– Нет, дверцы захлопнуты были, все как положено, – басовитым голосом отозвался представитель фирмы. – Мы глянули, там человек на заднем сиденье. Не шевелится. Стекла тонированные, но все равно видно. Вскрыли – труп. Вас вот вызвали.
Кто-то тронул Бойкова за плечо, он повернул голову и увидел Брагина.
– Семен, глянь.
Он разжал пальцы, и Бойков увидел на его ладони окровавленную серебряную сережку.
– В руке у покойника лежала. Возможно, с преступника снял. Когда тот его душил.
– Хочешь сказать, что с преступницы?
– Почему с преступницы?
– Ну, сережка…
– Она мужская. Массивность, простые формы, крупный каст.
– Что?
– Основание под вставку. Дырка в ухе крупная была. С мясом вырвали, крови много.
– Да, сережка большая, – разглядывая улику, согласился Бойков. – Может, пальчик на ней остался?
– Остался, но покойника.
Бойков кивнул. Нужных отпечатков на сережке нет, это плохо. Но безделушка – уже результат.
Колун тяжелый сам по себе, совсем не обязательно вкладывать силу в удар. Достаточно поднять топор, прицелиться и задать направление. Поленья сухие, ядреные. Колоть их – одно удовольствие.
Никита взял березовое полено, поставил его на колоду. Чурбачок с кривизной, с крепким сучком, уж тут без обратной силы никак.
Хрясь!.. Полено напополам!
Хорошо идет работа, знатно. Утро солнечное, свежее, крынка парного молока на скамейке – только руку протяни. Машешь топором, снимаешь усталость молоком, красота! И настроение поднимается.
А было оно не очень. Привез он вчера Марину к бабушке в деревенский дом, назвал ее своей невестой. Ночью прокрался к ней в комнату, лег рядом. Она его не прогнала, но и под ночнушку к себе не впустила. Завтра, сказала. Или послезавтра. А то и никогда.
Не выходит Горохов у нее из головы. Стоит он между ними. А Никита уже не хочет искать другую. Ему нужна только Марина. Он даже готов ей все простить.
Хрясь! Идет работа!.. А Марина все еще спит или уже нет?
Никита почувствовал ее присутствие, воткнул топор в колоду и развернулся. Действительно, стоит под бельевой веревкой и смотрит на него с грустной улыбкой на лице.
– Спала бы еще! – сказал он, красуясь перед ней. – Рано еще.
Бодибилдингом и прочим культуризмом Никита не увлекался, но мышцы у него хорошо просматриваются. И жира в боках нет.
– Да не спится. Домой надо ехать.
– Чего вдруг? – Парень нахмурился.
Неужели к Горохову ее тянет?
– Я не знаю, почему там тянут. Костю давно похоронить надо. Вдруг уже можно?..
Никита кивнул. Что ж, если причина уважительная, то они вернутся в город. Тело Дробова давно уже пора предать земле.
Снова убийство, еще один труп. Новый фрагмент нескончаемого действия, начатого Каином.
Мужчину задушили удавкой. В собственной машине. Сначала ограбили, а потом прикончили. Или наоборот.
Работа идет. Архаров уже на месте. Да и подполковника Званцева принесла нелегкая – ходит вдоль оградительной ленточки, важный как павлин. Со стороны может показаться, что главней его здесь никого нет.
К Архарову подошел Пирожников.
– Егор Васильевич, у тебя же… – Глянув на Званцева, Семен поправился: – У вас же постельный режим.
А замполит уже тут как тут. Встал за спиной у Архарова.
– У вас больничный режим, Егор Васильевич, а у нас убийство.
– Очень интересно. – Архаров сдобрил свой голос язвительными нотками.
– Может, Горохов постарался?.. Или Жилкин? – Званцев не остался в долгу.
Глядя на него, Пирожников махнул рукой перед своим лицом, как будто назойливых мух отгонял, и сказал:
– У преступника особая примета. Ухо порвано.
– Особая примета – это хорошо, – проговорил Архаров. – Знать бы еще, где этот корноухий бегает.
– Не переживайте, товарищ майор. – Званцев снисходительно похлопал его по плечу. – Необходимые меры уже приняты. Ищем!
Архаров и ухом не повел.
– Аптечка целая? – спросил он.
– Какая аптечка? – встрепенулся Пирожников.
– Автомобильная, например.
– Да, они все забрали. И ее могли прихватить.
Но автомобильная аптечка находилась на месте. В полном комплекте.
– Думаю, у преступника случился шок, – сказал Архаров, разглядывая аптечку. – Как еще объяснить, что он про сережку забыл?
– Ну да. – Семен кивнул. – Брагин особо не напрягался, вытаскивая сережку из руки покойника.
– Напрягаться придется нам, – сказал Егор. – Все аптеки нужно прошерстить.
Шок – явление недолгое. Преступник должен был спохватиться и обратиться за медицинской помощью. «Скорую» он, конечно, вызывать не стал бы, а вот аптеки – самое то.
Работа предстоит серьезная. Придется задействовать всех, кого только можно, в том числе Чебрикова и Клюева, которые вели наблюдение за домом Жилкина.
Похмелье – зверь жестокий. Из пустыни Сахара. Жара, пески, суховеи. Жажда, головная боль. Ощущение такое, что вокруг на сотни километров нет ни единого оазиса. Даже девушка, лежащая в постели, не радует, настолько хреново. А она не страшная, скорее наоборот. И совершенно голая.
Филек смотрел на спящую брюнетку, как самаркандский верблюд – на Косого перед тем как плюнуть. Это из «Джентльменов удачи», если кто не в курсе.
Он смотрел на нее, а девица не просыпалась. Тогда он шлепнул ее по голой заднице. Она вяло шелохнулась, открыла глаза, приподнялась на локте и сонно глянула на него:
– Чего тебе?
– Ты кто такая?
– Нормально! Он у меня на хате и еще спрашивает, кто я такая!
– А я кто такой?
– Хрен с бугра!
Филек сел на край кровати, приложил к глазам ладони и мотнул головой. Но обрывочные воспоминания не хотели складываться в общую картину.
– Как я к тебе попал? – спросил он.
– Ну да, ты еще про деньги забудь!
– Про какие деньги? – всколыхнулся Филек.
Деньги у него были. Они с Бойлером вчера хорошую добычу взяли. Человека, правда, пришлось задушить, но это не суть.
– Я порядочная девушка, и за просто так с мужчинами не сплю. Ты свое получил – плати! – Брюнетка смотрела на него бесстыжими глазами.
– Ну ты и курва! Я ж тебе две пятихатки отстегнул!
– А говоришь, не помнишь. – Барышня разочарованно вздохнула.
– Ты что, падла, кинуть меня хочешь? – простонал Филек.
– А как еще тебе память встряхнуть?
– Я тебя сейчас встряхну! – Он замахнулся для удара, и брюнетку как будто ветром сдуло с кровати.
– Эй, ты чего? Я же ухо тебе зашила! Забесплатно!
– Ухо? – Филек опустил руку, осмотрелся, нащупал глазами зеркало, подошел к нему.
Да, болит у него ухо. Терпила вчера в машине дернул. За это и поплатился. Крови много было, он пытался ее остановить. А потом случился провал в памяти.
А ухо действительно зашито, концы ниток торчат.
– Ты молодец, – сказал он.
В голову откуда-то изнутри постучался вопрос. Филек отреагировал на это вяло. Он должен был вспомнить что-то тревожное, но мозги не хотели соображать. Видно, на грудь принял чересчур много. Отсюда и дырки в памяти.
– Как я у тебя оказался?
– В баре водку пьянствовал, ко мне подсел. Не помнишь?
– Нет.
– Пластырь у тебя на ухе был, кровь сочилась. А я медсестрой работала.
– Спасибо тебе.
– Его в карман не положишь.
– А у меня деньги есть?
Филек нашел свои джинсы, сунул руку в карман, нащупал скомканную стопку купюр.
– Есть, я видела, – сказала брюнетка, настороженно глядя на него.
– И не взяла. Это хорошо. А откуда деньги?
– Я разве знаю?
– Я не рассказывал?
– А ты не помнишь?
– Как деньги давал, помню. – Филек пожал плечами. – А что болтал…
– Нет, не болтал. – Девушка подошла к нему, обняла его сзади, обнаженной грудью прижалась к спине.
Филек почувствовал резкий, толчковый прилив сил.
– Знаешь, у меня бывают клиенты, которым чисто поговорить надо, но ты не из них. Мне понравилось. Может, повторим? – Ее шаловливые ручки пустились в пляс.
Филек поплыл по течению. Но в голове все-таки сидел занозой коловшийся вопрос. Действительно, а куда подевалась сережка? Еще он хотел знать, где теперь Бойлер. Но уже не до того. Все потом.
Мариновать мясо в уксусе – дурной тон. А как быть, если только эта кислятина и дает тот приятный аромат, который дымком поднимается над мангалом и распыляется в воздухе?
Шашлыки жарил Поршень. Горохов потягивал пивко в ожидании этого дивного блюда. Погода просто прелесть, только вот настроения нет.
Все-таки пасут его менты. Выставили они наблюдение за домом. Филат вчера срисовал их пост. Как теперь ехать за Жилкиным? А Паша знал, где он. Почти наверняка.
В беседку быстрым шагом вошел Филат:
– Архаров оперов своих с наружки снял!
– Уверен?
– Там у ментов шухер, кого-то замочили. Архарову сейчас не до нас.
– Кого замочили?
– Да какого-то левого. Мы не при делах.
– А можем быть при них? – сказал Горохов.