— Захватите дензнаки, господин полковник, сегодня и в скромном ресторане обед дорог, — рассмеялся Батулин.
— Я знаю, что проиграю, важен принцип, не мог я только одну пулю в мишень послать, — ответил полковник. — До завтра. — Он вышел из тира, сел в роскошный «Мерседес» и поехал в министерство докладывать Гурову.
Крячко стягивал с себя форму, это именно он так неудачно стрелял в тире, докладывал:
— Он схватил крючок сразу, червяк не понадобился. Вызови эксперта, пусть проверят, «снимут пальцы», я на всякий случай назначил ему встречу на завтра, понадобится — проведем «перестрелку».
— «Пальцы» в полном порядке, — ответил Гуров, разглядывая лежавший перед ним пистолет. — А ребята утверждали, что пистолет Батулина ему не привязать и что за тяжелое ранение Генки Веткина никто не ответит.
Станислав повесил форму в шкаф, надел штатский костюм, взглянул на друга с любопытством, брезгливо усмехнулся:
— Я тебя, Лев Иванович, видимо, до своей кончины не пойму. То ты такой чистоплюй, что материться хочется, сейчас до грязного дела скатился и торжествуешь. Мы с тобой раньше подобного дела и представить себе не могли.
— Верно, деградируем. — Гуров болезненно поморщился. — Но раньше офицер спецслужбы не служил в мафии и не стрелял в своих коллег. И если мы не будем соответствовать времени, в котором живем, нас просто убьют.
— Давай тогда и взятки начнем брать, кругом берут, мы должны соответствовать.
— Теоретически ты прав, практически нас жизнь заставляет по краю идти или увольняться. Мы пробовали, не выходит, кто-то должен драться, правила не мы определяем. Сам знаешь, за все отвечает старший, так что этот грех на моей совести, не на твоей.
— С совестью, Лев Иванович, положение херовое, я ее порой и отыскать не могу. Ты уж извини меня, но я сегодня на этого подонка посмотрел и не понял, чем я его лучше.
— Цель оправдывает средства? — спросил Гуров. — Общепринято, что не оправдывает, а жизнь доказывает: нет на данный вопрос однозначного ответа. Каждый случай индивидуален, я сказал, сегодняшний грех на свою душу беру. Ты, Станислав, не мучайся.
Сергей Витальевич Батулин сидел за столом в конспиративной квартире полковника Гурова и без видимого интереса разглядывал лежавшие перед ним фотографии, на которых был снят раненый Веткин, пистолет Макарова с глушителем, гильза и расплющенная пуля, изъятая из груди раненого.
— На ваше счастье, Батулин, мой парень остался жив, идет на поправку, иначе мы бы разговаривали не здесь, а в прокуратуре, откуда вас бы доставили прямиком в следственный изолятор, — спокойно произнес Гуров, собирая фотографии и укладывая их в конверт.
— Очень интересно, господин полковник. — Батулин делано зевнул. — Я с вами опытом в сыскном деле не равняюсь, но с десяток лет на оперативной работе отпахал и знаю, что является доказательством, а что нет. Историю вы мне рассказали душещипательную, только в толк не возьму, какое все происшедшее имеет отношение ко мне, майору Батулину. Если вы меня арестуете, доложат генерал-лейтенанту Коржанову, он мужик крутой, не любит, когда его людей незаслуженно обижают.
— Обязательно. — Гуров согласно кивнул. — Обижать незаслуженно воспрещается. Вы тут обмолвились о моем сыщицком опыте. Так вы полагаете, что опытный сыщик может задержать офицера Управления охраны на основании никчемных фотографий, не имея серьезных доказательств?
Батулин вздрогнул, взглянул на Гурова испытующе.
— А какие у вас могут иметься доказательства? Свидетели, что именно я стрелял в вашего парня? Вы не пойдете на организацию лжесвидетелей, которых наверняка разоблачат, привлекут к ответственности. А больше никаких доказательств и в природе не существует.
— Уверены? — Из голоса Гурова исчезла мягкость, он заговорил другим тоном. — Случается, что преступник оставляет на оружии свои отпечатки.
— В прошлом веке, сегодня даже пацаны не оставляют отпечатков.
— Тем более странно, что на пистолете, из которого был тяжело ранен человек, обнаружены ваши пальцевые отпечатки.
— Брехня, раз вы так много знаете, не для протокола скажу, я был в перчатках.
— Сожалею, майор, но заключение экспертизы посильнее ваших слов, даже если они сказаны не для протокола. — Гуров заставил себя улыбнуться и положил перед Батулиным копию заключения эксперта.
Сыщику не нравился Батулин и то, как складывался разговор. Гуров изначально не собирался передавать документы в прокуратуру, нацелился на вербовку. Он знал: майор близок с таинственным бывшим гэбистом Фокиным, сам Батулин не мог быть центральной фигурой заговора, а Фокин очень подходил для такой роли. Не бывший партийный чиновник, жаждущий руководить и ни черта не понимающий в существе оперативной работы, а профессионал, державшийся в тени, но явно пользующийся авторитетом у сильных мира сего. А иметь влияние на таких людей можно лишь одним способом — располагать на них серьезным компрматериалом. А что вся верхушка ворует, не вызывает у сыщика сомнений, серьезный оперативник при желании без труда добудет необходимые доказательства.
Фокин крайне опасен и интересен, Батулин его правая рука, такому агенту цены нет. Гуров соткал сеть прочную, мог вынудить майора к сотрудничеству, но сыщик терпеть не мог вербовать под угрозой ареста. Он как-то сказал, что агент, работающий под прессом страха, — это хищник, которого ты крепко держишь за хвост, а он только и думает, как вырваться и вцепиться дрессировщику в горло.
И Гуров искал пути сближения с майором, хоть какой-нибудь человеческой общности.
— Этого не может быть. — Батулин несколько раз прочитал документ, бросил на стол.
— Сергей Витальевич, в жизни случаются вещи совершенно невероятные, — мягко, с легким сожалением в голосе произнес Гуров. — Стреляли вы в перчатках, а за час до этого в рассеянности взяли пистолет в руки. Вы живой человек, и ничто человеческое вам не чуждо. Любой профессионал порой совершает грубейшие ошибки, к сожалению, знаю это на собственном опыте.
— Не подслащивайте пилюлю, Лев Иванович, я не ребенок. Ради того, чтобы посадить меня в тюрьму, вы бы не устраивали такое представление, да и разговаривали бы со мной прямо в прокуратуре либо в кабинете министра. А вы сняли меня тихо с улицы, привезли на конспиративную квартиру. Значит, вы собираетесь меня вербовать. — Батулин передернул плечом.
— Я терпеть не могу этого слова, — миролюбиво сказал Гуров. — В жизни каждого оперативника порой складывается ситуация, когда ему выгодно оказать помощь вчерашнему врагу. Как говорят французы, се ля ви. Предлагаю сотрудничество, обоюдовыгодное, непродолжительное, но честное, без подлянок и попыток оторвать мне голову.
— Ясно, честное сотрудничество, но удавка будет в вашей руке, — язвительно ответил Батулин.
— Простите, Сергей Витальевич, но это вы, а не я увезли из Шереметьева Юлию Горсткову и кололи девочке наркотик. Вы, а не я стреляли в офицера милиции и лишь случайно не убили его. Я вам предлагаю равное сотрудничество, но определенные преимущества я имею по праву.
— Значит, вас интересует история с Юлией Горстковой, — задумчиво произнес Батулин.
— Не стану кривить душой, Сергей Витальевич, меня многое интересует из того, что ты знаешь, — незаметно переходя на «ты», сказал Гуров. — Меня Фокин очень интересует, кстати, посоветуйся с Семеном Петровичем, он высококлассный агентурист.
Гуров видел, как при упоминании Фокина у Батулина дернулась жилка на виске, но сыщик продолжал спокойно, ровным голосом:
— Я не собираюсь тебя, Сергей Витальевич, учить, каждый волен выбирать себе партнеров. Однако предупреждаю, Фокин тебя подставит, как шахматную фигуру, в зависимости от позиции. Он политик, а в политике существует лишь один закон — стремление выиграть, на жертвы никто внимания не обращает. Я не стремлюсь поссорить тебя с шефом, лишь обращаю твое внимание на его суть.
— А ты, Лев Иванович, полагаю, награду мне готовишь, — саркастически ответил Батулин.
— Это вряд ли, — усмехнулся Гуров. — Работа со мной — дело весьма рискованное, потому как Гуров фигура известная и торчит на виду у всех служб. Но ты можешь спросить моих врагов, уголовников, которых я сажал на большие сроки, меня многие не любят, ненавидят, но ни один человек тебе не скажет, что полковник Гуров обещал и свое слово нарушил. Конечно, я твой неприятель, цели у нас разные, но, если ты мне поможешь, я лично в этой квартире верну тебе твой пистолет, дело против тебя автоматически рассыплется. Я даю тебе слово офицера.
Все, что Батулин слышал о Гурове, подтверждало сказанное. Но вот так враз шагнуть через ров и встать по другую сторону майор был не в силах. И сыщик прекрасно это понимал, сказал спокойно:
— Поезжай по своим делам или возьми бутылку и потолкуй с ней один на один. Я не уважаю людей, которые прыгают, не задумываясь. Я тебя не тороплю. Как тебе известно, Юлия в безопасности, Фокину ее не достать. Да и при всех недостатках он мужик разумный, уверен, он отказался от подобной затеи. Идея воздействовать через девочку на Горсткова, Алентова и Дубова была ложной, ошибочной. Фокину придется искать другие ходы. Я тебя, Сергей Витальевич, ни о чем не спрашиваю, писать ничего не прошу. Встретились, поговорили, прояснили сложившуюся ситуацию, разошлись. Сколько тебе нужно времени, пять дней, неделю? Мой телефон тебе известен, позвони, встретимся, потолкуем.
