Валентина Андреевна пережила репрессии тридцать седьмого, когда расстреляли ее отца, войну с немцами, голод, карточную систему и дурным слухам верила куда охотнее, чем благим обещаниям.
Совсем недавно ей предложили и нечто другое. Переехать в новый район, поселившись там в однокомнатной квартире, а свои апартаменты продать. Но коренная москвичка считала все новые районы деревней, а блочные и панельные дома бараками. К тому же такого гастронома, как Смоленский, в Москве больше нет, и магазин от нее так близко… Поэтому от предложения отказалась.
Близко-то близко, но с каждым годом времени на дорогу тратила больше. Сегодня побила свой же рекорд — добралась до поворота не за тридцать, а за двадцать пять минут. Вот и долгожданный переулок. Обычно она в этом месте немного отдыхала и уж потом шла без остановок до самого парадного. Но сегодня мысль о кипящем чайнике заставила от отдыха отказаться. Теперь всего десять минут, и она у цели. Вот уже и ее дом.
Сейчас войдет, и первым делом на кухню. Хорошо, если чайник не успеет выкипеть, а то может и распаяться.
— Вы Валентина Андреевна Покровская? — Она даже не поняла, откуда возник этот здоровый мужик на ее дороге. Кажется, он выскочил из припаркованой к тротуару машине. Она растерянно заморгала, близоруко вглядываясь в незнакомца:
— Да, это я. А что вам угодно?
Ответа не услышала. Ее схватили за локти и впихнули в большую черную машину.
— Что вы делаете!? Помогите!
Валентине Андреевне казалось, что она кричит на всю улицу. Но голос ее звучал едва слышно, и прохожий, спина которого быстро удалялась, даже не оглянулся.
Они куда-то долго ехали. Ее держали головой вниз, и она не видела куда. Когда позволили разогнуться, за окном проплывал лес. Машина остановилась. Молодой человек присел с ней на сиденье, раскрыл кейс и выложил лист гербовой бумаги. Рядом он положил обыкновенный молоток.
— Вот что, бабка, или ты сейчас подпишешь этот документ, или я тебе проломлю голову, — и приподнял молоток своей огромной лапищей.
«Если они меня убьют, кто же выключит чайник?» — подумала она и бумагу, подтверждающую, что ее трехкомнатная квартира переходит в собственность гражданки М. И. Соловьевой, подписала. Но жизни это ей не спасло. Трое крепких парней набросили на голову бабушки целлофановый пакет, подержали, пока она задохнется, и вытащили труп из машины.
— Эта тетка и двадцати килограммов не весит, — сказал один из участников «сделки», передавая тело старушки напарнику.
Тот усмехнулся:
— Божий одуванчик. Сейчас мы его и посадим головкой в землю.
— Что делать с ее сумкой?
— Достань ключи от квартиры и посмотри документы.
— Ключи нашел. Документов нет. Есть кошелек с мелочью, два рогалика и чего-то в бумаге.
— Чего?
Бандит брезгливо понюхал сверточек с рокфором:
— Гадость какая-то. Тухлятиной воняет.
— Да брось на хер подальше. В лесу всякой живности много, а зверье тухлятину любит.
Бандит последовал совету подельника. Сверток с деликатесным сыром полетел в кусты, а содержимое кошелька исчезло в его кармане.
Яму предусмотрительные молодые люди выкопали заранее. Засыпав труп, аккуратно прикрыли место захоронения свежим дерном, и через двадцать минут машина уехала. Через час в квартире старушки уже хозяйничали чужие люди. Они же и выключили злополучный чайник, который хоть и выкипел, но распаяться не успел, а только покрылся темными пятнами.
* * *
Одноэтажный особнячок в Хамовниках сиял свежей охрой стен и радовал дубовыми дверями с золоченой ручкой. Еще год назад этот островок фамусовских времен являл собой грустное зрелище — проржавевшая крыша, сбитая штукатурка и заколоченные досками окна. В таком виде он простоял лет десять, вызывая жалость коренных москвичей и радуя бродячих кошек.
Но год назад сюда на черном лимузине приехал высокий, прекрасно одетый мужчина с массивным золотым перстнем на мизинце правой руки, и с кейсом в левой. Рабочие в опрятных комбинезонах вышибли дверь и мужчина, морщась от запаха, оставленного четвероногими жильцами, прошелся по комнатам особняка, внимательно осматривая все вокруг, затем вышел, стряхнул носовым платком пыль с лакированных ботинок, и уехал. Через неделю после его визита, домик обнесли высоким забором, пригнали технику и началась работа. Крышу покрыли новенькой жестью, окна и двери выломали вместе с рамами, заменив их новыми, стены оштукатурили, а у парадного повесили табличку с надписью: «Некоммерческий фонд «УЗНИК СОВЕСТИ»».
А еще через неделю в кабинете директора фонда уже восседал Ибрагим Казиев. После гибели своего брата Алехана Казиева, он стал одним из главных авторитетов солнцевской братвы, но бандитской деятельностью не афишировал. Ибрагим давно купил корочки доктора философских наук и заказал тесненные золотом визитки. Фонд «УЗНИК СОВЕСТИ» официально боролся за соблюдения прав заключенных, а на самом деле осуществлял теневое руководства в зонах исправительных лагерей, не брезгуя при этом и другими, далеко выходящими за рамки уголовного кодекса и приносящими быстрый доход, видами деятельности.
Сегодня рабочий день директора фонда складывался удачно. Еще до обеда трое его служащих привезли своему шефу документ, поднявший ему настроение и суливший немалую прибыль. Положив бумагу перед собой на полированную столешницу, Ибрагим снял трубку и набрал номер.
— Все, бля, в порядке, Мака. Можешь приезжать.
Не прошло и часа, как Мака сидела в директорском кабинете и внимательно рассматривала бумагу. Документ имел печать жилищного департамента Москвы и подпись ее начальника.
— Молодец, Ибрагим. Сколько?
— Полтинник, бля, как и договорились.
Посетительница вынула из сумочки мобильный телефон и, сказав в трубку два слова, убрала обратно. Через минуту в дверь кабинета вошел молодой человек с кейсом в руке. Молча приблизившись к Казиеву, раскрыл кейс, вынул перевязанную резинкой пачку сто долларовых купюр и выложил на стол.
— Свободен, — бросила ему Мака и дождалась, когда молодой человек удалится.
— Что-нибудь еще? — Улыбнулся Казиев, скидывая деньги в приоткрытый ящик стола.
— Есть одно дело, — сообщила посетительница, доставая из сумки сигареты.
Казиев щелкнул зажигалкой:
— Выкладывай. Что в наших силах, все, бля, сделаем.
Мака с удовольствием затянулась и выдержала паузу:
— Хочу баллотироваться в Государственную Думу.
Ибрагим долго и весело смеялся. Мака стряхнула пепел и, не мигая, смотрела на веселившегося бандита. Когда он немного успокоился и носовым платком промокнул набежавшую слезу, спросила:
— Ты меня понял?
— Хули не понять?! Неприкосновенности, бля, захотела?
Теперь расхохоталась Мака. Смеялась долго. Внезапно лицо ее стало серьезным:
— Дурак.
Казиев покраснел, наливаясь гневом:
— Что ты сказала?
— Дурак, я сказала, — спокойно повторила она и затушила сигарету: — Сидя в Думе лучше видно, что еще можно прикупить в стране. Хочу немного заработать и предлагаю тебе поучаствовать.
При словах «заработать» Казиев тут же успокоился, а предложение поучаствовать вызвало у него добрую улыбку:
— Хули я должен делать?
— Возглавить мой избирательный штаб.
Бандит почесал затылок:
— Бегать, бля, много придется…
— Бегать не надо. Подключишь своих шестерок. Чем больше, тем лучше.
— Помозгуем, госпожа депутат.
— Вот и помозгуй.
— А скажи, был бы жив Кащей, ты бы ко мне, бля, с этим пришла?
— А был бы жив Алехан, ты бы сидел в этом кресле?
— Не трогай, бля, память брата. До сих пор не врубился, кто же его шлепнул… Думаю, теперь никогда, бля, не узнаю.
Мака загадочно улыбнулась:
— Не зарекайся, еще не вечер.
— За брата, блядь, Алехана, клянусь тебе, женщина, если выплывет имя гада, из-под земли вытащу, порежу на мелкие кусочки и опять на хер в землю зарою.
Она согласилась:
— Хорошо, зароешь. — И поднялась с кресла: — Ну хватит, мне пора. При следующей встрече обговорим детали.
— Начинать такую игру, бля, нужны большие деньги, — задумчиво произнес директор некоммерческого фонда.
— Деньги найду. Твое дело грамотно провести избирательную компанию.
— Никогда, бля, не занимался подобной лабудой…
— Ты же доктор философских наук, вот и оправдывай ученую степень, — посоветовала Мака, направляясь к двери.
Казиев проводил ее до машины, галантно усадил в Мерседес и долго смотрел вслед удаляющейся иномарке. Черный лимузин, принадлежавший когда-то Кащееву, он хорошо помнил. Вернувшись в свой кабинет, открыл ящик стола и внимательно пересчитал доллары. Удостоверившись, что не обманут, вытащил из бара бутылку водки, выпил четверть прямо из горлышка, поморщился и нажал кнопку. Секретарь директора с татуировкой на шее почтительно замер на пороге.
