– А почему вы так запросто мне все это рассказываете? – удивился Лисовский. – Это же, наверное, служебная тайна?
– А потому, что у вас нет иного выхода, кроме сотрудничества с нами. Я обещаю вам, что вы получите пару лет условно, как лицо раскаявшееся и активно сотрудничавшее со следствием. Вы всего лишь вылетите с работы, но при ваших связях легко устроитесь в коммерческих структурах. Разница есть? Или сотрудничать с нами, или все, что я перечислил. Восемь-двенадцать лет колонии с конфискацией имущества вас впечатляет? Выйдете вы оттуда нищим, когда вас уже и помнить никто не будет. А может, и в колонии удавят втихаря. От греха подальше или из чувства мести. Будем говорить, Лисовский?
– Наверное… да… – прошептал Павел Борисович. – Надо говорить.
Он стал ходить по комнате и тереть щеки ладонями. Кажется, до этого человека дошло больше, чем казалось со стороны. А может, он знал еще и такое, о чем полицейские просто не имели представления. Может, он имел больше оснований бояться за свою жизнь, чем предположили его ночные гости.
Говорил и отвечал на вопросы Лисовский часа три. Схема рисовалась за схемой, фамилия следовала за фамилией.
– Скажите, – наконец спросил Быков, – а кому была выгодна смерть бизнесмена Хрулева?
– Выгодна! – хмуро усмехнулся Лисовский. – Не просто выгодна, а опасен он стал. Решил на себя все замкнуть, силу за собой почувствовал, а вот ошибся. Тут не выгода, тут борьба. Только Хрулев не знал, с кем он на самом деле борется, не знал, кто стоит за противоборствующей силой. А оказалось, что старый дружок – Сережа Боруцкий. Он и сеть его подмял под себя, и фирмы-однодневки, для обналички открытые, теперь он контролирует.
– А почему, интересно, у него все получилось? – спросил Антон. – Как ему удалось свалить Хрулева?
– Не знаю, не вхож я в эти круги, – покачал головой Лисовский. – Я просто знаю, что про него говорят те, кто… в общем, те, с кем я имел дела. Теперь, получается, он и до меня добрался. Значит, если не получится, то меня за борт, а на мое место есть человечек у Боруцкого. Почему у него получается, говорите? Прихват у него серьезный где-то в органах, серьезный прихват. Что же мне теперь делать-то?
– Вам – ничего особенного, – улыбнулся Быков улыбкой, от которой у Лисовского мурашки по спине побежали. – Сделаете все, как Боруцкий велел. Как вот Антон вам передал, так и сделайте. А он доложит, что шантаж прошел успешно, что вы запуганы и готовы сотрудничать. Мы же будем делать свое дело. И не трусьте! Мы умеем работать быстро, не успеете даже толком испугаться, как все окажутся за решеткой. Только одно правило, Павел Борисович – для вас пока нет иной полиции, кроме нас троих. Вы сейчас никому верить не должны. Категорически. Мне, как говорил Леонид Броневой в фильме «Семнадцать мгновений весны», верить можно.
В комнате для допросов Мальцев увидел все ту же неприятную рожу Сергея Анциферова, юриста из министерства. Все те же костистые уши, тот же неровный череп и реденькие светлые волосы. И те же рыбьи глаза.
– Садись, Мальцев, – деловито начал юрист, постукивая по столу авторучкой, – новости у меня для тебя только хорошие, поэтому выше нос.
Мальцев машинально попытался подвинуть тяжелый табурет, но тот оказался привинченным к полу. Анциферов, как Владимиру показалось, этому факту почему-то усмехнулся. Это было неприятно, потому что неуместно. Какие усмешки, какая бравада, когда решается судьба человека. Он работал, выполнял приказы, поступающие сверху, а теперь сидит тут, а ему усмехаются. Да его отсюда должны были в два счета вытащить, как родного сына. Он же… Внутри у Мальцева все опять сжалось от злости, да так, что скулы свело.
– Слышь, Серега, – обхватив себя руками за плечи, чтобы не показывать, как его трясет, проговорил Мальцев. – Что там происходит, а? Я тут сидеть не должен, меня вообще не должны допрашивать.
– Ну, извини, – покачал головой Анциферов, – ты в такое дело вляпался, что так просто не разрулишь.
– Я! – заорал Мальцев, но быстро опомнился и повторил уже тихо: – Я вляпался? Да не я вляпался, а все мы вляпались. Это что, моя прихоть была, я для себя старался? Да на хрен мне все это нужно. Мне же конфискация светит, а у меня дома только честным трудом все нажитое. Ты понимаешь, что я в жизни ни одной копейки чужого не взял!
– Не горячись, – попытался тепло улыбнуться юрист, но его улыбка только еще больше взбесила Мальцева.
– Я буду горячиться! Ты вот сам посиди среди уголовников, а потом советуй. Я буду горячиться, буду психовать! Я еще не то буду делать! Показания буду чистосердечные давать, чтобы срок себе скостить. Или меня отсюда вытащат, и дело закроют, или пусть пеняют на себя. Мне что Воропаев говорил… – Юрист в ужасе стал показывать знаками, что не нужно называть вслух фамилий. – Он говорил, чтобы я не волновался, потому что за мной не шушера какая, а областное правительство. Он говорил, что опасности никакой нет!
– Не сходи с ума, Володя, – зло прищурился Анциферов. – Тебе сказано, что не пострадаешь, значит, не пострадаешь. Если ты никого не подведешь, то и тебя не бросят. Есть вещи, которые так сразу не делаются и быстро не делаются. Ты думаешь, что можешь таких людей шантажировать? Забудь! Твое дело принять все так, как им там видней. Даже если и придется тебе пройти через суд, если и осудят! Да, да! – постучал пальцем по столу юрист, увидев, как вытаращился Мальцев на его слова. – Если осудят. Может, им так надо, может, это наименьшее из зол. Ты что думал, в правительстве так просто работать? Знал, куда полез! И все равно ничего страшного, я тебе говорю! Получишь по минимуму, если до этого дойдет, в городе останешься, в библиотеке какой-нибудь или кастеляном. И от конфискации настоящей уйдешь. И то, что после освобождения на тебя запрет наложат занимать должности государственной службы, тоже не страшно. Все равно ты свой, все равно тебя никто не оставит. И деньгами отблагодарят, и с работой помогут, которая хорошо оплачивается. Нуждаться не будешь. Это система, Володя, и в ней надо работать, в ней надо терпеть, в ней надо жить и играть по правилам этой системы, по правилам тех людей, которые ею управляют. Понял?
– Так значит, да? – недобро посмотрел в глаза юристу Мальцев.
– Я же говорю, что и такое возможно, но не обязательно. В любом случае, тебя никто не оставит в беде. Главное, чтобы и ты вел себя так, как хотят те, кто сверху.
– Знаешь, как у тебя сейчас получилось? – зло сощурился Мальцев. – Ты сказал о них, как о тех, кто нас трахает! «Кто сверху»! Я не шлюха, Анциферов, я не хочу крутить задом, как этого хотят те…
Мальцев закрыл лицо руками, чтобы справиться со спазмами. Его крутило и крючило, как от удара электрическим током. Неприятно было сознавать, что ты полностью теряешь контроль над собой.
Работа в голову Пашке Матвееву не шла абсолютно. По прошествии времени он стал относиться к отказу Мальцева взять его к себе несколько иначе. Вообще-то, как теперь казалось Пашке, как такового отказа ведь и не было. Это его хандра виновата, нервы это все. Просто Мальцев посоветовал ему не соваться в эту среду, не связываться с этой службой. Вот и весь разговор, а потом он уехал, потому что ему было некогда.
В рамках этой концепции Пашка мог надеяться на новую встречу и возобновление разговора. Теперь уже, если разобраться, и повод был прийти к офису «Дирекции», подождать Володьку. Можно, как он и просил, просто позвонить ему, напроситься на встречу. Да, да! Просто сказать, что подумал, и все равно хочу у тебя работать. Мол, не напугал ты меня сложностями.
После такой формулировки настроение улучшилось, но не надолго. Узнать телефон генерального директора «Дирекции спортсооружений» было не очень сложно, сложно было застать Володьку на месте. Пашка позвонил один раз, второй, третий. Неприветливая секретарша, а в последний раз и мужской голос ответил, что Мальцева нет на месте и когда он будет – неизвестно.
Разумеется, первая же мысль, которая пришла бы в голову пессимисту, была о том, что Володька сам запретил Пашку с ним соединять. Но Пашка Матвеев пессимистом отродясь не был. Был он оптимистом, а это делает людей иногда очень даже навязчивыми. И с присущим ему оптимизмом Пашка решил заняться розыском Катюхи – жены Володьки. Не может выйти на него непосредственно, так выйдет через жену. В крайнем случае попросит передать. Уж она-то не будет от него прятаться. Передаст от мужа отказ, значит – отказ.
Вопрос теперь был за малым – вспомнить, как называлась фирма, в которой работает Катюха. Что-то связанное с ландшафтным дизайном… Или она фирму свою не называла? На досуге Пашка влез в Интернет и просмотрел названия фирм нужного профиля в Екатеринбурге. Оказалось, что таких специализированных организаций больше двух десятков. И в какой она работает? Обзванивать все?
Он представил, как набирает номер и спрашивает, а не работает ли у вас Екатерина Мальцева? А его в ответ спрашивают, в каком подразделении она работает, или еще хуже, он слышит в трубке, что это она и есть, и получится, что он ее специально искал. Получится, что дела у него плохи, что бегает по городу, перебирает все фирмы, ищет знакомых, чтобы устроиться. А так не хочется выглядеть олухом в глазах старых знакомых!
