвежские интересы. Но это было очень давно. Оно касалось одной пароходной компании, и все уладилось с помощью переписки.
– Значит, вы первый раз прибегли к помощи норвежского переводчика? – невинно спросил Рудольф. Он умышленно перевел разговор на Маргит Тартани.
– Да. Я совершенно забыл, что Мария норвежка, это один из моих людей предложил мне воспользоваться ее услугами.
– Она, по-видимому, уже совсем не чувствует себя норвежкой?
– Конечно, синьор Нильсен! Ведь у нее здесь семья – муж и дети. Вся ее жизнь прошла в Бриндизи. Сами подумайте, шестеро детей! Вернее даже, семеро – она вместе со своими детьми вырастила и воспитала племянницу, дочь покойной сестры. Вот кто настоящая северная красавица – высокая, стройная, белокурая! (О-ля-ля! – прибавил его взгляд, и Рудольф про себя усмехнулся.) Мария очень занята, она отказалась, когда я попросил ее об этой услуге. Однако положение у меня было безвыходное, и она в конце концов согласилась. Но без всякого удовольствия, поверьте мне.
– Кажется, мы приехали, – заметил Рудольф, выглянув в окно.
Машина остановилась.
Галантно склонившись, Кантагалли поцеловал руку фру Халворсен, потом – Лиллиан Бек. И долго тряс руку Рудольфу.
– Будем держать связь, – сказал он. – Надеюсь, перелет вас не утомит. Ни о чем не тревожьтесь, я обо всем распорядился. Arrividerla,[17] синьор Нильсен. Мне было очень приятно познакомиться с вами.
Arrividerla, подумал Рудольф, когда самолет поднялся на высоту десять тысяч метров. Далеко внизу под толстым слоем облаков лежал Бриндизи. Рудольф не видел города, да и не хотел его видеть. Не до свидания, а прощай навсегда, думал он.
Он вздрогнул, когда фру Халворсен проговорила у самого его уха:
– Не понимаю, как норвежка могла согласиться прожить всю жизнь на чужбине! Я даже спросила ее об этом. И знаете, она ответила, что ей никогда не хотелось вернуться в Норвегию! Ей нравится в Италии. Я поинтересовалась, не стала ли она католичкой, но оказалось, она приняла католичество еще в Норвегии. Тогда я спросила, не посещала ли она в Осло церковь святого Улава. Она так посмотрела на меня, что я даже испугалась: вдруг мой вопрос слишком нескромен. Поэтому я рассказала ей про фру Торкилдсен.
– Если не ошибаюсь, вы говорите о Маргит Тартани?
– Конечно, – удивленно ответила фру Халворсен.
– А при чем же тут фру Торкилдсен? – Теперь уже удивился Рудольф.
– Понимаете, когда фру Торкилдсен тридцать лет назад осталась вдовой, она потеряла всякую опору в жизни. Ей было за сорок. Детей у нее не было, с детьми ей было бы легче. Они с Торкилдсеном жили, душа в душу. Когда он скоропостижно скончался, ей показалось, что жизнь кончена. Она совсем растерялась. Мой муж был еще жив. Это был прекрасный, чуткий человек. Он понял, как ей тяжело, и не возражал, чтобы я уделяла ей внимание. Больше года каждое воскресенье мы ходили с ней в католическую церковь. Наверно, она собиралась перейти в католичество. Потом мой муж умер. И я уже не могла ходить с нею в церковь, потому что не хотела оставлять Харри одного. Но к тому времени она как будто потеряла интерес к католицизму. Все это я и рассказала Маргит Тартани, чтобы она поняла, почему я спросила, не посещала ли она в Осло церковь святого Улава. Возможно, мы не раз видели друг друга, даже не подозревая об этом! За тридцать лет люди сильно меняются, сказала я, но все-таки двадцатилетние меняются больше, чем сорокалетние. Может, она помнит меня? Но она ответила, что никогда не думает о прошлом. Она забыла Норвегию и все, что с ней связано. И перевела разговор на другую тему.
