Так что, когда Нина заинтересовалась «его производством», Протасов мог с легкостью состряпать десяток правдоподобных легенд о чем только душа пожелает, от взятых в аренду арбузных бахчей до цеха по упаковке сыпучих продуктов. Но, он почему-то упомянул деревообработку, накрыв цель первым же снарядом. Такие удачи время от времени случались с Протасовым, не благодаря уму и дедуктивным способностям, а скорее в силу какого-то природного чутья, развитого у него неимоверно.
– Окна загляденье, Нина Григорьевна, – скромно сказал Протасов. – Клиенты не жалуются. Новые технологии, наша, отечественная разработка. Десять лет гарантии, а прослужат все двадцать пять.
– Десять лет! – восхитилась Нина Григорьевна. – Ну, что же, это внушает, внушает…
«Ты их вначале проживи», – подумал Валера, принимаясь за гусиную ножку. Янтарный яблочный сок закапал в его тарелку, лучезарный, словно расплавленный янтарь. Протасов подобрал капельки ломтем лаваша.
– Давайте выпьем за этот дом, – предложила Ольга, подымая бокал. Протасов с готовностью поддержал эксжену. – С новыми окнами и дверями, – широко улыбаясь, добавил здоровяк. – Мы вам в два счета окошки поставим.
Нина для виду запротестовала, но по всему чувствовалось, что она польщена:
– Ну, что вы, Валерий. У меня и денег таких нету.
– Никаких денег и не потребуется, – заверил банкиршу Протасов. – «Ты мне столько лавандоса насыплешь, что тебе эти двери золотымипокажутся». – Для Ольгиных друзей я в лепешку расшибусь. А для родни, в натуре, тем паче. Вы ж ей все равно, что за мать. Все бесплатно и в наилучшем виде.
После этих слов Нина Григорьевна смахнула слезу. Они выпили и закусили селедочкой. Потом снова, за Ольгу и за Богдасика. Чтобы рос здоровеньким и не огорчал маму и бабушку.
– И чтобы про спорт не забывал, – от себя добавил Протасов. – А то, в натуре, нынешняя молодежь какая-то хилая пошла, не отжаться, ни поджаться, е-мое. Клей нюхают, план курят. Да мы слов таких, в натуре, не знали.
– Замечательные слова, – горячо подхватила Нина Григорьевна. – А то что выходит? Нынешней верхушке на молодежь плевать, за исключением собственных внучат, разумеется. Все только своими счетами в Швейцарии озабочены, а дети как сорная трава растут.
– Спасибо! – выкрикнул Протасов, и, потеряв самообладание от переполнивших его чувств, потряс ладошки Нины Григорьевны своими богатырскими лапами. На какую-то секунду Ольге показалось, что Нина вот-вот прильнет к Валерию, очарованная, как царевна из сказки. Чего тогда ожидать, Олька даже представлять зареклась. К счастью, наваждение прошло стороной. Банкирша высвободила запястья. Вздохнув с облегчением, Ольга посетовала на нищенскую зарплату.
– Никуда не годится, – сказала Нина. – Где это видано, человек с детьми работает, а получает жалкие копейки.
– Дети наше будущее, – вставил Протасов.
– Правильно. – Продолжала Нина. – Я уж не говорю об ответственности. Но оклад? Это не оклад, это позор! Кому на Западе сказать, не поверят.
– Это точно, – согласился Протасов. – Вот был я два года назад в Париже…
– Вы были в Париже? – изумилась Нина Григорьевна. Протасов покраснел, сообразив, что сболтнул лишнего. Отечественные пилорамщики по заграницам не шляются. Ольга вовремя пришла на помощь.
– Он за оборудованием ездил.
– За оборудованием? – прищурилась госпожа Капонир.
– Точно так, – подтвердил Валерий. – Там, под Парижем контора есть, бэушным оборудованием торгует. Мы у них фанеровочный станок приглядели. Приехали, значит, покупать…
– Неужели не проще здесь купить?
Протасов покачал головой.
– Никак нет, Нина Григорьевна. Тут перекупщики втрое накручивают. Спекулянты, о чем говорить.
– Спекулянты, – с ненавистью повторила Нина, и предложила тост за честных тружеников. Присутствующие энергично поддержали.
– Кинуть могут, поди докажи потом, что не верблюд. – Вел дальше Протасов. – А там, на Западе, все по-честному. Приехал, расщелкался, и ништяк.
На Эйфелевой башне были? – с ностальгическими нотками поинтересовалась Нина. Она побывала во Франции начала семидесятых, по пробитой свекром путевке «Спутника».[40] С тех пор Франция манила ее, как сирены древнегреческую трирему.
– Куда там, – с обезоруживающей простотой признался Протасов. – Из буса не вылезал. Деньги за пазухой, бутерброды и кофе из термоса. На обратном пути еще и на бандитов нарвались. В Поляндии. Чудом, можно сказать, ушли.
– Значит, правда, что на польских дорогах тревожно? – спросила Нина Григорьевна. О них в ту пору судачили разное, и слухи, как правило, соответствовали истине.
– Не то слово, – констатировал Протасов. – Наши бандюки транзитный транспорт данью обкладывают, доят, то есть, а местная полиция разыгрывает косоглазие. И таможня, видать, под бандитами. Только границу пересек, так тебя уже и ждут.
– Безобразие, – сказала Нина.
– Полностью с вами согласен.
Они выпили за свободу дорог, а потом за будущее, чтобы было ну хоть чуточку посветлее. Ольга нетвердой походкой отправилась варить кофе.
– И заварные свои неси, – сказала вдогонку Нина, подсаживаясь поближе к Протасову. – Вы с Олей на одном потоке учились? – неожиданно спросила она, поедая собеседника глазами, отчего Валерий даже малость оробел.
– Можно и так сказать. Только в разных группах.
– Скажите, Валерий, а вы ее мужа знали?.. Того, первого, которого она… – Нина Григорьевна тщательно подыскивала слова, – …с которым они разошлись.
«Ого! Горячо! – впору было бы кричать Валерию, если б они играли в старую детскую игрушку. Протасов запаниковал, подозревая, что Нина обо всем догадалась. – Раскусила, как пить дать. Сразу видно, не из тех баб, которым лапшу на уши вешают»
– Знал. – Сухо сказал Протасов.
– Как его звали? – пытливый взгляд бездонных карих глаз.
– Валерой. – Протасов решил не рисковать.
– Тоже Валерой? – удивилась Нина.
– Так точно. Только я в группе борцов был, а он, значит, в секции бокса.
– Как сложилась его судьба, случайно не знаете?
«А кидало его, мать твою, от Амура и до Туркестана», – захотелось сказать Валерию, но он благоразумно сдержался. Игра в кошки-мышки действовала ему на нервы, и он решил поставить на прошлом точку. Тем более, что оно сыграно, в любом случае.
– Я слыхал, – мрачнея, начал Валерий, что Олькин муж стал бандитом. Как советский спорт накрылся, многие боксеры в рэкетиры подались. Знаете песенку: мы, бывшие спортсмены, а ныне рэкетмены?..
– Что вы говорите?! – всплеснула руками Нина Григорьевна. – Хотя, можно понять. Можно понять, вы знаете… Крепкие парни, и без куска хлеба. Оставленные на произвол судьбы. – Она легонечко коснулась его бицепса, будто налитого свинцом. – А где он сейчас?
– В могиле, – неожиданно твердо сказал Протасов. – Застрелили его, в девяносто первом. Голову отрезали, а тело сожгли.
– Какой ужас! – прошептала Нина Григорьевна, и Протасов почувствовал, как ее теплое бедро прижимается к его каменному. «Вотте раз» — успел подумать Валерий перед тем, как Нина продолжила. – Знаете, Валера? А ведь искренне жаль этих парней. Они могли бы принести столько пользы. А их кинули в самое горнило. Чтобы они в нем сгорели. Это трагедия! Трагедия целого поколения.
– Вы правы, – пробасил Протасов, не зная, отодвигаться, или нет. – Вы только Ольге ничего не говорите. Зачем ее зря расстраивать.
– Конечно, – вздохнула Нина. – Оля такая неприспособленная. – Она подлила в бокалы, и они, чокнувшись, выпили за возрождение спорта и будущих рекордсменов, которым не доведется не по назначению использовать гимнастические биты.
Когда в гостиной появилась Ольга с заварными и кофейником, Нина Григорьевна перебралась в кресло. Ее лицо стало задумчиво и печально.
– А вы знаете, Нина Григорьевна? – сказала Олька, разливая кофеек. – Валерий своего сынишку, Игоря, ко мне в секцию привел. На греблю, представляете? Так мы, собственно, и встретились. Вам со сливками, или без?
– Вы женаты? – поперхнулась Нина, и Протасов понял, что кредит в кармане.
– Я вдовец, – сухо ответил он. Нина Григорьевна оценила это известие так, как под силу только матери одиночке. Они выпили за Игорешку, чтобы рос похожим на папу.
– Знаете, Валерий. У вашего сына замечательный отец. Да, с отцом мальчишке повезло, а это… это совсем не мало.
«Может, оно и к лучшему для всех нас, – думала Нина Григорьевна, украдкой наблюдая за Валерием. – В особенности, для Ольги и Богдана. Ей давно нужен крепкий мужик, а мальчишке – отец. – Она тяжело вздохнула. – Мужик он, сразу видно, положительный. Простецкий немного, грубоват, конечно, ну так и Ольга не из рафинированных интеллигентов. Если сойдутся, то, пожалуй, так тому и быть. СРостиком-то у Ольги, навряд ли, когда наладится. – Нина Григорьевна еще раз посмотрела на Валерия. Тот ответил глуповатой, обезоруживающей улыбкой. – Хорош. Господи? Ну почему я такого не встретила? Где мои, ну не двадцать, так хотя бы тридцать лет? Где?»
