Очень медленно Кейд вошел в гостиную. Застекленная дверь в патио тоже была открыта.
Кейд опустил сумку на пол и стоял, вслушиваясь в тишину. Предчувствие катастрофы овладело им, ему пришлось силой заставить себя подняться наверх. Он в нерешительности остановился у двери в спальню – сердце бешено колотилось, – потом толкнул дверь и вошел.
Крил лежал на кровати. На нем были только розовые пижамные брюки в белую полоску. В правой руке он сжимал револьвер 22-го калибра. Запекшаяся кровь на его лице и маленькая черная дырочка у виска яснее ясного сказала Кейду, что Крил умер.
От Хуаны же в комнате остался лишь безошибочно узнаваемый запах ее духов.
* * *
Кейд вернулся в Нью-Йорк поздним вечером в тот же день; В квартире его нетерпеливо дожидался встревоженный Бердик. Один только взгляд на раскрасневшееся, потное лицо Кейда сказал Бердику, что Кейд пьян.
– Ну вот! – сказал Кейд и швырнул дорожную сумку на диванчик. – Быстро и паскудно.
– Что случилось? – спросил Бердик, тщательно скрывая свой страх.
Кейд уселся. Он закурил сигарету, и Бердик увидел, что его руки трясутся.
– Она исчезла. Забрала все свои вещи и автомобиль. Думаю, это я виноват: я слишком круто с ней обошелся. Ей не хотелось расставаться с машиной – это, наверное, было решающим фактором. Если бы я не настаивал на ее продаже, она, может быть, была бы уже в Нью-Йорке. Машина очень много для нее значила, а я эту машину просто видеть не мог, зная, что это подарок одного из любовников. Как бы там ни было, Хуана ушла. – Кейд, нахмурившись, созерцал собственные руки.
– А кроме машины, я, наверное, напугал ее разговорами о деньгах. Деньги тоже для нее очень много значат.
– Ты, вроде, говорил, что Крил за ней присматривает.
Кейд рассмеялся. Этот звук заставил Бердика вздрогнуть.
– Это точно, предполагалось, что он будет за ней присматривать. Чертовски забавно, а? Я ведь действительно верил, что могу доверять Крилу. Вся беда, что я лопух... дурак от рождения. Крил спал с Хуаной. Смешно, правда?
Бердик с шумом выдохнул воздух.
– Ты уверен в этом, Вэл? Это же черт знает что! Крил всегда казался мне порядочным человеком.
– Я уверен. Я нашел его в нашей постели. Этот идиот застрелился! Ублюдок!
Кейд прикрыл глаза ладонью.
– Вот что он сделал! Сначала он ее трахнул, а потом, видать, испугался – как же он мне в глаза посмотрит?
– Господи боже мой! – потрясенный, Бердик вскочил на ноги, механически подошел к окну, раздвинул шторы и уставился в ночное небо.
– Крил обещал посадить Хуану в самолет, – ломающимся голосом продолжал Кейд. – Он говорил, что я могу доверять ему. Клянусь, я еще не успел улететь в Мехико, а они уже залезли в мою постель. Ладно, надеюсь, он сейчас уже жарится в аду!
– О, заткнись, ради бога! – яростно заорал Бердик. Он повернулся к Кейду. – Ты пьян! Это твоя вина, и ты сам это знаешь, черти бы тебя забрали! Оставить Крила наедине с такой женщиной! Сколько раз она выставляла тебя полнейшим идиотом! И с чего ты взял, что Адольфо сильнее в этом смысле и что он, в конце концов, не такой же мужик, как мы с тобой? С чего ты взял, что он святой?
Кейд уставился на Бердика.
– Так ты думаешь, раз он застрелился, то мы квиты?! Ну, а я так не считаю. Он говорил, что он мой друг. И после этого так со мной поступил! Друг! Жирный бурдюк!
– Меня от тебя тошнит, – спокойно сказал Бердик; он искренне любил Адольфо, и происшедшая в Мексике трагедия начисто лишила его сдержанности и осторожности. – Ты погубил себя из-за этой бабы... и, боже мой, из-за кого? Из-за грязной, омерзительной шлюхи. Ты снова запил. Слизняк ты, и больше ничего. Слабак. Самое время, чтобы тебе кто-нибудь открыл глаза на самого себя, ну, так я это и сделаю. Что ж, у тебя есть талант. Ты умеешь фотографировать, но это не означает, что ты и во всем остальном велик. Наоборот – ты просто-напросто бесхребетный алкаш и бабник. Слизняк. У Адольфо, по крайней мере, нашлось мужество застрелиться. Да, он попался ей на крючок. Так и я бы попался. Он понимал, что ничего не может сделать или сказать, чтобы ты понял. Это твоя вина – ты его оставил один на один с этой бабой, и он нашел единственный выход. Может, и согрешил, да расплатился честно – своей жизнью.
Кейд поднялся на ноги.
– Я намерен сказать Мейтисону, что больше с тобой не работаю. Раз ты так обо мне думаешь...
– Думаешь? Я ничего о тебе не думаю! Ты просто ничтожество. Сейчас я уйду, – голос Бердика ломался от ярости. – А когда вернусь, надеюсь, тебя здесь уже не будет. У тебя запой, и я ничего не могу поделать, чтобы остановить его. В таком виде ты мне и на фиг не нужен – ни как квартирант, ни как напарник по работе, поскольку работать с тобой будет так же удобно, как в мешке танцевать. Так что собирай вещички и мотай. Можешь спиваться, можешь застрелиться, если так тебе заблагорассудится. У тебя был шанс вернуться к нормальной жизни. Вики бы вышла за тебя замуж, но нет, тебе дороже твоя вонючая шлюха. Ну так расплачивайся! К черту вас обоих: и ее, и тебя!
И он, хлопнув дверью, выскочил из квартиры.
Следующие три дня о Кейде не было ни слуху ни духу. Мейтисон, которого предупредил Бердик, терпеливо ждал. Он обдумал ситуацию, смирился с ней и услал Бердика в Лондон делать серию статей об общенациональных выборах.
Он только пожал плечами, когда Бердик с горечью сказал:
– Что ж, ты был прав: Кейд алкаш и, возможно, всегда им был. Я не знаю, что ты с ним намереваешься делать, но я не собираюсь портить себе репутацию, работая с этим типом.
– Все в порядке, Эд. Я поговорю с ним, если он покажется. Он все еще великий мастер. И я сознаю, что вы с ним добились того, что тиражи «Сан» возросли на 27 процентов. А это – большое дело. Так что успокойся и отправляйся в Лондон.
На четвертый день Кейд объявился в кабинете Мейтисона. Он был под газом, но держался неплохо. Сказал, что готов приступить к работе. Мейтисон отреагировал:
– У меня возникли новые идеи насчет приложения, Вэл. Как ты насчет того, чтобы поработать простым репортером – текучка, происшествия и так далее?
– Мне плевать, чем заниматься. Почему бы и нет? У нас контракт. Ты мне платишь... я работаю.
После трех кошмарных недель, когда Кейд заваливал одно задание за другим, ему поручили лететь в Истонвилл.
Кейд медленно проковылял по ступенькам Истонвиллского государственного госпиталя к запыленному «шевроле», на который небрежно опирался Рон Митчелл.
Если не считать фингала под левым глазом, полоски лейкопластыря на челюсти и общей бледности, других следов избиения, которому подвергли Кейда три шерифа после его побега из отеля, в облике Кейда не наблюдалось.
Тело страшно болело, идти было трудно, но Кейда поддерживало ощущение триумфа, которое он, конечно, тщательно скрывал.
– Привет, Кейд, – сказал Митчелл. – Залезай. Держу пари, ты не хочешь опоздать на самолет. Держу пари, ты уже сыт по горло нашим городишком.
– Вроде того, – ответил Кейд и забрался на сиденье рядом с водителем.
«А кассета-то, – думал он, осторожно выпрямляя ноги, – уже в пути к Мейтисону. Через день-два снимки будут в ФБР, и тогда эти ублюдки, убившие Сонни Смолла и его девушку, поймут, что хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Митчелл сел за руль, и вскоре они мчались по скоростному шоссе к аэропорту.
– Твоя камера на заднем сиденье, Кейд, – сказал Митчелл. – Я подумал, что неплохо бы ее прихватить. – Он коснулся ссадин на лице и ухмыльнулся. – Я, конечно, сам напросился на мордобой. Что ж, тебя побили, меня побили... квиты. Просто в будущем держись подальше от нашего городишка.
– Я так и сделаю, – сказал Кейд невыразительным голосом.
Он бросил взгляд через плечо на свою поношенную дорожную сумку с эмблемой «Пан Америкэн». Внезапно его кольнула пугающая мысль: а что, если этот тупой садист проверил аппарат и обнаружил, что пленки в нем нет? Догадался ли он это сделать? Парень был глуп и мог не допереть, но можно ли на это надеяться? Кейд почувствовал, что слегка вспотел. А может, он в ловушке, и они едут не в аэропорт? Отвезут его сейчас куда-нибудь подальше и начнут спрашивать о пропавшей ленте, применяя для убедительности привычные для них методы работы.
– Тебя что-то заботит, Кейд? – спросил Митчелл, скосив на него глаза.
– Нездоровится... Думаю, если бы тебя пинали в брюхо, ты чувствовал бы себя так же.
Митчелл заржал.
– А я думал, тебя какие-то мысли угнетают.
Но ехали они все-таки в аэропорт. Кейд сначала увидел заходящий на посадку самолет, а потом и здания аэропорта.
– Когда ты сюда приехал, ты очень интересовался маршем протеста, – сказал Митчелл, – а сейчас ничего даже не спрашиваешь. В двух словах: мы его разогнали. Хорошо позабавились. У многих ниггеров сегодня головы болят. – Он снова заржал. – Я бы на твоем месте не трепался слишком много, когда вернешься домой, где так любят черных. Просто расслабься и не шлепай губами.
