Алена после ухода мужа вскоре уснула – слабость после операции еще не отпускала. Проснулась она только поздним вечером. Больница уже спала. Даже сестры дремали на постах. Теперь, почувствовав себя достаточно бодро, женщина поднялась с постели, вышла из палаты, прошлась по коридору. Почему-то вдруг захотелось закурить. Странно, но за свою жизнь она выкурила не более десятка сигарет, да и то еще когда училась в университете. Удивившись нечаянному желанию, она вернулась в палату и, подойдя к окну, долго смотрела на замершие во тьме деревья. Неясное смятение царило в душе. Алена чувствовала, что это как-то связано с Глебом, вот только дозвониться до него никак не могла. Попробовала набрать номер Марека, но и его телефон молчал. Все ясно! Эта неразлучная парочка выехала на очередное задание, а муж даже не удосужился ввести ее в курс дела. Конечно, можно возмущаться, но, с другой стороны, Глеб частенько не рассказывал ей о своих делах, особенно когда его деятельность была связана с риском. Куда он вместе с напарником и верным другом отправился, можно было легко догадаться. Скорее всего, они решили обследовать комплекс зданий колледжа. Потому и телефоны не взяли с собой.
Низ живота еще немного побаливал, но вполне терпимо. Тошнота после наркоза отступила, и теперь Алене просто хотелось домой, к сыновьям, на свою уютную, такую родную кухню, где посвистывает на плите чайник, где вполголоса бубнит телевизор, а она ожидает возвращения любимого мужа. Однажды он оставил на столе пару листков машинописного текста. Мельком взглянув, она не смогла остановиться, пока не дочитала до конца.
* * *
«В ушах еще стоял рев турбин, а такси уже взбиралось на перевал. Она решилась на побег, наверное, от безысходности. Он по большей части молчал, упорно не отвечал на вопросы, хотя она выполнила на этот раз абсолютно все его указания, и отпросилась на работе, и заранее сообщила о командировке, вызвав тем самым немалое удивление домашних. А теперь он ловил ее взгляд, ласкал внезапно похолодевшие, дрожащие от волнения пальцы и не отвечал.
Ветер всхлипывал, ударяясь в ветровое стекло, бессильно пытаясь прижать автомобиль к растрескавшемуся асфальту, затормозить, остановить, отбросить назад, не дать свершиться неизбежному.
Город с узкими улочками открылся внезапно. Крошечная гостиница. Тонущий в полумраке ненастного дня холл. Молоденькая горничная проводила их в непривычно просторный номер.
Сунув купюру в кармашек ее форменного костюма, он выпроводил девушку, не дав той и рта раскрыть. Мягкий щелчок закрывающейся двери и ненасытный, требовательный поцелуй слились воедино. У него оказались небывало вкусные губы, твердые, требовательные и такие… такие головокружительно нежные.
Она проснулась от странной свежести. Знакомый, любимый с юности запах поздних хризантем витал в комнате. Огромный букет стоял в изголовье широченной, бесстыдно разворошенной постели. Откуда он узнал, что она больше любых других цветов любит именно эти, некрупные, трогательно нежные хризантемы?
Уже после были горячие круассаны и крепкий, заставляющий скорее бежать кровь, черный как ночь кофе.
Они шли по набережной, взявшись за руки. Штормовой ветер трепал полы ее длинного пальто. Срывал с высоких крутых волн шапки кипящей пены, швырял им под ноги. Она смеялась, прятала замерзшие ладони у него на груди, забираясь под дорогущий исландский, ручной вязки, свитер. С волнением чувствовала горячую упругую кожу. Он целовал соленые от морских брызг, вспухшие, пылающие губы, и незнакомое, будоражащее чувство захлестывало ее с головой.
Вечером они танцевали в полупустом кафе на углу круто сбегавшей к набережной улочки. Его руки крепко и бережно обнимали ее стан, и она совершенно забыла, что уже не так молода, что ее ждут дома дочери, что лишние килограммосантиметры не удается уничтожить никакими диетами. Ощущение легкости и полета сегодня дарил ей он, так необычно поздравивший спозаранку.
По пути в аэропорт он попросил водителя такси заехать в ботанический сад. Велев ожидать, помог ей выбраться из автомобиля, и целых два часа они гуляли по безлюдным аллеям. Когда он, обнимая, прижимал ее к себе, она видела его запавшие после двух бессонных ночей сияющие глаза с бесовскими искорками и безумно счастливое, расплывающееся в радостной улыбке лицо.
Метаморфоза произошла уже на подлете. Он все так же ласкал ее пальцы, но лицо уже изменилось, стало прежним, волевым, непроницаемым. Из глаз исчезла небесная голубизна, они превратились в жесткие, непримиримые серые прицелы. Она невольно вздрогнула, явственно ощутив бездонную пропасть перед собой.
Он остановил машину за квартал от ее дома. Молча приоткрыл окно, закурил. Она отвернулась, боясь, что сейчас заплачет. Нестерпимая боль уже давно заполнила грудь и горючей, едкой влагой разъедала глаза. Дверь подалась мягко, послушно, он даже не успел пошевелиться, как она выскочила на тротуар. Мелкий противный дождь, подгоняемый вечным ветром, хлестнул по лицу. Уже не понять, что на щеках – то ли капли дождя, то ли слезы.
Она даже не сказала – прощай!!! Сжав еще помнящие его вкус губы, придерживая локтем сумку, против пронизывающего ветра она шла в опостылевший дом, к уныло-серому человеку, к своим дорогим дочерям. Праздник кончился! Снова надо жить».
«День рождения в конце октября» – так назывался короткий рассказ. Что-то знакомое, узнаваемое было в каждом слове. И хотя имя автора не было указано, почему-то Алена не сомневалась, что написать такое мог только один человек. Тогда она всего лишь восхитилась чувственностью и поразительной нежностью рассказа, но теперь, вспомнив его, задумалась.
Оказавшись в руках незнакомых мужчин, Маша первым делом попыталась вырваться. Странно, от неожиданности она даже не успела испугаться. В сознании не осталось ничего, кроме злости и ярости. Она брыкалась, кусалась, извивалась всем телом, старалась ударить руками и ногами. Мало что удавалось. Израненные пальцы скользили по странно скользкой ткани, никак не удавалось зацепиться, чтобы обрести хоть какую-нибудь опору.
Маша, наверное, никогда в жизни так не дралась. Даже в детстве, во время схваток с соседской пацанвой. Она не думала о том, что бой идет не на жизнь, а на смерть. Как затравленный зверек противостоит натиску матерого хищника, Маша использовала все мыслимые и немыслимые способы, чтобы продать свою жизнь подороже.
Молча, не пытаясь даже закричать, она остервенело царапала скользкую ткань, руки и лица пытающихся скрутить ее мужчин. Только получив сильный удар по затылку, она на мгновение затихла. Этого времени двоим сильным опытным мужчинам вполне хватило, чтобы обездвижить девушку.
Ослепительный свет фонаря ударил в лицо Маше. Отвыкшие глаза сразу же заслезились. Даже усиленно моргая, она не могла разглядеть людей, схвативших ее. В одном Маша была уверена – теперь надежды на спасение уже больше нет! Потому, даже связанная, она извивалась на холодном бетоне.
– Ты кто? – спросил ее склонившийся над ней мужчина.
Лица его Маша не видела, фонарь слепил глаза. Она могла разглядеть только темный силуэт.
– Девочка, ты кто? Как ты сюда попала? – повторил он вопрос. В голосе звучало участие.
Непонятно почему, но Маша вдруг доверилась ему. Ей мучительно захотелось рассказать, кто она, как оказалась в этой жуткой трубе, как ползла по ней, словно мышь, и даже не задумывалась о том, что ждет ее впереди.
– Я Маша! Меня убить хотели! Я в трубу забралась и поползла. Где я?
– В общем-то под землей! Точнее, в бомбоубежище. Кто убить-то хотел? – спросил мужчина.
– Меня в жертву хотели принести. На шабаше.
Маша не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она услышала страшные слова за дверью о том, что сцену ее жертвоприношения собираются снимать на видео. Казалось, вечность миновала. Она вроде спала. После долго разбирала компьютер. Затем бесконечное путешествие по трубе. Наверное, прошел целый день! Или ночь? Счет времени Маша потеряла давно. Только то, что за ней не пришли пока, давало надежду, что не прошло трех дней. Ведь шабаш намечен именно на ночь с тридцатого апреля на первое мая.
– Очень интересно! – вмешался второй мужчина. – Ты, девонька, часом, не разговаривала пару дней назад с женщиной по имени Алена?
– Да! А откуда вы знаете? – изумилась Маша.
– Все тайное становится явным. Алена – моя жена. Марек, развяжи ее.
– Вы ведь не из них? Не из посвященных? – на всякий случай уточнила Маша.
– Мы похожи на них? – в свою очередь удивился Марек.
– Не знаю. Я ведь никого не видела! Во время всего посвящения мне не развязывали глаза. Знаю только тех, кто меня сюда привел.
– Погоди, а откуда тебя привели? – немедля спросил Глеб.
– Из общежития. Я хотела убежать домой, но Алла заметила это, и вот результат.
– А как вы попали в бомбоубежище? – поинтересовался Марек.
