Во время следующего отпуска Павел оперировал ногу, и снова Мила все организовывала и неотлучно сидела рядом, держала его за руку…
Больше о болях в спине и бедре он не вспоминал. Зато вспомнил о том, как первый муж выбил Милене зубы.
- Мила, почему бы тебе не заняться собой? - как-то предложил он. - Что мы все меня лечим? У тебя ведь тоже есть проблемы.
- Ты о зубах? - она смутилась. - Да ладно, они же задние, не видно. И потом, имплантация - это безумно дорого, это можно делать только в Англии. Давай не будем об этом.
Но тут уж Павел не унимался, и через пару месяцев Милена улетела в Лондон. А еще через три дня позвонила ему в слезах:
- Оказывается, у меня нос сломан!
- Как же так? - растерялся он. - Когда это?
- Тогда же, когда и зубы. Я думала, у меня просто кровь из носа течет, и больно очень было, но я тогда… А, да что говорить, - она расплакалась.
- Но можно что-то сделать?
- Говорят, надо оперировать. Там перегородка повреждена, если ее не привести в порядок, то нельзя зубы имплантировать.
- Значит, оперируй.
- Но это дорого, Пашенька! Это совершенно сумасшедшие деньги. И потом, это все очень долго, я не смогу так долго без тебя.
- Мила, твоя красота стоит любых денег, - отшутился Павел.
Его умиляла щедрость Милены во всем, что касалось его самого, и скупость, когда речь заходила о ней. Как же она его любит!
В лондонской клинике Мила должна была находиться около трех месяцев. Каково же было изумление Павла, когда она появилась в Москве раньше срока: вся в повязках и в сопровождении сиделки.
- Паша, я не могу без тебя. - Сквозь повязку голос ее звучал глухо, а прооперированные нос и челюсть делали речь невнятной. - Ты же не можешь приехать ко мне в Лондон, ты работаешь. Я договорилась в клинике, мне дали сиделку, только мне придется жить вместе с ней в гостинице, потому что она должна быть все время рядом. Ничего? Ты не сердишься?
Господи, ну как он мог сердиться? Разве можно сердиться на женщину, которая говорит тебе, что не может лишнего дня без тебя прожить?
А квартира? А ремонт? Мила сделала все возможное, чтобы не отвлекать Павла от работы и при этом добиться того, чтобы ему все нравилось, чтобы ему было удобно и комфортно. Она сама общалась с мастерами, выбирала отделочные материалы, заказывала шторы, вызывала обмерщиков из фирмы, изготавливающей встроенные шкафы-купе, дозванивалась, ругалась, требовала сделать вовремя или переделать и ни разу не попросила Павла, как это сделала бы любая другая женщина, уделить ремонту хотя бы пять минут в неделю. Она целыми днями носилась по городу в поисках такой мебели, какая ему нравится, и когда Павел заикался было насчет того, что пусть будет такая, какая нравится ей самой, она смотрела укоризненно и отвечала:
- Но ты же работаешь, Паша, а я дурака валяю, бездельничаю. Значит, самое главное - это твое удобство, чтобы ты мог нормально отдыхать, чтобы тебя ничто не раздражало, чтобы тебе все было в радость.
Разве это не свидетельство ее любви к нему? Когда же, в какой момент появился в ее жизни этот Канунников, будь он проклят! И почему? Зачем?
Весь вечер он мучил этим вопросом Наталью, но она тоже не знала ответа. Впрочем, ответа от нее Павел и не ждал. Откуда ей знать о Милене? Ему нужен был человек, которому можно пожаловаться на то, что ответа нет.
***
Человек, с которым Настя Каменская собиралась встретиться этим вечером, всегда назначал ей деловые свидания в казино. Он неплохо разбирался в людях и давно уже понял, что эта дамочка из уголовного розыска терпеть не может светские мероприятия и места людных тусовок, и, хотя относился к ней с уважением и порой даже побаивался, не мог отказать себе в удовольствии заставить ее приехать туда, где она бывать не любит. Ну хоть какой-то, да реванш.
Встречу он назначил на половину двенадцатого, хотел успеть поиграть, прежде чем она испортит ему настроение. А в том, что Каменская настроение испортит, Равиль не сомневался, не премию же вручать она будет. Игра шла хорошо, сегодня ему везло, и он с сожалением думал о том, что в половине двенадцатого придется прерваться. Может быть, она опоздает? Слабая надежда, за много лет знакомства Каменская не опоздала ни разу. Правда, они давно не виделись, около года, а вдруг у нее привычки изменились?
Нет, не изменились. Вот она, идет под ручку с каким-то высоченным хмырем в очках, рассеянно поглядывает на игорные столы. Зацепила Равиля взглядом, чуть приопустила веки, мол, вижу тебя, и прошла дальше. Равиль сделал еще одну ставку, машинально и бездумно: на черное. Как новичок какой-то, ей-богу. Собирался ведь поставить на 12 - любимое свое число, но посмотрел на Каменскую и отвлекся. Рулетка завертелась, крупье вбросил шарик Равиль зажмурился, с ужасом понимая, что сейчас выпадет именно 12 и он долго не сможет простить себе оплошности. Так и есть! Он сжал кулаки, до боли впившись ногтями в ладони.
- Двенадцать, красное, - объявил крупье. Значит, не судьба. И теперь уж настроение у него точно будет испорченным.
- Добрый вечер, - послышался у него за спиной негромкий голос.
Равиль скосил глаза и увидел Каменскую. Она была одна. Тот тип в очках, с которым она пришла, садился за стол, где играли в «блэк джек».
- И вам не хворать, - отозвался он. - По кофейку?
Они не спеша прошли в бар, Равиль заказал себе джин с тоником, Каменская взяла кофе и стакан минералки. Взгромоздившись на неудобный круглый стул, он вытащил из кармана тяжелую золотую зажигалку, положил перед собой на стойку рядом с пачкой сигарет и стал нагло рассматривать Каменскую. Постарела. И выглядит плохо. Ну, не то чтобы плохо, не так, как выглядят тяжело больные, но она уже не похожа на девчонку, какой казалась до недавнего времени. Да, видно, жизнь-то у нее - не сахар.
- Ну, чем обязан? Опять кто-то из моих проштрафился?
- Надеюсь, что нет, - улыбнулась она. - Сегодня я белая и пушистая, ни в какие игры играть с вами не собираюсь. Мне нужна информация, причем настолько старая, что она уже ни для кого- ценности не представляет.
- Слушаю вас, - скупо обронил Равиль.
- Примерно в двухтысячном году или около того где-то за границей был убит некий господин.
- Весьма внятно, - саркастически усмехнулся он. - Ни места, ни времени, ни имени. Как-то на вас не похоже.
- Стараюсь быть разнообразной, чтобы вам не наскучить, - отпарировала она. - Зато известно, что здесь, в Москве, у него была любовница. Вот ее фотография, на обороте написано имя. Взгляните.
Она вытащила из сумочки снимок и протянула ему. Равиль взял фотографию, всмотрелся. Красивая девка. И с изюминкой. Не простая, сразу видно. Перевернул снимок, прочел надпись: Милена Погодина.
- Не встречали?
- Нет, - он покачал головой. - Точно не встречал. Нигде.
- Уверены?
- Такую я бы не забыл. Мимо этой девочки просто так не пройдешь. Повезло кому-то. У нее самой спросить вы, как я понимаю, уже не можете?
- Угадали. Меня интересует, кто был ее любовником, к какой группировке он принадлежал и за что его убили. И еще я хочу знать, оставались ли после него какие-нибудь спорные деньги и могли ли сейчас появиться претенденты на них.
- Где, вы говорите, его убили?
- Кажется, не то в Греции, не то на Кипре. Но это не точно, вполне может оказаться и какая-то другая страна. Я могу рассчитывать на вашу помощь?
- Само собой, Анастасия Павловна. Результата не обещаю, но сделаю все, что смогу. Это все?
- Все. Не смею вас задерживать, у вас игра.
Равиль не спеша положил в карман пиджака зажигалку, сигареты и фотографию, неловко сполз с высокого круглого стульчика и слегка поклонился:
- Желаю здравствовать.
Каменская улыбнулась в ответ краешком губ и тут же отвернулась, подзывая бармена Вот сучка милицейская! Впрочем, грех жаловаться, настроение она ему не испортила, времени много не отняла, неприятного ничего не сказала, и просьба-то у нее пустяковая. Равиль был уверен, что выполнит ее дня за два.
В течение всего заседания кафедры Настя чувствовала себя ужасно виноватой. Кафедральный день - среда, сегодня пятница, и заседание назначили только для того, чтобы обсудить ее диссертацию, что, разумеется, не могло не вызвать у преподавателей раздражения. Пятница же! Вместо того чтобы быстренько отчитать свои лекции, провести семинары и бегом на дачу, сиди тут и выслушивай доклад какого-то соискателя. Скука смертная! И ладно бы еще соискатель был «спорный», то есть такой, которого и мордой в грязь ткнуть не грех, устроить из заседания веселенький спектакль и доказать рьяному околонаучному сопляку, только-только получившему диплом о высшем образовании, что нельзя с кондачка сочинить малограмотный бред и выдать это за диссертацию; тогда бы хоть какое-никакое оживление можно внести. А тут что? Сорокапятилетняя баба, подполковник, двадцать лет отпахавшая в уголовном розыске. Ну понятно же, что пишет она на собственных материалах и каждое слово в работе у нее выстрадано и на своем горбу выношено. Чего тут слушать и обсуждать? Кроме того, эта баба с Петровки умудрилась напихать в свою чисто криминологическую работу всякой математики, в которой никто из членов кафедры ничего не понимает. Исключение составляет один доцент, читающий курс судебной статистики, но и он слушает соискателя без всякого интереса, а уж что об остальных говорить? Все своим делом заняты: кто контрольные проверяет, кто читает присланные на рецензирование материалы, а кто и газеткой исподтишка шуршит.
