Прихожая, в которой оказались подруги, была завалена старыми свернутыми в трубку холстами, картонными коробками, ящиками, огромными рулонами бумаги и какими-то вовсе непонятными предметами. На невысоком шкафу, выкрашенном зеленой масляной краской, стояли по соседству гипсовая человеческая голова, глиняный кувшин и чучело утки.
— Проходите в комнату и раздевайтесь! — раздался откуда-то из глубины жилища прежний хриплый голос.
Подруги переглянулись. Фраза прозвучала как-то странно: во-первых, сейчас лето, и, приходя в гости, снимать верхнюю одежду не приходится. Во-вторых, в холодное время года тоже предлагают поступать в обратном порядке: сначала раздеться, повесить пальто в прихожей и потом уже проходить в комнату.
Списав эти мелкие странности на экстравагантный характер хозяина, дамы протиснулись между большим кованым сундуком и гипсовой статуей передовой колхозницы с капустным кочном в руках и оказались в довольно большой и очень светлой комнате.
В отличие от прихожей, вещей здесь было совсем немного: холст на подрамнике, продавленный кожаный диван, низенький столик вроде журнального, красивая шелковая ширма и пара перепачканных краской стульев.
Еще в дальнем углу комнаты были стопкой прислонены к стене многочисленные старые холсты.
Надежда огляделась. Диван не вызвал у нее доверия, и она присела на стул. Алка решительно села на диван, но тут же подскочила:
— Из него торчат пружины!
В соседней комнате послышались шаги, дверь открылась, и на пороге показался заросший густой бородой невысокий мужчина в потертых джинсах и вымазанной краской клетчатой рубахе.
— Здрасьте! — хором произнесли подруги.
— Здрасьте, — удивленно отозвался художник, а что вы не разделись?
— Что? — Алла захлопала глазами и повернулась к Надежде. — О чем это он?
— Вы что — первый раз? Можете пройти за ширму, если стесняетесь. — Мужчина подошел к холсту и взял в руки длинную кисть.
— Первый раз — что? — переспросила Алла. — И почему мы должны раздеваться? Надя, мы что — похожи на девушек по вызову?
— Вроде бы мы уже не в том возрасте, — поддержала подругу Надежда Николаевна;
— Женщины, ну что вы время тянете! — недовольно проговорил художник. — Первый раз, что ли, позируете?
— Ах вот оно что! — догадалась наконец Надежда. — Вы думаете, что мы пришли к вам позировать!
— А разве нет? — удивился хозяин квартиры, откладывая кисть. — Я вроде на сегодня договаривался…
— Только не с нами! — решительно отрезала Надежда. — Мы к вам совсем по другому вопросу!
— Да? И по какому же?
— Вы были знакомы с Ильей Цыпкиным?
Задав этот вопрос, Надежда внимательно следила за лицом художника, однако на нем не отразилось и тени волнения;
— Ну да, я с ним и сейчас знаком, только давно не встречаюсь.., как-то наши дороги разошлись…
— У него дома есть ваша картина, она называется «Моховое».
— Ну, не то чтобы картина.., так, этюд, подготовительная работа… — скромно проговорил художник. — А что, она у Ильки вывешена?
— Да, — кивнула Надежда. — А что вы можете про эту картину рассказать? Где это место, когда вы рисовали.., ну, все что можно.
— Ну.., художник потянулся, — история давняя., может, мы под нее кофейку выпьем?
— Я лучше чаю, — заявила Надежда, — после восхождения по вашей лестнице сердце и без кофе колотится!
— А мне можно кофе.
Художник кивнул и вышел на кухню. Через несколько минут он вернулся с медной джезвой в одной руке и электрическим чайником в другой. Сервировав на низком столе чай и кофе, он сел рядом с подругами и начал.
— Было это лет двадцать назад, я тогда был молодой и жизнерадостный, отсутствие бытовых удобств меня нисколько не пугало.
Надежда Николаевна отметила, что и сейчас, судя по этой квартире, художник не очень гонится за бытовым комфортом, но не стала его перебивать.
— Я путешествовал по Западной Сибири, делал серию пейзажей. Тогда это называлось «творческая командировка». Места там удивительно живописные. Сопки, сосны… И вот, в гостинице маленького захолустного городка Лесогорска я повстречался с ними…
— С ними — это с кем? — спросила Алла.
— С Ильей и Алиной.
— Алиной?
— Ну да, Алина, Аля, Александра — его жена.
Когда я узнал, что они тоже из Ленинграда наш город тогда еще не был переименован — естественно, потянулся к ним. Они люди симпатичные, Илья — душа любой компании, остроумный, живой, Алина тоже была очень славная.., в общем, подружились. Ну, вместе проводили только вечера. Обычное дело — песни под гитару, разговоры до полуночи, портвейн или что придется.., молодые все были. Что они там делали, в окрестностях того городка, я не очень понял, какие-то у них были общие дела, они об этом не очень распространялись. Кажется, что-то связанное с геологоразведкой. Вот еще у них один знакомый был, Прохор Медведев, — он с ними часто в тайгу уходил. Колоритный человек! Настоящий сибиряк, здоровенный, росту огромного, рыжая борода.., тайгу знал, как свои пять пальцев! И вот, помню, как-то говорили мы с Ильей и Алиной про тайгу, про ее дикую, первозданную красоту, я свои работы новые показывал, а Алина вдруг и говорит — вот бы тебе на Моховое поглядеть! Вот уж где красота так красота!
Художник ненадолго прервал рассказ, видимо, погрузившись в воспоминания, затем вздохнул и продолжил:
— Мне показалось, что Илья недоволен был ее словами, так искоса поглядел и стал меня отговаривать — мол, далеко это Моховое, и дорога туда тяжелая.., а я загорелся, ни в какую не отступаю — отведите меня туда, раз там такое место особенное! Если Алина туда ходит, женщина городская, так мне сам бог велел. В общем, согласился Илья, и на следующий день пошли мы в тайгу. Четвертым с нами Прохор шел. Дорога, конечно, и в правду тяжелая, лесными тропками, да урочищами, где через бурелом пробиваться, где карабкаться по каменным осыпям, но как вышли мы на место — у меня прямо дух захватило! Вышли мы на вершину холма, и открылась впереди окруженная сопками долина. Дело к осени было, и деревья где золотели, где красным покрылись, а посреди этой долинки озеро, круглое, как тарелка, и синее, как василек. А тут еще туча грозовая наползла, и озеро еще потемнело, стало как темный сапфир.., и наполнил все вокруг такой мрачный, торжественный свет.., в общем, я так на этом холме и остался, этюдник свой расставил и работал, забыв про время. Не ел, не пил, не до того было. Десяток эскизов сделал, при разном освещении — и при солнце, и в сумеречном предгрозовом свете. А остальные мои попутчики с холма спустились и что-то в долине этой делали, какие-то образцы собирали. Потом, ближе к вечеру, за мной поднялись — я и не заметил, как день прошел.
Художник еще немного помолчал и закончил рассказ:
— В общем, вот и все. Один из тех этюдов я тогда же и подарил Илье с Алиной в память о том дне. Вот такая, значит, история у этой картины.. а вы говорите, висит она у них?
Надежда кивнула.
— Значит, и они тот день запомнили.., или, может быть, место то для них много значило…
— А больше вы с ними не встречались?
— Нет, — хозяин квартиры помотал тяжелой крупной головой, — как тогда разъехались, так и все…
Затем он встал, подошел к стене и принялся перебирать составленные там старые холсты.
Провозившись несколько минут, вытащил один и принес на середину комнаты:
— Вот, думал найти один из тех этюдов, да не нашел, а зато попался мне под руку портрет того сибиряка, про которого я говорил, Прохора Медведева. Он ведь тогда вместе с нами на Моховое ходил…
Он повернул холст к свету.
Подруги придвинулись, чтобы лучше разглядеть картину.
На ней были изображены двое мужчин.
Один был особенно рослым и широкоплечим, огромная рыжая борода обрамляла загорелое, обветренное лицо. Увидев такое лицо, его, наверное, трудно было забыть. Но и второй человек, изображенный на картине, тоже привлекал к себе внимание. Он был старше Прохора, меньше ростом, но в его лице было что-то удалое, дикое, разбойничье. Казалось, что ему самое место в разбойничьей шайке или на капитанском мостике пиратской бригантины. И на щеке у него красовался шрам необычной формы — напоминающий неровную пятиконечную звезду.
— Узнаешь? — вполголоса спросила Надежда у Алки. Та кивнула, не сводя с картины изумленного взгляда.
— Вот это он — Прохор Медведев! — художник показал на рыжебородого сибирского богатыря.
— А кто это с ним? — взволнованно осведомилась Надежда.
— Не помню точно, — художник безразлично пожал плечами, — кажется, начальник геологического управления.., наверное, хороший знакомый Прохора. Лицо мне показалось интересным, вот я его и нарисовал.
Подруги переглянулись, и Надежда с сомнением переспросила:
— Начальник? Вы уверены? Такое лицо скорее подходит таежному бродяге или разбойнику с большой дороги!
