– Под койку! – сообразил Протасов, моргая безумными ото сна глазами. Стояла глухая ночь. Оружие довелось надежно укрыть – не дай-то Бог, кто докопается. Та же Ирка или ее шкет-читатель.
– А?! – Волына грохнулся на колени, как собравшийся покаяться грешник, нащупал под столом ручку массивного обтрепанного саквояжа и изо всех сил потянул на себя. Саквояж выехал со звуком минующего тоннель поезда метро.
– «Калаш» мой давай! – дышал в затылок Протасов. Как и следовало ожидать, замки были заперты, а ключик отсутствовал.
– Ключи?! – хором завопили земы, и бросились рыться по карманам, полкам и шкафчикам. Между делом они обзывали друг друга разнообразными нелитературными словами, приводить которые, пожалуй, не стоит.
– Сейчас кочергой вскрою! – у Вовчика сдали нервы.
– Я тебе башку, блин, вскрою! – вызверился Протасов. – Это ж батин чемодан, е-мое! Сколько на нем царапин сделаешь, столько у тебя на черепухе будет! – поиски продолжились с удвоенной энергией и, наконец, Протасову повезло.
В следующую секунду саквояж распахнулся, и промасленные тряпки полетели с оружия, как стая чаек на морском берегу. Земы одновременно опустили предохранители и передернули затворы, дослав патроны в патронники. Эффект вышел такой, будто почетный караул, собравшийся салютовать по какому-то торжественному поводу, отработал команду «Заряжай». Земы повалили во двор, как сталевары со смены, громко матерясь по дороге.
– Мочи на смерть, если что! – хрипел Волына, кидаясь за уже знакомой нам лестницей. Они приставили лестницу к стене и вскарабкались наверх, словно пожарный расчет на показательном выступлении. Обшарили весь чердак, едва не пристрелив друг друга сгоряча, но, как и в прошлый раз, ушли с чердака с пустыми руками.
– Ну что, Вовчик? – сказал Протасов, пригибаясь, чтобы не врезаться в стропила. – Играл, блин, играл, но ни одной буквы не угадал? Так Абрамович говорит?
– Якубович, зема, – поправил Волына, отстегивая диск и ставя оружие на предохранитель. – С «Поля чудес».
– А какая разница? – Они вернулись к люку. Протасов повесил автомат на ремень. – Может, он невидимый, а? Прозрачный на хрен. Как в этом фильме… про невидимку? Ты понял? Чего скажешь, Вовка?
– Может, и так…
– Конкретно ловкая сволочь.
– По-любому, зема. – Волына высунул нос наружу. Морозный воздух, после чердака, обжигал и ноздри, и гортань. Развернувшись спиной к краю, Вовка забросил ППШ за спину, передал керосиновую лампу приятелю, и, опершись ладонями на карниз, принялся на ощупь нашаривать ступней верхнюю перекладину лестницы. Моряки, как известно, сбегают по крутым лестницам лицом вперед. Сухопутные делают это задом. Протасов и Волына принадлежали к этим, последним.
Пока Вовка кряхтел, Валерка поглядывал на него свысока, и уже собрался было подогнать, мол, шевели же ты, лопух, копытами, пока я тут, на ветру, простатит не схлопотал, когда сообразил, что что-то пошло не так.
– Зема?! – Волына вытаращил глаза, в позе бегуна, изготовившегося к низкому старту. Протасов подумал, что Вовчик напоминает человека, из-под которого незаметно выдернули стул, с какого тот имел неосторожность привстать. А потом Волына начал проваливаться.
– Держи меня, зема! – призвал Вовка. Говорят, окруженные на Везувии гладиаторы Спартака спустились с отвесной скалы при помощи сплетенных из лозы канатов. Те же из них, кто сорвался, а таких было немало, летели в пропасть молча, чтобы не выдать уцелевших товарищей. Но, Волына не был гладиатором из последнего столетия не нашей эры. Вовка закричал на всю улицу. Протасов схватил его за шиворот.
– Лестница?! – надрывался Волына.
– Что, лестница, идиот?! – несколько секунд они балансировали на самом краю, как незадачливые альпинисты. Мышцы Протасова трещали от напряжения, Вовка был необычайно тяжел. Автомат «Калашникова» соскользнул по плечу и, кувыркаясь, исчез за срезом крыши. Ругаясь, Протасов напряг все силы, как рыбак, подцепивший неводом большущую рыбу. И, таки вытянул Вовку наверх. – Фух, блин.
Минуту они переводили дух, валяясь на старом шифере, как пляжники на морском берегу.
– Ты, блин, хорек неумный, смотри, куда прешься, – сказал, отдышавшись, Протасов. – Урод, блин.
– Лестница, зема… Ее нет…
Встав на четвереньки, Протасов свесился через край. Луна спряталась за тучи, и ему с трудом удалось разглядеть лестницу, валяющуюся у торца дома. В горизонтальном положении она напоминала рельсы той самой узкоколейки, которую, как раз неподалеку, строил легендарный Павка Корчагин. Протасов обернулся к Вовке:
– Как она упала, а мы не услышали?
– С чего бы ей падать, зема? Если ни ветра, ни шиша…
– Тихо! – шикнул Протасов, подбираясь. В доме что-то покатилось, по крайней мере, им показалось, что в доме. Звук был, как от перевернутого чугунка, только приглушенный, и донесся явно снизу.
– Это не в нашей комнате?! – предположил Валерий, вскакивая. – А ну, за мной! – Вместо того, чтобы карабкаться по скату скользкому и ненадежному скату, Протасов нырнул в люк.
– Ты куда, зема? – выкрикнул Вовка на ходу, в точности повторив этот маневр. В два прыжка одолев половину чердака, Протасов нырнул к щели, которую они на днях заколотили. Оттуда веяло теплым воздухом, очевидно, кто-то вновь расковырял дыру. Валерка прильнул к ней, но, в комнате внизу было темно. Насколько помнил Валерий, они оставили свет, когда побежали на чердак.
– Эй! – гаркнул Протасов в щель. – Слышишь, чувырло братское?!
В комнате снова что-то упало, когда какое-то существо метнулось к выходу. Скрипнули ржавые петли, и на мгновение Протасову показалось, что он различил черный силуэт в капюшоне, заслонивший проем. С учетом темени и угла зрения, на большее не приходилось рассчитывать. Потом настала тишина.
– Держи его! – с некоторым опозданием очнулся Валерий, и разогнулся, как поршень в духовом ружье. Склонившийся над ним Вовчик отлетел в сторону, лязгнув челюстями и хватаясь за нос. Потом Протасов впечатался затылком в стропило, так, что из глаз посыпались искры. Но, это не могло его задержать. Через минуту земы уже были снаружи, карабкаясь по крыше, как парочка обезьян.
* * *
– Ну, и где он?
– Ушел. – Вынужден был констатировать Протасов. Сад, с высоты полета на бреющем, просматривался достаточно хорошо. Нигде не шелохнулась ни веточка.
Теперь земам предстояло решить, каким образом спуститься на землю. «Не звать же, е-мое, на помощь». Они обогнули крышу по периметру, но везде до земли было одинаково далеко. Правда, над парадной дверью висел зашитый жестью козырек, так Валерий засомневался, что он выдержит человеческий вес.
– А провалится, Ирка такой кипеж устроит…
– Можешь не сомневаться, зема.
У обращенной к саду стены они нашли то ли яблоню, то ли грушу, подступающую к дому почти впритык.
– Костей не соберем, – предупредил Вовка вполголоса.
– Ты блин, что-то еще предлагаешь?! У тебя пропеллер, как у Карлсона? – Протасов первым приступил к спуску, нащупывая самые надежные ветки. Сначала все продвигалось недурно, но потом разразилась катастрофа. Раздался громкий хруст, а за ним испуганный вопль. Треск ломаемых по пути веток и, наконец, глухой шлепок об землю.
– Ооо…
– Зема, ты живой?
– Пошел на х… идиот!
– Тогда отползай, я следующий.
Поверхность кажется особенно привлекательной, если на нее посчастливилось спуститься, черт знает откуда, отделавшись только царапинами и ссадинами.
– Ладно, зема, – сказал Протасов. Он порвал штаны и ушиб колено. – Тарзанов из нас тоже не выйдет. Пошли искать автомат.
* * *
– Ну, Вовчик, все на месте? – они зажгли свет и стояли в дверях, поводя стволами автоматов.
Пока Вовка заглядывал под койки, с таким видом, словно был запуганным Бабаем ребенком, Валерий прошел к столу, чтобы обнаружить перевернутый чугунок с остатками каши.
– Значит, не ошибся, – пробормотал Протасов. – Эта хрень и катилась.
Вовчик задраил дверь и плотно зашторил окно.
– Я этого стрюкана грохну, без балды тебе говорю.
Протасов покачал головой:
– Пацан ни при чем, зема. Я тень видел. Здоровую…
– Чью, зема? Ты разобрал?!
– Только, что в капюшоне.
– Прямо в глаза нам прыгает, животина.
– Прыгает, – согласился Валерий, убирая автомат под кровать.
– Как же его поймать?
– Не знаю, – вздохнул Протасов, запуская пятерню в волосы, подстриженные коротко, как у щетки. – Вот что… смотаешь завтра в охотничий магазин, Вовка. И прихватишь капкан, на волка. Нет, на медведя… Посмотрим, как он на одной ноге забегает.
– Запляшет, зема, – подхватил Волына, очень воодушевленный этой выдумкой. – Военная хитрость, да? Я понимаю. Круто. По-любому.
– Ты так думаешь? – спросил польщенный Протасов. – Давай, короче, спать. Утро вечера мудренее.
Теплая комната после мороза подействовала на Валерку, как снотворное. Даже, принимая в расчет обстоятельства, Протасов чувствовал, как слипаются глаза.
