Ехать Антону предстояло километров девяносто, и не очень хорошими дорогами. Опустив боковое стекло, он гнал машину, наслаждаясь пустынной дорогой и лесным воздухом. Размышления о своих не очень удачно пока складывающихся делах то и дело сбивались на мысли, что здесь, вдали от большого промышленного города, жить намного приятнее. Девственная уральская природа успокаивала, ласкала душу. Если думать о семье, о карьере, о детях, которые у него когда-нибудь будут, то сразу начинаются сомнения. Например, мысли о том, как дать детям достойное образование. В высшее учебное заведение можно, конечно, отпустить и в Екатеринбург, и в Москву, но до этого они должны закончить среднюю школу.
Неоднозначная ситуация с Единым государственным экзаменом в школах заставляла думать о таких вещах всерьез. Ведь сразу вскрылось то, что сельские школы не дают глубоких знаний. А уж о профильном лицее или гимназии вообще говорить не приходится. Так и остался в нашей стране перекос в этом вопросе. Как была деревня, так и осталась до сих пор, несмотря на то что шел двадцать первый век.
Антон решительно отогнал мысли о детях, потому что они спровоцировали воспоминания о его отношениях с Ксенией и вообще о нормальной жизни. А какая она, эта «нормальная» жизнь? Ну, найдет он того мерзавца, а что делать потом? Эта мысль, которая ни разу еще не посещала голову Антона, вдруг вспыхнула ярким огнем. А потом что? Для чего и как жить? Остаться в полиции, так у него об этой организации не самые лестные впечатления. Уйти? Куда? Работать где-нибудь юристом? Тоже как-то не очень воодушевляющая перспектива.
Поворот на Макушево был обозначен проржавевшей металлической табличкой. И сразу кончился хоть и плохонький, но асфальт. Грунтовая, хорошо укатанная дорога завиляла среди высоких деревьев и скалистых сопок. Еще минут тридцать, и Антон выехал на опушку леса. Впереди на пригорке он увидел разбросанные дома, с покосившимися тынами на задах. Потом дорога вывела его к низинке и озеру. Здесь было уже что-то наподобие улиц, и дома посолиднее, даже несколько двухэтажных рубленых, явно начала прошлого века.
Главная улица вывела на пустырь, который можно было расценить как местную площадь. С одной стороны – два кирпичных двухэтажных дома, на одном из которых красовался трехцветный государственный флаг, с другой – несколько больших деревянных, с какими-то вывесками между окнами. Выяснить, где найти участкового, удалось сразу. До обеда он всегда, сказали местные жители, был у себя в «пикете», как тут называли по старинке участковый пункт.
Антон не стал торопить события и отправился искать главу местного самоуправления. Им оказался невысокий мужик в мятых штанах, заправленных в кирзовые сапоги, и в рубашке навыпуск. На голове у него красовалась классическая деревенская кепка. Лицо у мужика было узкое, смуглое, а глаза смотрели с прищуром. Сразу возникала мысль о том, что глава – любитель выпить, большая зануда и себе на уме. Звали его, как Антону сообщили в Каменске, Иваном Захаровичем, и был он, по сведениям из того же источника, бывшим военным.
Когда Антон подошел, глава разговаривал с трактористом, которого тот остановил посреди улицы. Выждав, когда разговор закончится, Антон представился и предъявил свое удостоверение.
– Из РУВД? – прищурился Иван Захарович. – Ну, раз приехали, то пойдемте. Планы-то, они, конечно, есть, составляем всегда, как положено. Как мероприятие проводим с массовым участием населения, так все делаем, как положено. А еще бы вам участкового нашего Галкина спросить. Он вроде как за общественный порядок и правонарушения отвечает.
– А вот мы его из вашего кабинета и вызовем, – пообещал Антон.
Кабинет главы был похож на опустевший по причине ухода всех на фронт, как писали в годы войны. Пустой деревянный стол, несколько разномастных стульев и шкаф со стеклянными дверками, в котором виднелись какие-то папки, рулоны бумаги, стопки газет. Был здесь и телефон.
Пока Иван Захарович рылся в своих папках, сдвинув на затылок кепку, Антон стал набирать трехзначный номер местного коммутатора. Участковый оказался на месте и обладал хриплым голосом, опять же наводившим на мысль о пристрастии к алкоголю. Антон еще раз представился и изложил причины своего приезда.
Минут через пятнадцать в кабинет ввалился старший лейтенант лет сорока, с красным лицом и хитрыми глазами. Из черной кожаной папки он извлек кипу каких-то бумаг и, никого не слушая, стал пространно объяснять, как у них тут поставлено дело с массовыми мероприятиями.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что дело поставлено из рук вон плохо. Более того, ни глава, ни участковый Галкин никаких бумаг, связанных с подготовкой массового мероприятия в апреле этого года, не имели. Собственно, Антон и не стал говорить, что его интересует именно апрельский инцидент. Обычная проверка из районного управления, и не больше. Разговор местных начальников довольно быстро свернул в русло приема Антона в селе «по-человечески», то есть приглашение в баньку, посидеть после баньки, на охоту сходить и тому подобное. Например, в виде окорочка в багажник машины.
Антон не стал спешить с вызовом Галкина в Управление, сослался на необходимость оформления письменных объяснений от главы отдельно и от участкового отдельно. Попросил подготовить бумаги часам к трем дня. После этого пришлось пространно и не очень убедительно отвязываться от сопровождения. Наконец, он остался один и неторопливо пошел по улице. Через полчаса он стоял уже возле фельдшерского пункта, который ему показали местные.
Немолодая дородная женщина-фельдшер оказалась очень улыбчивой и приятной на вид. Представилась она Галиной Владимировной и охотно принялась отвечать на вопросы. После первых же фраз Антон понял, что улыбчивость и приветливость фельдшера не более чем любезность к гостю из района. По натуре она была бабой бойкой, которая за словом в карман не полезет, не смолчит и на своем настоит.
Именно из уст Галины Владимировны о пострадавших в районной больнице и узнали, когда она заказывала необходимые препараты для амбулаторного лечения.
– Да, Пашутин получил сотрясение мозга, – рассказывала она. – Я для него магнезию заказывала. Пришлось спорить и с больницей, и с Пашутиным. Никак он не хотел ехать на рентген, даже расписку написал. Ну, признаков никаких я у него не нашла и рискнула оставить здесь. Внутривенно ему проколола, вроде обошлось. Да и башка у него битая-перебитая. Но крепкая!
– Местный буян? – на всякий случай спросил Антон.
– Такой он у нас! То работает, то не работает. То пьет, то пропадает куда-то. Чумурудный, одно слово! А второй, этот степенный, положительный – Кузьмин. Он у нас фермером оформился еще лет пять назад. Все крутится, крутится, все выдумывает что-то. Он и в район к вам постоянно ездит, там пытается то ли торговлю открыть, то ли ли еще чего. Он ведь в Каменске долго жил, хотя родом и от нас. А потом, как у него бабка Федосия умерла, приехал, дом в наследство получил и остался. Уж чего там они не поделили я не поняла, только вроде его Пашутин ножом пырнул. Вы с Галкиным поговорите, с участковым нашим. Они их вроде помирили с Захарычем вместе. Чтобы, значит, сор из избы не выносить. А что же я сижу, я вас сейчас молочком домашним напою! У меня корова на весь поселок славится.
Антон с удовольствием пил холодное молоко из погреба и слушал болтовню Галины Владимировны. Говорила она много, по любому поводу имела свое мнение, каждому давала свою характеристику. Антон понял, что у фермера Кузьмина отношения с Иваном Захаровичем не складывались, что сельские кто уважал его, а кто завидовал. Чего они не поделили с Пашутиным, непонятно. Скорее всего, зависть. Участковый пьет, толку от него никакого, а местный глава самоуправления самоуправствует и своего не упустит.
Найти Пашутина оказалось легко. Дом его показали, только предупредили, что он второй день пьет и недавно подался в магазин. Антон не отправился в сторону магазина, решив лишний раз по селу не мелькать, присел на бревно и стал ждать. Не прошло и получаса, как в переулке показалась растрепанная личность в резиновых глубоких калошах на босу ногу и драной фуфайке на голое тело. Судя по состоянию, беседовать с ним сегодня было бесполезно. Но Антону показалось странным, что человек в состоянии запоя несет из магазина не совсем тот набор, за каким запойные туда идут. Четыре бутылки водки Антон разглядел точно и две буханки хлеба тоже. А еще в пакете торчали бока консервных банок и хвостик колбасы. Чтобы мужик во время запоя хорошо и много ел, такого Антон в жизни не слышал. Он прикинул, на какую сумму потянули покупки, выходило, что на приличную. Премию человек получил и ее пропивает?
Дом Кузьмина Антон узнал по новому забору, как ему и объясняли. Подойдя к калитке, сразу услышал мужской голос, который кому-то что-то громко доказывал, судя по всему, по мобильному телефону. Он решил не входить, а подслушать разговор, вдруг услышанное прольет свет на бизнес Кузьмина. Но предприниматель уже прощался с кем-то, и Антон толкнул калитку:
