Он опять пошел на ланч с Карлом и выслушал положенные нотации; потом пошел в кино и вернулся домой. Не то чтобы он очень хотел туда возвращаться, но надо же было куда-то идти, вот он и пошел.
Они по-прежнему жили в квартире в Хайленд-Парк: он с матерью, а в последние семь месяцев еще и его сестра Пегги со своим мужем Фрэнком, работавшим по ночам в пекарне. Райану снова пришлось переселиться на диванчик в столовой. Когда он пришел, все трое были дома. Мама рассказала, что она за него очень беспокоилась, но Карл не велел ей навещать Райана в тюрьме и приходить на судебные слушания. Он помнил, что поесть ему не предложили, потому что вся семья уже пообедала. (Обедали в половине шестого вечера, так как Фрэнк без четверти семь уходил на работу, а он любил после обеда посидеть немного перед телевизором.) Джеку ничего не оставили, потому что не знали, что он придет домой. Он помнил, как мать стала рыться в кошельке, а потом спросила Фрэнка, не одалживала ли она ему на прошлой неделе пять долларов. Ей пришлось спросить дважды, потому что он смотрел телевизор и не расслышал вопроса. Фрэнк сидел в футболке, его длинные темные волосы были зачесаны кверху, а Пегги, усевшись рядом с ним и набрав полный рот шпилек, сооружала себе прическу и делала вид, что не может ответить. Наконец Фрэнк раздраженно сказал, что давно уже вернул долг и странно, что она этого не помнит. Райан сказал, что у него есть деньги, и запомнил, что мать посоветовала ему идти не в «Мейджорс», а в «Сэйфуэй», потому что там на этой неделе торгуют со скидкой и можно получить три фунта гамбургеров всего за один доллар десять центов. Еще она сказала, что на свиные отбивные там тоже хорошая скидка, и если у него останутся деньги, то неплохо было бы купить хотя бы одну на воскресенье — это будет его вкладом в семейный обед; а Фрэнк принесет с работы пирог. Запомнилось Райану и то, как мать сетовала, что у них по соседству нет дешевого универсама «А&Р». И уже с порога он услышал голос сестры, которая стала спорить с мамой, что «А&Р» — это, конечно, здорово, продукты там дешевые, зато почтовых марок там не купишь.
Ни в какой «Сэйфуэй» он не пошел, а прямым ходом направился в бар на Вудворд, рядом с Седьмой милей, и выпил там пива. Домой возвращаться абсолютно не хотелось. Вернешься — а они все еще обсуждают «А&Р». Раньше, впрочем, дома тоже не было особенно весело. Когда он возвращался, отец сидел в столовой и раскладывал на обеденном столе пасьянс, а мать слушала в гостиной радио. Они почти не разговаривали друг с другом — худощавый, тщательно причесанный мужчина и начинающая полнеть женщина. Мать могла притащить купленный где-нибудь на барахолке вытертый ковер или какую-то тряпку, которую считала подходящим платьем для выпускного вечера Пегги, а отец, едва подняв глаза, говорил: «Ага, хорошо. Все в порядке». И снова утыкался носом в карты, и только сигаретный дым пеленой расстилался по комнате. Райан задумывался, занимались ли хоть когда-нибудь его родители любовью. Он просто не мог себе такого представить. Ему казалось, что худощавый мужчина с тщательно причесанными волосами и начищенными зубами и начинающая полнеть женщина, скорее всего, просто лежали в постели, думая о том, нужно ли в этом году покупать новую стиральную машину «Бендикс» или лучше отложить покупку на следующий год. Мужчина курил сигарету, а женщина в конце концов говорила: «Ведь старый „Бендикс“ у нас уже девять лет». Райан не представлял, чтобы в постели они занимались тем, чем обычно занимаются там мужчины и женщины. Он, хоть убей, не мог даже вообразить себе их первое знакомство, как они ходили на свидания и вообще их совместное существование до того, как он появился на свет. Он понимал, что, вероятно, было между ними что-то живое, какое-то чувство. Что произошло потом, он не знал, но был готов поспорить с кем угодно, что все проблемы, возникшие между его родителями, были связаны с нехваткой денег. Нельзя всю жизнь жить, подсчитывая каждый цент, чтобы купить гамбургер. Это все время напрягает, и в один прекрасный день ты так и остаешься напряженным, словно черствеешь, и перестаешь при этом испытывать все прочие чувства. Порой, когда он оставался с отцом наедине, того словно подменяли. Райана поражало, как много отец знает. Иногда он предлагал сыграть в города и страны, и Райан начинал его спрашивать, в какой стране какая столица, и оказывалось, что отец знал их все, даже в маленьких странах Центральной Америки. А еще он много знал о таких местах, как Гвадалканал и Тарава, и рассказывал о том, как люди погибали только потому, что кто-то с большими звездами на погонах облажался и отдал не тот приказ. Он рассказывал все подробно, и слушать его было одно удовольствие. Райан даже забывал о том, что отец не был на войне. Он мог доходчиво объяснить сыну-подростку, что и как идет неправильно в Детройтской муниципальной транспортной конторе. Он рассказывал о том, что новых автобусов не хватает и приходится ремонтировать старые, и о том, что все выгодные рейсы и удобные смены отдают неграм, потому что начальство боится обвинений в расовой дискриминации. (Позже, уже работая с Леоном Вуди, Райан иногда задумывался, что сказал бы отец, узнай он об этом. И еще он задумывался, стал бы он квартирным вором, если бы отец был жив? Но потом — потом все как отрезало. Почему, собственно, он должен заботиться о том, что скажет кто-то? Никакого отношения к его реальной жизни и к тому, как он зарабатывает кусок хлеба, это не имеет. С тех пор Райан перестал оглядываться назад и сравнивать свою нынешнюю жизнь с прошлой.)
Когда в бар зашел Билли Моррисон, Райан готов был броситься с кулаками на этого сукина сына, но Билли так обезоруживающе улыбался и так явно был рад его видеть, что мысли о мести враз испарились. Они выпили пива, поздравив друг друга с тем, как удачно и, можно сказать, с наименьшими потерями им удалось выкрутиться из такой неприятной ситуации. Примерно в полдвенадцатого Билли Моррисон начал подначивать Райана насчет того, не хочет ли тот провернуть одно маленькое дельце. Просто чтобы поразвлечься. Райан подумал, что Билли имеет в виду — заглянуть куда-нибудь, где можно познакомиться с девчонками, но тот сказал: парень, сегодня не время тратить силы на «перспективные разработки», нужно действовать наверняка. За деньги я не хочу, сказал Райан. Да ладно, отмахнулся Билли и объявил, что у него есть один очень интересный вариант. Нужно только дойти до ближайшей бензозаправки на Джон-роуд.
Чертова заправка. Ничего более идиотского Райан и представить себе не мог. Но Билли Моррисон твердил, мол, парень, это совсем простое дело, все равно что масло в машине поменять. Дежурный на заправке понимающе кивнул и набрал какой-то телефонный номер. Они минут двадцать ждали, покуривая сигареты, прежде чем к ним подъехал «понтиак-универсал», где на переднем сиденье находились двое парней — совсем молодых, а на заднем он, присмотревшись, увидел девчонку лет шестнадцати с длинными темными спутанными волосами и в узкой юбке, задравшейся на бедрах. После вас, кривляясь, сказал Билли Моррисон, уступая Райану право первому залезть на заднее сиденье к девчонке. Она была хорошенькая, но на нее было вылито слишком много духов, а кроме того, ему не понравились ее волосы; но еще больше не понравились двое парней, сидевшие впереди. В общем, во всей этой затее ему решительно ничего не нравилось. Это он сразу понял, сидя в темноте на заднем сиденье машины, которая поехала по Джон-роуд в направлении Шестой мили. Парень рядом с водителем, спросил, не хочет ли Райан пива. Ну да, пожалуй. Парень протянул ему теплую бутылку и, как только Райан открыл ее, сказал, что это будет стоить доллар. Райан ничего не ответил и тут же рассчитался. Он спросил девушку, не желает ли она тоже выпить, но она сказала, что нет. Это было единственное слово, которое он услышал от нее за все то время, что находился в машине. Одно-единственное. Парни, сидевшие впереди, время от времени перекидывались парой слов, но что именно они говорили, Райан не мог разобрать. Больше всего Райану запомнилась напряженная тишина в машине. Эту тишину нарушил звук его собственного голоса, спрашивающего, куда они едут. Парень, сидевший рядом с водителем, сказал, что на двор за школой. Он пояснил, что иногда они ездят в парк или за дровяной склад, но сегодня самое подходящее место — школьный двор. Там за тобой одеяло лежит, сказал парень. Райан глотнул еще теплого пива. Спустя примерно минуту он опять нарушил молчание и спросил, сколько будет стоить вся «услуга», и парень рядом с водителем, не оборачиваясь, ответил, что десять баксов.
Тогда Райан сказал, что пусть лучше они отвезут его обратно, потому что сегодня он не собирается ни на что тратить деньги. В это время впереди у Шестой мили замаячил светофор, но их машина, не доехав до перекрестка, свернула налево в какой-то узкий проулок и остановилась. Фары высветили мусорные контейнеры и кучи вываленных прямо на землю отбросов возле стен магазинов. Потом фары погасли, и парень, сидевший рядом с водителем, — он был примерно того же возраста, что и Райан, с узким лицом и длинными волосами, — развернулся, положил руку на спинку сиденья и сказал, что с Райана причитается десять баксов. Он объяснил: отвезут ли они Райана на школьный двор, обратно к заправке или еще куда-нибудь, все равно это будет стоить десять баксов. Райан сказал: нет, он передумал. Парень, глянув ему в глаза, заметил, что, мол, бесплатно ничего не бывает. У них на все единая ставка: десять баксов. Райан ответил: о'кей, тогда я предлагаю сделку — вы не везете меня обратно, я выйду прямо здесь.
