Я вернулась домой ужасно расстроенная, Аська тоже притихла и смотрела на меня испуганными глазами. Вскоре вернулась шумная компания соседей. Я отвлеклась на детей и приготовление ужина, а потом меня позвали к телефону.
— Как вы себя чувствуете после сегодняшнего? — поинтересовался тот самый механический голос.
Я молчала, глубоко потрясенная. Напрасно я расслабилась, ничего не кончилось.
— Надеюсь, вы поняли, что так просто я не сдамся, что я по‑прежнему требую, чтобы вы отдали не принадлежащую вам вещь.
— Но, насколько я поняла, вам эта вещь тоже не принадлежит, разумеется, если вы не работаете в паре с Валентиной, но я не думаю, что это так.
— Почему же?
— Потому что с Валентиной мы выяснили все вопросы и отказались от взаимных претензий.
— Вот как? В таком случае я вынужден применить более жесткие меры. У вас прелестная дочка, и я с грустью должен заметить, что она абсолютно беззащитна, сегодня вы в этом смогли убедиться.
Я давно поняла, к чему он клонит, так что не очень испугалась. Внутри я даже почувствовала слабое облегчение — значит, я не сошла с ума, и вся сегодняшняя история была тщательно организована.
— Должна вам сказать, в вас погиб режиссер.
— Да, это мое хобби.
— Послушайте, неужели вы думаете, что, если бы у меня была эта штука, я бы не отдала ее вам немедленно, а стала бы рисковать дочерью?
Да, некоторые женщины уязвимы детьми, но не все.
— Вы просто не знаете женщин! — вырвалось у меня.
— Я знаю все! Достаточно разговоров! — рассердился голос. — Даю вам срок до завтрашнего вечера, иначе пеняйте на себя! — В трубке раздались гудки.
— Татьяна, да на тебе лица нет! Что это за интересный разговорчик? — Оказывается, Сергей давно стоял в коридоре и по моим репликам понял, что дело мое плохо.
— Они грозят убить Аську! — вымолвила я побелевшими губами.
— Отдай им все!
— Я не могу, у меня этого нет.
— Понятно, тебя подставили. Какой срок?
— До завтрашнего вечера.
— Иди, собирай дочку. Много вещей не надо, только самое необходимое. — Он уже набирал номер телефона.
Я потащилась в комнату, повозилась там немного, а потом из коридора послышались Галкины вопли:
— Куда это я потащусь на ночь глядя? Ты что, рехнулся, что случилось?
Сергей тихо сказал ей несколько слов. Потом добавил жестко:
— Собирайся живо!
Она замолчала на полуслове и бросилась в комнату. Мне вдруг до боли, до колотья в сердце захотелось, чтобы у меня тоже был такой человек, который взял бы на себя все мои проблемы, которому я доверяла бы настолько, что подчинялась ему слепо и безоговорочно. Но у меня такого человека нет. И удивительное дело, опасность грозит моей дочери, а про ее отца я вспоминаю в последнюю очередь. Я представила, как звоню сейчас туда, свекрови, в их предсвадебную лихорадку, и начинаю плачущим голосом объяснять мужу про Аську. Разумеется, они решат, что я все сочиняю от ревности. Да в лучшем случае он просто вежливо попросит оставить его в покое, а в худшем — назовет ревнивой дурой и истеричкой.
Пока я так раздумывала, Галка появилась уже с двумя дорожными сумками.
— Продукты возьми! — крикнул Сергей.
Я помчалась на кухню и стала кидать в полиэтиленовые пакеты все, что было в холодильниках, моем и Галкином. Хорошо, что вчера накупила продуктов! Аська любит пить чай с сахаром вприкуску. Я нашла в столе у Ксении Павловны пачку рафинада — потом отдам.
Они все уже стояли в коридоре, Сергей со Стасиком на руках, Галка с вещами и девочки, взявшись за руки. Еле сдерживая слезы, чтобы не испугать ребенка, я обняла Аську и крепко прижала к себе.
— Слушайся тетю Галю!
С улицы раздался гудок автомобиля.
— То лик приехал, — сказал Сергей и передал Стасика Галке. — Спускайтесь, я сейчас.
— Куда ты их, Сережа?
— А это тебе и знать не надо! — отрезал он, потом добавил помягче: — Там ведь не только твоя дочка, но и мои все. Я рисковать не могу. Ладно, Татьяна. Руки у тебя теперь развязаны, решай свои проблемы. Я там поживу денька два, присмотрюсь, а как вернусь, будем думать, что делать.
— Почему ты мне помогаешь, Сережа? Ведь ты даже не знаешь, может, я преступница?
— Какая разница? — удивился он. — Ты своя, родная, мы с тобой в одной квартире живем.
— Но как же закон?
— Закон? — Он усмехнулся. — Ты, Танька, идеалистка. Какой тут к черту закон, когда нас вон с места сорвали, квартиру отняли, и в чем есть мы с ребенком сюда бежали. За это я, что ли, в Афгане воевал? — Он помолчал, потом добавил: — К тому же не люблю, когда в такие дела детей вмешивают, это уж последнее дело.
— Ты, Сережа, сам идеалист!
Я обняла его на прощание и почему‑то перекрестила:
— Береги их!
Он ушел, а я выглянула в окно. Во дворе стояли две машины — Сергея и Толика, но Сергей не сам сел за руль, а посадил еще одного парня — Лешу. Дети с Галкой погрузились, и машины тронулись. После их отъезда я наскоро подобрала разбросанные по всей квартире вещи, закрылась на все замки, отключила телефон и легла спать.
Кирилл звонил и звонил, трубку никто не брал. Куда она подевалась, ведь уже одиннадцать часов. К тому же в коммунальной квартире хоть кто‑то должен был подойти к телефону. Ему обязательно надо было удостовериться, что с ней все в порядке. С помощью компетентных знакомых он смог проявить микропленку, найденную в брошке‑паучке, и осторожно просмотреть ее. Насколько он мог понять, речь там шла о каком‑то лекарственном препарате. Там было много химических формул, потом шел пояснительный текст на английском языке. И еще много страниц под заголовком «Приложение». Английским Кирилл владел, как всякий нормальный человек, имеющий высшее техническое образование, — то есть средне‑плохо. Да еще трудно было читать на микропленке. Но все же он понял достаточно, чтобы задать вопрос: откуда эта штука взялась у Валентины? Конечно, если Татьяна не врет. И тут он вспомнил, что Таня говорила про какие‑то таблетки, которые Валентина заставила ее выпить. Тут явно просматривалась связь.
Он послушал еще гудки и отступился. Завтра у него с утра работа, потом надо пообщаться с Женькой, осторожненько расспросить его про Валентину, а вечером после работы он подкараулит Татьяну.
Я проснулась от звонка будильника. Было так странно находиться в тишине, не слыша детских голосов и Галкиных окриков. Я долго стояла под душем, пока не пришла в себя настолько, что можно было собираться на работу. Так или иначе, с работы меня еще никто не увольнял, жизнь идет своим чередом.
С утра мне влетело от Миши за пятницу, потом накатила вся эта суета. В общем, я отвлеклась. Когда я шла из банка, то снова встретила своего старого знакомого — Братца Кролика. Он поравнялся со мной и пошел рядом.
— Что скажете? — спросила я. — Опять к Шаману в гости звать будете? Видела я его в деле, не очень он мне понравился, крови от него чересчур.
— Болтаешь много, — вздохнул он.
Это верно, тут он был прав, я болтала лишнее, но мне уже было море по колено.
— В общем, так, — начал Братец Кролик. — Шаман велел передать, что он не в претензии. С «савёловскими» он управился, они больше ни тебя и никого‑либо еще беспокоить не будут. С тобой у него заморочек нет, если, конечно, выступать не будешь, так что — полный расчет.
Мы разошлись, как в море корабли! — прокомментировала я его речь. — Передайте Шаману, что я тоже не в претензии. И хоть методы его я не одобряю, но он мне на шоссе очень помог. А что там я видела, то ничего не помню, все сразу же забыла.
— Это правильно, — похвалил Братец Кролик.
Мы распрощались как добрые знакомые. Если бы моя бедная бабушка знала, с кем я дружу, то она перевернулась бы в гробу, но, кажется, это я уже говорила.
Кирилл постучался к Марии Михайловне:
— Можно к вам?
— Заходи, Кирюша, заходи, милый, подожди Женю у меня, чая хочешь?
— Да нет, спасибо, я к Жене, думал, пойдем с Цезарем погуляем, поговорим.
— А у меня к тебе тоже дело есть, — прищурилась старушка.
— Слушаю вас, Мария Михайловна.
— Кирюша, если не секрет, где ты сейчас работаешь? Прости уж меня за нескромность, но ты приходишь часто в дневные часы, когда большинство людей твоего возраста на работе.
Вы же знаете, Мария Михайловна, что раньше мне было удобно иметь свободный график работы из‑за мамы… А теперь трудно найти приличную денежную работу, обещал Женя посодействовать, да только там тянут что‑то. Сейчас я работаю в небольшой бригаде, которая устанавливает охранные сигнализации в разных коммерческих фирмах, магазинах, офисах, изредка даже в банках, — за это платят неплохо, но хорошие заказы нечасты.
— Как интересно! Карамазов мне рассказывал, что в Эрмитаже сигнализация подведена к каждой картине. Там сзади такой провод, и если кто‑то попробует унести эту картину, то на пульте у дежурного загорится лампочка и раздастся звонок. Так вы в банках устанавливаете такие же провода?
