Не выпуская пуговицу собеседника, чтобы он не смог улизнуть, Надежда свободной рукой выхватила из кармашка носовой платок и театральным жестом поднесла его к абсолютно сухим глазам. Впечатлительный продавец поддался на эту нехитрую провокацию: он попытался вырваться, понял, что это совершенно невозможно, удивленно захлопал глазами и задал тот самый вопрос, которого ждала Надежда:
— Почему — последний раз? Вы куда-нибудь уезжаете?
— О, не спрашивайте меня об этом! — драматически воскликнула Надежда. — Я не хочу расстраивать такого милого человека! Я не хочу взваливать на ваши хрупкие плечи груз своих несчастий! Я уезжаю, очень скоро уезжаю туда, откуда нет возврата…
При этом она закатывала глаза и размахивала носовым платком в точности так, как это делают актрисы в бесконечных латиноамериканских сериалах. Нина смотрела на нее в полном обалдении, и даже наглая рыжая продавщица прервала свой увлекательный телефонный разговор и в восторге наблюдала за неожиданным шоу.
Продавец нервно повел своими «хрупкими» плечами пятьдесят шестого размера и безнадежно проговорил:
— Ну зачем же вы так расстраиваетесь? Вы прекрасно выглядите и нисколько.., то есть совершенно.., то есть… — Он совершенно запутался в своих мыслях и растерянно замолчал.
— Внешность обманчива! — с новой силой возопила Надежда. — Не нужно меня утешать!
Я уже все пережила.., и передумала… Единственное, что мне еще осталось, — встретиться с любимой племянницей и сообщить ей свою последнюю волю…
— Подождите, — проблеял запуганный продавец, — она скоро должна прийти… Я не знаю, куда она вышла… Она всегда сообщает…
— Боюсь, я не смогу дождаться ее… Мне так мало осталось… Может быть, вы сможете мне помочь?
— Чем же? — Продавец сделал еще одну попытку освободиться, но Надежда стояла насмерть и не выпускала злополучную пуговицу.
— У вас ведь есть адреса всех сотрудников… Найдите адрес моей единственной и любимой племянницы!
— Да-да, конечно. — Толстяк наконец смог вырваться из плена и бросился к столику с телефоном.
— Сейчас, минутку… — бормотал он, перелистывая тоненькую тетрадку. — Вот, это здесь…
Бармалеева улица, дом пять, квартира семнадцать… Но позвольте, — он поднял на Надежду удивленный взгляд, — она говорила, что живет у своей тети… Я ничего не понимаю!
— У человека может быть и не одна тетя! — с достоинством отозвалась Надежда Николаевна.
— Конечно… Но разве вы не знаете адрес своей родственницы? — Теперь толстяк смотрел на Надежду с неожиданно взыгравшей подозрительностью.
— Я — тетя от первого брака, — невозмутимо ответила Надежда, — а та тетя — от третьего…
В ее устах загадочное выражение «тетя от третьего брака» прозвучало пренебрежительно и осуждающе, как «человек третьего сорта».
Надежда Николаевна снова развернулась и величественно двинулась к выходу, бормоча про себя:
— Бармалеева улица, дом пять, квартира семнадцать…
Потрясенные ее визитом сотрудники «Бахчисарайского фонтана» долго смотрели ей вслед.
— Интересно, в Мариуполе все такие? — проговорил наконец толстяк.
* * *
— Слушай, для чего тебе понадобилось так человека пугать? — спрашивала Нина на бегу. — Он же наверняка подумал, что, ты ненормальная! И потом, как же мы пойдем к Вике домой? Прямо, можно сказать, волку в пасть!
И вообще, куда мы так несемся?
Надежда, внимая Нине, решила ответить на вопросы в обратном порядке. И для этой цели остановилась так круто, что Нина налетела на нее. Потирая ушибленное плечо. Надежда сказала:
— К метро! Мы несемся к станции метро «Фрунзенская», от нее прямая ветка до «Петроградской». А там до Бармалеевой улицы рукой подать, пешком пройдем. Дальше, мы же выяснили, что Вика с самого утра была на работе и никуда не отлучалась, значит, это не она убила Витю. Да я, честно говоря, так никогда не думала.
— Но с Горностаевой-то она ругалась, ты сама говорила! — запальчиво возразила Нина.
— Слушай, давай уж примем за основную гипотезу, что убийца у нас всего один! — рассердилась Надежда. — То есть если Вика своего Витю не трогала, то значит и журналистку не она придушила. И Илью тоже не она. А то мы совсем запутаемся.
— Ну как знаешь, — обиделась Нина.
— Но поговорить с Викой очень даже надо, — не унималась Надежда, — возможно, она кое-что знает. А то получается, что мы в тупике. Получается, что убил Ирину ее бородатый хахаль, больше некому. А ему смысла нет это делать. Но я так просто не отступлю.
— А уж я тем более! — пообещала Нина. — Этак убийца всех нас передушит да перетопит…
— А насчет того, что тот толстый тип в магазине принял меня за ненормальную, так это даже хорошо, — невозмутимо продолжала Надежда, — он постарался скорее от нас избавиться и все выболтал.
— Ну надо же такое придумать — тетя от третьего брака! — фыркнула Нина. — Слушай, ну ты и отчаянная! И зачем вы в свое время с Ильей развелись?..
На этот вопрос у Надежды не было ответа.
* * *
Бармалеева улица расположена среди многочисленных тихих и уютных улочек и переулков Петроградской стороны. Ее название не связано своим происхождением с обаятельным разбойником из сказки Корнея Ивановича Чуковского. Такую звучную форму приобрела в русском языке фамилия крупного английского предпринимателя Бромлея, владевшего в Петербурге заводом, и когда Чуковский подбирал имя для своего разбойника, ему на глаза попалась табличка с названием этой улицы.
Женщины подошли к дому номер пять по Бармалеевой и уставились на табличку с номерами квартир. Как это часто бывает в старых районах, квартиры были расположены в художественном беспорядке. На первом этаже имелись номера три и девять, на втором — пять и одиннадцать. Дальше устанавливался некоторый порядок, однако семнадцатой квартиры не было в помине.
Поскольку других подъездов в пределах видимости не наблюдалось, неудачливые сыщицы в растерянности остановились на тротуаре.
— Чего ищете-то? — поинтересовалась проходившая мимо старуха чрезвычайно грозного вида, опиравшаяся на толстую суковатую палку.
— Да вот семнадцатую квартиру никак не можем найти, — пожаловалась Надежда, окинув бабку опасливым взглядом.
— Семнадцатую? — грозно переспросила старуха. — А кто вам нужен в семнадцатой? Если Василий Конопатов, так его уж посадили, Василия вашего! Нечего его искать!
— Да не знаем мы никакого Василия! — отмахнулась Надежда Николаевна. — Женщину мы ищем, с работы. Заболела она, а мы из профкома, с общественным поручением…
Услышав забытые слова «профком», «общественное поручение», старуха несколько смягчилась и нехотя сообщила, что семнадцатая квартира, вопреки всякой логике, находится за углом, на Левашовском проспекте.
Сдержанно поблагодарив старую партизанку, женщины свернули за угол и действительно нашли нужную квартиру. Правда, размещалась она под самой крышей, на шестом этаже, а лифта, разумеется, в доме не было.
Шестой этаж старого дома на Петроградской — это примерно то же, что двенадцатый в доме послевоенной постройки, поэтому, когда Надежда и Нина подошли к двери семнадцатой квартиры, они чувствовали себя альпинистами, только что совершившими невероятно трудное восхождение. С тем только отличием, что альпинисты дышат свежим, хотя и разреженным воздухом горных вершин, а наши героини вдыхали ароматы щей, подгоревшей каши, хозяйственного мыла и кошачьей мочи — тот неповторимый букет, которым благоухает обычно черная лестница в старом, запущенном доме.
На двери семнадцатой квартиры красовалась целая выставка разнообразных звонков с табличками.
Пожелтевшая картонка с кривой, расплывшейся надписью «Корытов».
Узенький листок с фамилией «Коровкины».
Приколотая кнопкой аккуратненькая визитка «Л. Ласточки на».
Голубой глянцевый прямоугольник с залихватской росписью «Леонид Семипалатинский».
Мятая бумажка с угрожающей фамилией «Р. Облаева».
Сохранившаяся с незапамятных времен медная табличка с каллиграфической гравировкой «Е. К. Собакинд».
В общем, самая натуральная, глухая и дремучая коммуналка, которую никто не расселил и вряд ли когда-нибудь станет расселять, принимая во внимание жуткий шестой этаж, кошмарную лестницу и общее состояние дома.
Фамилии «Топорова» на двери не было.
Впрочем, Викина тетя вполне могла носить совершенно другую фамилию.
Надежда секунду поколебалась и ткнула пальцем в первый попавшийся звонок — в тот, рядом с которым красовалась незамысловатая фамилия Корытов.
Некоторое время ничего не происходило.
Наконец, за дверью послышался глухой удар, и сразу за ним последовала громкая и чрезвычайно выразительная матерная тирада.
— Понавешали тут всякого барахла! — завершив трехэтажную реплику, выкрикнул хриплый мужской голос и тут же добавил:
