— У них потребности, кэп, исключительно материальные, — шумно вздохнул Болтухин. — Я ей Басё читал, а она…
— Что читал? — не расслышал Антон.
— Мацуо Басё, — промямлил лейтенант. — Поэт японский.
— Ну-ка, продекламируй, — заинтересовался Антон. — Интересно, чем развлекают сейчас современных девушек.
— Стихи, конечно, на любителя, — замялся Болтухин. — Ну, вот, например, про ворона:
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
— Это всё? — спросил Антон после некоторого ожидания.
— Классическое хокку пишется трёхстишием. Оно совершенно во всех отношениях, и в нём нет ничего лишнего, — с воодушевлением пояснил Болтухин. — Вот, скажем:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
— Действительно, ничего лишнего, — признал Антон. — Скажи, лейтенант, а она только телефон умыкнула?
— Ещё триста рублей и зонтик, — вздохнул лейтенант.
— Ну, за старину Басё это недорого, — заверил Антон. — А у нас тоже неприятности: сбежала наша симпатичная девушка. Прямо из-под носа сбежала.
— Сплоховал, значит, ботаник, — оживился лейтенант, возвращаясь в прозу рабочих будней. — Говорил я, кэп, надо было послать с ней человека опытного.
— Это не того, которого девица обнесла прошлой ночью?
— Неудачи только укрепляют дух самурая, — с унылым пафосом произнёс Болтухин. — Кэп, а у вас пожрать есть что-нибудь?
Антон заказал кофе и неизменные бутерброды в номер.
— Как мы теперь будем созваниваться, лейтенант? Телефон то тю-тю.
— К вечеру восстановлю симку, — пообещал Болтухин. — А с ребятами у меня связь есть.
Лейтенант извлёк из кармана джинсов портативную рацию. Она немедленно ожила, и в номере раздался трескучий голос:
— Аллё, Болт, ответь Карагоду.
— Болт на связи, — немедленно отозвался лейтенант. — Где у нас закипело?
— Чухонец звонил Гройсману. Сказал, что взял свои семь монет. Похоже, будет вставать на лыжи.
— Погоди, ты же говорил, что чухонец не выходил из «Зеркала».
— В том то и кино, Болт. Падлой буду, мы с Тихим его всю ночь пасли. Только что прокрутили запись с камеры. Нет там никакого Батона. Может, он нам «буратино» включил?
Болтухин дал отбой и убрал рацию в карман.
— Что значит, «буратино»? — спросил Антон, внимательно слушавший разговор.
— Вы в детстве «Золотой ключик» читали, кэп, про потайную дверцу?
— Думаешь, с чёрного хода вышел, — не столько спросил, сколько констатировал Антон. — Вполне возможно. Канарский в «Старом зеркале» клиент постоянный. При его-то обаянии, наверняка, обзавёлся нужным знакомым или знакомой. Вот и провели его чёрным ходом.
— Тогда и вернулся он таким же манером, — подхватил лейтенант.
— Верно, Кирилл, верно, — покивал Антон. — Похоже, и здесь развели нас, как кроликов.
— А может, тряхануть Батона прямо в номере? Провести, так сказать, экспроприацию? — предложил лейтенант. — А что, монеты-то у него уже на кармане. Эх, жаль ствола у меня с собой нету.
— У Канарского на кармане, как вы изволили выразиться, товарищ лейтенант, не только монеты, но и финский паспорт. Одно дело, если бы мы взяли Батона в момент сделки с поличным. И совсем другое, вламываться в номер иностранного гражданина и учинять обыск. На такой фортель нам ордера не дадут.
— Что же делать, кэп? — в голосе лейтенанта звучало отчаяние.
— Пока, ничего, — пожал плечами Антон. — Взять Батона мы сможем только на таможне при досмотре. Да и то, не самого гражданина Мякинена, а незаконно вывозимые им монеты.
— А как же продавец?! — воскликнул Болтухин. — Клад? Убийство? Неужели, висяк?! Я этого не переживу, кэп!
— Поступишь, как истинный самурай? Сделаешь себе харакири? — с горькой иронией спросил Антон.
Болтухин задумчиво почесал живот, отчего череп на футболке зловеще оскалился.
— Харакири не харакири, но нужно же что-то делать, — сказал он, задумчиво.
— Верно, лейтенант, — усмехнулся Антон. — Настоящий самурай не должен предаваться унынию. К тому же, есть у меня одна мыслишка.
В дверь номера постучали: девушка в ослепительном переднике и с не менее ослепительной улыбкой на лице вкатила сервировочный столик с дымящимся кофе и горкой горячих бутербродов на серебряном блюде. Девушка сделала изящный книксен и выставила заказ на журнальный столик. Лейтенант неуклюже присел в ответном книксене и проводил ладную фигурку зачарованным взглядом до самой двери. Похоже, сердечная рана, нанесённая ему прошлой ночью, стремительно рубцевалась.
Антон сделал приглашающий жест, и они с лейтенантом приступили к торопливому завтраку. За четверть часа, пока продолжалась трапеза, Антон изложил свою «мыслишку», и лейтенант заметно повеселел.
— Вот это да, кэп! — восклицал он, обжигаясь горячим кофе. — Как же я сам не дотумкал?! Теперь, мы натянем сову на глобус!
Он вытер руки о салфетку и вытащил из кармана рацию. Нужно было дать новые вводные Гному, Тихому и Карагоду.
Рация ожила снова ровно в девять утра.
— Болт, это Гном, — проскрипело в эфире. — Канарский заказал по телефону билет на вечерний рейс «Принцессы Анастасии». Отплытие 19.30.
— Принято, Гном, — немедленно отозвался Болтухин. — Приготовим Батону прощальный марш.
— Нам нужно подъехать в порт загодя, — сказал Антон, когда умолкли эфирные трески. — Помнишь, у Канарского на таможне свой человечек? Надо бы присмотреться на месте, что к чему.
— Сделаем, кэп, — вальяжно отозвался Болтухин. Он был сыт и вполне доволен течением жизни. О ночном фиаско лейтенант больше не вспоминал. — Кстати, кэп, мои орлы пробили счета Батона в питерских банках: полный голяк! На одном — пятьсот рублей с мелочью, на другом, валютном, сотка евро. Так что передачи кейса с баблом не будет.
— Похоже, ты был прав, лейтенант, — признал Антон. — Расчёт будет безналом и, наверняка, с финского счёта.
Ровно в этот момент прозвенел телефон Антона.
— Антон Васильевич, — буквально прокричал в трубку голос Костя. — Монеты проданы! Я влез в закрытый аккаунт Канарского. Он там прямо сейчас ведёт переписку со своим агентом в Хельсинки. Заявляет, что с ним прибудет весьма ценный груз, просит заказать сейфовую ячейку.
— Знаю, Костя, знаю, — заверил Антон. — Наша общая знакомая передала их гражданину Канарскому ещё ночью. Они встречались в «Белых ночах».
— И вы их не задержали?!
— Я не успел.
— И как же теперь?
— Канарский с монетами отплывает вечером на пароме. В порту мы его перехватим.
— Но ведь он иностранец!
— Верно, — признал Антон. — Я и не собираюсь осложнять международные отношения. Пусть катится в свою Финляндию. Мне нужен только его багаж. Монеты — ценность историческая, и их нужно вернуть России.
— Ясно, — вздохнул Костя. — Значит, никого мы не поймали. Я чем-то могу помочь?
— Попробуй выяснить, как именно расплачивался Канарский с покупателем. Учти, он мог зарегистрировать виртуальный счёт на нынешнее имя — Юхон Мякинен. Сможешь?
— Попробую, — без энтузиазма пообещал Костя и отбился.
— А мы, лейтенант, будем готовиться к финальной встрече с Канарским, — обратился Антон уже к Болтухину. Пусть твои орлы пасут на этот раз и запасный выход из гостиницы, чтобы клиент снова не крутанул «буратино».
— Обижаете, кэп, — возмутился Болтухин. — Я в отделе ещё двоих ребят выпросил. Не опера — звери. Теперь и мышь не проскочит.
До самого вечера Пётр Канарский вёл себя исключительно ровно: до обеда бродил по набережной Невы и кормил чаек, затем два часа пробыл в «Северянине». На обратном пути к гостинице он зашёл в маленький магазинчик для художников и приобрёл баллончик бронзовой краски.
