— Ну и что нам делать дальше?
— Отправьте его в камеру. А что делать с деньгами, пусть решает прокурор.
Иттерьерде открыл перед ним дверцу машины:
— Назад ты с нами?
Гунарстранна покачал головой:
— Нет. Поеду на поезде. Мне нужно кое о чем подумать.
Когда вереница машин скрылась за поворотом, он повернулся и побрел в сторону станции. За автобусной остановкой находилась большая автостоянка. Гунарстранна остановился и поднял руку. Взревел мотор, и из ряда машин задним ходом выехал серебристо-серый седан.
Гунарстранна открыл дверцу и молча сел в машину.
— Откуда ты узнал, что я здесь? — спросил Фрёлик.
— Вряд ли ты понимаешь, насколько нелепо твое поведение, ответил Гунарстранна. — Но раз уж ты здесь, можешь отвезти меня в Осло.
— Что было в той банковской ячейке?
— Деньги.
— Значит, можно обрадовать Инге Нарвесена?
— Видимо, да. Ячейку арендовали сразу после того, как ограбили сейф. А ключ официально выдан на имя Зупака.
— Значит, Нарвесен, скорее всего, сможет потребовать свои деньги назад. Правда, доказать, что деньги принадлежат ему, будет непросто. Придется заново открывать архивное дело и предъявлять обвинение еще одному нашему подопечному.
— Двум.
— Двум?
— Возможно, Балло в том ограблении не участвовал, но и он не невиновен.
Фрёлик тронулся с места. Они выехали на шоссе Е18.
Гунарстранна продолжил:
— Но на сей раз Ройнстад выйдет сухим из воды.
Некоторое время оба молчали, наконец Фрёлик не выдержал:
— Почему?
— А что ты ему предъявишь? Ты ведь не видел лица мотоциклиста, который тебя сбил!
— Но ведь ключ-то оказался у него! Откуда же он у него взялся, если он не украл его у меня?
— Ты намерен обвинить его в нападении?
— Да.
— Лично я ничего не имею против. Но если ты выдвинешь против него обвинение, тебя отстранят отдела, и тогда любая улика, прошедшая через твои руки, окажется недействительной в деле против Йима Ройнстада.
Фрёлик ничего не ответил.
— И потом, Ройнстад всегда может сказать, что одолжил ключ у Видара Балло, а откуда ключ у Балло, он понятия не имеет. И проверить мы ничего не можем, потому что Балло так и не нашли.
— Ты настоящий оптимист.
— Ты не прав, Фрёлик. Я реалист. То, что Ройнстад наведался в банковскую ячейку за деньгами, ничего не меняет. Юнни Фаремо и Видар Балло имели доступ к ячейке в течение шести лет. Ройнстаду только и нужно сказать: он ужасно удивился, найдя в ячейке деньги, и не знает, откуда они там взялись. Возможно, деньги положил туда Юнни Фаремо. А Юнни Фаремо очень кстати умер и потому не может ответить на вопросы. Видишь? Все, что случилось сегодня, доказывает только то, что деньги Нарвесена, возможно, снова объявились. У нас не хватит улик, чтобы в чем-то обвинить Ройнстада.
— А ты не можешь обвинить его в поджоге и гибели Элизабет? — спросил Фрёлик.
Гунарстранна пожал плечами:
— Поживем — увидим. В местном отделении полиции есть фотографии Балло, Фаремо, Ройнстада и даже Мерете Саннмо. Так что… подождем. Вдруг им удастся что-нибудь накопать. — Гунарстранна покосился на коллегу и добавил: — Фрёлик, одного мы с тобой еще не обсудили.
— О чем ты?
— Твоя подруга не могла сама поджечь загородный домик?
— Нет.
— Почему нет?
— С какой стати Элизабет самой себя поджигать? Глупость какая!
— Позволь мне задать вопрос по-другому. Могла ли она покончить с собой?
— Зачем ей кончать с собой?
— Такое случается.
— Но никто по доброй воле не станет сжигать себя заживо.
— Фрёлик, типы, склонные к суициду, на такое способны. Им не так везет, как Офелии. Не у всех имеется уютный прудик под луной, куда можно броситься, если случится беда.
— Послушай меня. Элизабет не накладывала на себя руки. Ты не заставишь меня поверить в то, что она сама себя сожгла.
— Но она могла наглотаться снотворного и заснуть с непогашенной свечой.
— Почему ты так думаешь?
— Пожар в хютте, скорее всего, начался из-за свечи, свечи в бутылке. — Фрёлик промолчал. — К такому выводу пришли местные полицейские и пожарные. Кстати, в ее состоянии нет ничего необычного. Может быть, она была подавлена после гибели брата. Кроме него, у нее ведь не было других родственников. Представь себе: она вынуждена спасаться от каких-то головорезов, потом погибает ее брат, ее защитник, единственный близкий человек… Многие впали бы в депрессию и от меньшего.
Фрёлик ответил не сразу.
— По-моему, дом подожгли нарочно, а отчего начался пожар — от свечи или от другого, — не важно. И устроил поджог человек, который сначала разобрался с Элизабет — например, Ройнстад. А дом он поджег, чтобы скрыть убийство.
— Естественно, возможно и такое, но это всего лишь версия.
— Версия?!
— Сотрудники криминальной полиции находят человеческие останки на пожарище в загородном домике. Судя по всему, причиной возгорания послужила упавшая свеча. Так что пока последовательность событий такова: некто читает в постели и засыпает, рядом горит свеча. Жертва погибает от отравления продуктами горения еще до того, как загорается дом.
— Ты сам-то в это веришь?
— Я ни во что не верю. Просто пересказываю тебе версию, которую предложили сотрудники криминальной полиции.
Фрёлик тяжело вздохнул. Они доехали до Спюдеберга. Он включил правый поворотник и остановился у заправочной станции.
— Я кое-что тебе покажу, — сказал он и достал из внутреннего кармана предсмертное письмо Рейдун Вестли.
Гунарстранна внимательно прочел письмо, снял очки и принялся грызть дужки.
— Почему ты не показал мне его раньше? — негромко спросил он.
— Оно пришло пару дней назад. Главный вопрос в том…
— Пришло? По почте?
— Я несколько дней не открывал почтовый ящик. По-моему, главное там не написано прямо, а читается между строк. «Эти ужасные люди» и так далее. Рейдун Вестли тоже не нашла никакого романтического прудика. Она решила наглотаться таблеток, потому что…
— Я тоже умею читать, — перебил его Гунарстранна. — В том числе между строк. Извини, но ее письмо отдает излишним драматизмом, как в радиоспектакле… — Он надел очки и прочел вслух: «Не знаю, сумеет ли Элизабет противостоять этим ужасным людям. Возможно, и сумеет, хотя никаких иллюзий я не питаю. Как не питала я никаких иллюзий и когда они явились сюда. Элизабет предупреждала меня о них…» — Он снял очки. — В жизни не читал такой дряни.
Фрёлик не нашелся с ответом. Гунарстранна продолжал:
— Если ее так страшно, так жестоко избили, что она не выдержала и выдала своим мучителям местонахождение Элизабет, а потом, самое главное, во всем призналась тебе в предсмертном письме, почему же, во имя всего святого, она не написала, кто на нее напал, чтобы их наказали?!
— Не знаю, — вздохнул Фрёлик. — Наверное, она хотела сохранить верность Элизабет.
— Какая к черту верность? Когда Вестли царапала свое послание, Элизабет Фаремо была уже мертва!
— У меня нет причин сомневаться в подлинности письма. Особенно из-за первых фраз — насчет обращения. Когда я читаю их, мне кажется, будто я слышу ее голос. Рейдун Вестли покончила с собой, и никто, даже ты, не заставит меня поверить в то, что все было по-другому. Правда, в письме не сообщается почти ничего ценного, но, по-моему, оно все же подлинное. Теперь у тебя есть Ройнстад. Уверен, отчасти ответственность за гибель Рейдун Вестли лежит на нем.
— Рейдун Вестли уже не сможет дать в суде показания против Ройнстада. Но если ты прав насчет ее предсмертного письма и оно подлинное, ответь, почему она послала его именно тебе?
— По-моему, причина довольно проста. Ей хотелось кому-то признаться…
— В чем признаться?
— В том, что побудило ее покончить с собой.
— Значит, ты считаешь, что кто-то, возможно Видар Балло, один или с Йимом Ройнстадом, а может, и один Йим Ройнстад, охотился за Элизабет Фаремо? Что они выбили нужные им сведения из Рейдун Вестли, а затем поехали к хютте, убили Элизабет Фаремо и подожгли дом? И события так ужасно повлияли на Рейдун Вестли, что она наглоталась таблеток?
— Да. По-моему, Видар Балло и Йим Ройнстад избили Рейдун Вестли, чтобы узнать, где Элизабет. Судя по всему, своей цели они добились. А хютте они подожгли нарочно, чтобы замаскировать убийство Элизабет.
— Но почему они убили Элизабет Фаремо?
— Им нужен был ключ от банковской ячейки, а она оставила его в моей квартире.
— Значит, они прикончили Юнни Фаремо, избили Рейдун Вестли и избавились от Элизабет Фаремо, чтобы наложить лапы на кейс с деньгами?
