— Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.
— Что мы тут делаем?
— Скрываемся, — объяснил Маркиз. — Я в этой квартире уже несколько месяцев не был, так что выследить ее никто не мог.
Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никому звонить.
Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.
— Нравится? — усмехнулся Маркиз.
— Ничего себе интерьерчик, для старой советской пьесы подходит. «Платон Кречет», например, или «Все остается людям».
— Для тебя там роли не найдется, — поддразнил Маркиз. — Там все женщины положительные, с партийным стажем, думают только о работе и считают, что секса у нас нет.
— Если надо, я и такую сыграю, — обиделась Лола.
— Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши, что нужно самое необходимое из одежды. А пока... — Маркиз залез в шкаф и протянул Лоле старушичий длинный халат из темно-бордовой фланели.
Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом, потом с отвращением расчесала волосы гребнем и заколола их старушичьими шпильками, валявшимися на подоконнике.
— На Арину Родионовну сильно смахиваешь, — веселился Маркиз.
Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась на кровать. Что он к ней цепляется? Не хотел бы — не спасал!
Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиз злится за вчерашний эпизод в машине.
* * *
Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить, нет ли за ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитое кафе «Сайгон».
Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматный кофе из щербатых чашечек с выразительной надписью «Общепит», разговаривая о книгах и рок-музыке!
Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортные пластинки — пласты или диски, как их тогда называли, — болгарский «Балкантон», гэдээровская «Этерна», венгерская «Омега», очень редко — настоящие западные...
Сейчас на месте «Сайгона» был какой-то заурядный магазин, а стоило бы восстановить то кафе...
Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессионально проверил, нет ли за ним слежки. На первый взгляд, все было в порядке. Он прошел проходным двором на улицу Рубинштейна, там остановил частника и назвал адрес неподалеку от детективного бюро, но на соседней улице — чтобы водитель, в случае чего, не мог вывести преследователей прямо на «Альтернативу».
Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую он приехал, была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось, да и за машиной никто не следил — Макс всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.
Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.
Переулок, по которому он шел, был разрыт — по неизменной российской традиции меняли какие-то трубы.
«Город уже другой, — подумал Макс, — даже страна другая, а ямы и колдобины все те же».
Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступился и сильно покачнулся, едва удержав равновесие.
И в ту же секунду услышал характерный звук, который ни с чем не мог спутать, звук, который ему пришлось часто слышать во время службы в Иностранном легионе, звук, который не раз снился ему потом в ночных кошмарах, — звук пули, ударившейся в каменную стену.
Краем глаза Макс увидел выбоину, появившуюся на стене дома на уровне его головы, и понял, что не споткнись он, не потеряй на долю секунды равновесие, — ,лежать бы ему сейчас в траншее с пробитым пулей черепом.
Думала об этом одна часть его сознания.
Другая часть отдавала телу мгновенные и безошибочные команды. Макс сгруппировался, скатился в ту самую траншею, которую до этого старательно обходил, и пополз по ее дну, чтобы оказаться как можно дальше от линии огня.
По выбоине в стене он приблизительно определил позицию снайпера: стреляли из окна верхнего этажа дома напротив агентства.
Макс отполз как можно дальше от того места, где его чуть не подстрелили, и, увидев посреди улицы вагончик-бытовку строителей, воспользовался им как прикрытием, перебежал переулок и прижался к дому, в котором засел снайпер. Здесь была мертвая зона — стрелок не только не мог попасть в него, но не мог его даже увидеть, не высунувшись из окна. Двигаясь вдоль самой стены, Макс вошел в подъезд и поднялся по лестнице на верхний этаж. С последней лестничной площадки узкий металлический трап вел еще выше, на чердак. Макс осторожно вскарабкался по железным ступенькам и чуть-чуть приоткрыл квадратную дверцу, стараясь не скрипнуть петлями.
Затем он снял свою кепку, нацепил ее на ствол пистолета и приподнял над краем люка. Если снайпер следит за люком, он выстрелит по кепке.
Выстрела не последовало, и Макс осторожно выбрался на чердак.
Грязное помещение, заваленное многолетним хламом, не убирали, наверное, со дня постройки здания. Пыль лежала на полах и перекрытиях толстым серым слоем, и на этом сером ковре отчетливо выделялись следы. По этим следам Макс прошел к небольшому оконцу. Стекло в нем было выбито, пыль на подоконнике тщательно стерта.
Облокотившись на подоконник, Макс отчетливо увидел улицу, подъезд с вывеской детективного агентства, траншею. Безусловно, именно отсюда в него стреляли несколько минут назад.
От люка к окну вела только одна цепочка следов. Должно быть, убедившись, что цель скрылась и повторить выстрел не удастся, снайпер вернулся тем же путем, шагая след в след, и спустился по лестнице, пока Макс полз по траншее и не мог видеть здание. Хотя снайпер мог и войти в какую-нибудь квартиру этажом ниже и сейчас пережидает там... Во всяком случае, больше здесь ничего не узнать.
Но теперь у Макса пропала охота идти в детективное агентство. Ведь только там знали, что он должен сейчас приехать. Хвоста за собой он не привел, Макс был в этом уверен, да и, кроме того, снайпер должен был заранее занять позицию, приготовиться к стрельбе, то есть он должен был хотя бы за полчаса знать о приезде Макса.
Как раз полчаса назад он и позвонил в агентство. Вставал второй вопрос, не менее важный: почему его решили убить?
Разумеется, покушение связано с «Ассирийским наследством». Наверняка заранее было задумано убить Макса и свалить на него кражу. Те же люди, которые дали Лангману наводку и подложили Максу в чемодан ассирийские таблички, те же люди, которые подстроили разговор по его телефону с каким-то неизвестным Ивановым, — сегодня эти же люди прислали снайпера, чтобы он поставил последнюю точку в этой истории.
После убийства можно было бы спокойно все на него валить: мертвый не сможет оправдаться, наверняка он сам и устроил кражу. А почему его убили? Да все очень просто: не поделил с сообщниками барыши, вот они и предпочли пристрелить его, чтобы не делиться. Или чтобы убрать нежелательного свидетеля, которого подозревает страховая компания.
Думая так, Макс одновременно осматривал чердак. Пройдя в дальний его конец, он увидел еще одно окошко, выходящее на другую сторону дома. Подоконник покрыт толстым слоем пыли, стекло так грязно, что сквозь него еле пробивается свет. Сразу видно, что этим окном давно не пользовались.
С трудом справившись с разбухшей рамой, Макс распахнул ее и выглянул наружу.
Под окном была довольно пологая крыша, почти смыкавшаяся с кровлей другого дома.
Макс выбрался на крышу, спустился к ее краю и перепрыгнул через неширокую, но пугающе глубокую щель, оказавшись на соседней крыше. Там он залез в чердачное окно и, спустившись по лестнице, вышел в совершенно другой переулок. Выходить из дома тем же путем казалось ему опасным: киллер мог рискнуть и сделать еще одну попытку, затаившись на новом месте, а рассчитывать, что снова повезет, было просто глупо.
Макс шел по улице, внимательно поглядывая по сторонам и размышляя. Он снова оказался в полной изоляции. Собственные помощники могли оказаться предателями, связанными с похитителем коллекции. Детективное агентство тоже отпало, а вести расследование без всякой помощи было очень трудно. Кстати, нужно еще хорошенько подумать насчет агентства, оно очень подозрительное. И откуда барон взял его координаты? Кто его рекомендовал? Но это все потом, а сейчас он совершенно одинок.
Конечно, это его родной город, где он знает каждый переулок. Но за пятнадцать лет жизнь в этом городе неузнаваемо изменилась, и он чувствует себя иностранцем, чужим. Деньги у него есть, но деньги — это еще не все. Нужен помощник, хорошо знающий здешнюю жизнь, здешние порядки и при этом достаточно надежный, на которого можно положиться.
И Макс вспомнил Леню. Леньку Маркова, своего соседа по коммунальной квартире на десять семей.
Совсем маленькими они играли с Ленькой в длинном темном коридоре, устраивали охоту на черного кота Робсона, который удирал от них с оглушительным мяуканьем и забивался под газовую плиту, где всегда варились чьи-нибудь щи. Здесь, на коммунальной кухне, всегда кипели скандалы, горячие, как эти щи, и непримиримые, как арабо-израильский конфликт. Здесь, на этой кухне, Ленька с Максимом вели партизанскую рельсовую войну против соседки Зинаиды Викентьевны, хозяйки Робсона. С чего началась их война. Макс не помнил, наверное, она уходила корнями в глубокое, доисторическое детство, но сколько помнил себя, они с Ленькой постоянно выдумывали какие-нибудь каверзы. То положили соседке в суп кусок хозяйственного мыла, то насыпали в зонтик табаку, который курил старый железнодорожник Иван Игнатьевич.
