Сознание еще было при ней, когда перед лицом мелькнула какая-то тень и она, даже не крича, свернулась на полу калачиком. Ее никто никогда не бил. Тем более, не бил ногами в живот. Она не верила в происходящее, но поверить в него заставляли новые удары. Перед лицом стоял запах грязных носков недельной носки, и женщине стало плохо. Понимая, что рвоты не избежать, и стыдясь этого, она, приняв очередной удар, перевернулась на другой бок. В последний момент она почему-то подумала о том, что, с того момента как она впервые увидела своего Андрея, от него всегда пахло свежестью и дорогим одеколоном. И еще вспомнила о его гипертензии. Ему нельзя нервничать и волноваться.
Внезапно тяжелое дыхание над ней прекратилось и сменилось возней. В уплывающем Машином сознании сложилось впечатление, что этот бушующий молот кто-то остановил.
– Может, трахнуть? Тащи ее!..
И, последнее, что услышала она:
– Застегни штаны, идиот! Вот идиот, а?..
И свет померк…
Отключив телефон, Мартынов опустил руку и почувствовал, как к голове приливает кровь.
Напряжение прошло, и он снова вынул трубку. Вялыми движениями распахнув портмоне, он вытянул из-за корочки клочок бумажки. Втыкая тяжелый взгляд то в него, то в телефон, он набрал номер и вернул бумажку на место.
– Метлицкий, слушаю.
– Роман Алексеевич, это Мартынов.
– А-а… Андрей Петрович, меня с утра вопрос один мучает. Вы бесов из себя изгоняете, пытаясь влиться в законопослушное общество, или гангстерская натура покоя вам не дает? Почто людей у карусели побили? Возраст вроде бы не тот, чтобы перед дамой таким образом проявлять свое мужское эго…
– Так получилось, – срезал Андрей. – Метлицкий, нам нужно поговорить.
– У меня эта идея еще утром возникла. Иду с женой и детьми по Луна-парку, смотрю – мистер Мартенсон быку какому-то вопросы задает и лоб режет…
– У тебя, Рома, нет ни жены, ни детей, – опять прервал убоповца Мартынов. – Позавчера я проезжал мимо парка, он, кажется, имени Кирова. Там есть фонтан. Через два часа, Метлицкий. Это очень важно.
– Для кого? – через трубку чувствовалось, что милиционер улыбается.
– Возможно, что для обоих. Кстати, Жулька была не рыжая, а серая.
– Какая Жулька? – опешил Метлицкий.
– Та, что была привязана на цепь во дворе твоего дома.
– Андрей Петрович… – В паузе было слышно, как в замкнутом помещении на том конце связи играет музыка. – Я вот что хотел тебе сказать перед встречей. Тебя любят, и это, может быть, твой последний шанс подровнять свою жизнь. Не наделай глупостей до нашей встречи.
Мартынов, выдержав паузу для того, чтобы понять случившееся, еще раз назвал в трубку место встречи.
– Я буду через два часа, Мартынов, буду, – после небольшого раздумья ответил Рома. – Я понял – фонтан в саду имени Кирова. Есть такой…
Когда решение было принято, он набрал номер на телефоне. Уже через секунду ему ответили.
– Да!
– Рома, я тебя на куски порежу. Можешь и дальше делать с женщиной то, что делали твои люди в номере. Я слишком стар для того, чтобы долго разговаривать. Люди моего возраста делают дела, не теряя минут.
– Послушай…
– Заткнись и слушай, отморозок, – тут же перебил его Мартынов. – Ты не для зоны и не для комсомола. У меня достойные связи, и через неделю по всем зонам России прокатится малява о том, что новосибирский бык забивал женщину, чтобы добраться до ее мужа, хатангинского «положенца» Мартына. Меня помнят. Думаю, что помнят хорошо. Не вспоминают и не знают только бешеные собаки девяностых, которым сейчас по тридцать и меньше. Рано или поздно тебя «примут» и «приземлят», потому что чудес на свете не бывает. И уже через пятнадцать минут твоего пребывания в любом лагере России зэки поставят тебя в бараке на колени и натянут на уши гондоны. Каковы последствия этого церемониала, знать ты должен.
– Следи за базаром! – взревел Рома. – Ты понятия не имеешь, как я отнесся к тому, что этот гад избил твою женщину!..
– Мне плевать, как ты к этому отнесся. Разрешаю этому покойнику объявить выговор на твоей очередной гнилой «стреле». А теперь слушай главное. Можешь ее теперь убить. Можешь не убивать, дело твое. В первом случае я вырежу тебя и твоих «гопников», как скот. Во втором ты привозишь человека, который бил женщину, и отдаешь его мне. Но в любом случае ты будешь держать передо мной ответ. Очень серьезно ты, Роман Сергеевич, ответишь. И пока я даже не вижу причин, которые заставили бы меня не убить тебя. Твой ответ?
– Слушай… – голос Гулько был глух, как хрип тонущего из колодца. – Произошла ошибка. За женщиной сейчас ухаживает хороший врач… А этот бык… Куда тебе его привезти?
– На выезде из города есть КПП «Стела». Это на Ордынской трассе. Мне интересен третий километр дороги. И учти, Рома, я обязательно должен вернуться обратно. В противном случае тебя через час задержат менты за какую-нибудь чушь, ты будешь водворен в ИВС, а через полчаса отпидорашен в камере. Это будет преддверием ада. Ты даже убить себя не сможешь, потому что я попрошу, чтобы тебя опекали даже тогда, когда ты на парашу будешь садиться. Рома, ты просто понять не можешь, кому сделал больно.
– Через час, – оскорблений было больше, чем предостаточно, поэтому Рома закончил разговор на полуфразе.
Мартынов захлопнул крышку телефона, медленно положил аппарат на паркет и с размаху опустил на него подошву мокасина. Раздался хруст, и освобожденная из оков SIM-карта скользнула под кровать. Дело было именно в ней, а не в телефоне, но слишком уж сильна была ярость. Этот телефон больше не нужен. Более того, он опасен.
Кровать, казалось, еще до сих пор хранила Машино тепло. Посидев на ней, Мартынов наклонился и полез рукой в просвет между ней и полом. Нащупав маленькую плату, Андрей подхватил ее и подержал под ней зажигалку. Когда в комнате почувствовался резкий запах сгоревшей пластмассы, он выбросил останки в окно.
Отщелкнув крышку теперь уже на Машином «LG», он снова набрал тот же номер. По его подсчетам выходило, что для свободного пользования этой, второй SIM-картой, оставалось не более получаса.
– Гулько, сделаем так. Через полчаса твои люди привезут к городской свалке отморозка, о котором мы только что беседовали, оставят и уедут. Не к «Стеле», а к городской свалке, уяснил? А на «Стеле» мы пересечемся через час после этого. Ты больше никогда не вспомнишь об этом человеке, а я об ужине в «Садко». Когда я решу с ним все вопросы, мы встретимся там, где договорились. Думаю, это будет правильно, потому что смешивать в один разговор две полярные темы было бы глупо.
– Договорились, – несмотря на закружившуюся от гнева голову, Рома счел предложение разумным. Он уже не оставлял шансов зарвавшемуся американцу.
А Андрей, унося из номера Машину трубку и песцового кролика, оставлял в нем ее кровь и свой разбитый телефон.
Андрей набирал не желающей шевелиться рукой номер телефона, который хранил в памяти все эти годы, и даже не знал, чему будет рад больше – ответят ему либо трубку поднимет чужой человек…
– Слушаю, – воззвал к нему из далекого прошлого знакомый хриплый голос.
– Сема?..
– Кто спрашивает? – на этот раз басок показался Мартынову чуть построже.
– Сема Холод? Омский централ, Сема, двести сороковая хата… – Андрей чувствовал, что улыбается помимо свой воли. – И Хатанга, Сема, третий барак. Холод, тебя что, глючит?!
– Мартын?.. Андрейка? Брат! – хриплый рев магаданского Вора разрывал американцу слух.
Пять минут разговора. Всего пять минут. Ровно столько, чтобы переговорить о больших делах в момент удачи. Тогда, когда тебя по ошибке или за большие деньги конвой помещает в одну камеру с подельником. Никто не ценит время так дорого, как тот, у кого его теперь невпроворот.
– Сема, я знаю тебя, поэтому прошу именно тебя, – а это уже прелюдия к концовке разговора. – Прошу о двух вещах.
– Андрей, просто назови темы, и они будут закрыты. Сходняк нужен?
– Сходняк не нужен. Он не «в законе». Молодого босяка лукавый попутал. Если через три дня я не позвоню тебе и не сообщу, что с моим здоровьем все в порядке, «прими» этого парня. По всем понятиям прими, чтобы на весь остаток жизни запомнил.
– Кто такой?
Мартынов назвал.
– Разберемся… Вторая тема? – мозг вора работал, как компьютер.
– Я ищу Хорькова Владислава Антоновича. Сейчас ему сорок четыре, и он крутится где-то под Новосибирском.
Холод попросил координаты Андрея, но тот пообещал перезвонить сам. Чувствуя, что тот торопится, Холод попрощался. Эти люди слишком хорошо друг друга знали, чтобы страдать от собственной мнительности.
– Сема, я насчет этого Хорькова… Если узнаешь о моей кончине, а я тебе перед этим не позвоню и не сообщу, что вопрос по этому типу решен, доделай дело за меня. И мы квиты за Хатангу.
– А что он натворил?
– Расспроси его, что он сделал в семьдесят восьмом году, в поселке Ордынское, с женщиной. Она была матерью шестилетнего мальчика по имени Артур.
