Да я просто время от времени слегка портил им технику. Там ножичком царапну, здесь гвоздиком пройдусь, ну а нассать на переднее или заднее колесо, когда никто не видит: это уже верх совершенства, последний писк, главное только, чтобы не застукали тебя за интересным увлекательным занятием, и не взвыла резким воплем установленная надёжная сирена, и не выскочил из подъезда разъярённый злобный хозяин, собираясь наказать и проучить.
Один раз я почти что пострадал после подобного инцидента: а воплей-то было, воплей, как будто я украл или изуродовал тот несчастный мелкий драндулет заграничного производства, по которому всего лишь слегка прошёлся ржавым гвоздём! Однако хозяин оказался неподалёку: жалкая дребезжащая сирена взвыла, и хозяин – жирный злобный жлобина – сразу ломанул в мою сторону, и спасло меня только то, что неподалёку находилась станция метро, и я удачно затерялся среди обычных людей, не позволив догнать себя.
Да, были у меня и такие случаи! Но жизнь в-общем стала неинтересной и вымученной, при таких диких нагрузках разве мог я чему-то особо веселиться и радоваться. И когда я окончательно понял это, то сменил работу. Я привык уже к не самому богатому существованию, и без всякой боязни ушёл в другое место, где платили не так много.
У меня уже имелся некоторый опыт, так что в тот маленький новый ресторанчик меня взяли спокойно. Тем более что ресторанчик был с азиатским уклоном, и там специально подбирали мелких по росту официантов. Это, наверно, чтобы вызывать гордость у клиентов – всяких азиатов, из дальних и ближних стран, где совсем не богатыри составляли большинство. Там же все такие мелкие и пузатые, что при сравнении со средним москвичом они ощущали себя неуютно, ну и чтобы неловкость убрать, владелец ресторана и подбирал низкорослый персонал. А также брал людей разных национальностей, так что коллектив – в котором я отработал больше года – отличался большой пестротой и многообразием.
Официантов – вместе со мною – оказалось шесть человек: татарочка из области, две узбечки из Ташкента, весёлый вечно улыбавшийся якут, я и вершина нашей экзотики: негритянка, чёрная как уголь и живая как вода.
Негритянка, как я понял, добралась сюда из Нигерии: где-то она в Москве училась, пока её не выперли, и для поддержания существования ей пришлось устроиться на работу. Несмотря на пестроту мы неплохо ладили: каторга-то была общая на всех, и на всех был один хозяин, временами добрый, временами не очень, ну и чего нам, в конце концов, было делить?
Хозяин был тоже азиатом, то ли узбеком, то ли таджиком, я так и не понял этого, давно уже обосновавшимся в Москве и выбившимся наконец в люди. Ну то есть вылезшим из грязи в князи: я до сих пор помню его цепкий придирчивый взгляд, хитрую лукавую улыбку, когда он брал на работу и когда потом уделял внимание по разным поводам. Особых поводов в-общем не возникало, мы старались не допускать никого до наших маленьких тайн, скромных секретов, некоторые из которых могли не слишком ему понравиться и привести к печальным для нас последствиям.
Плюнуть в суп, попробовать все блюда, которые хочется, высморкаться в какое-нибудь желе непонятного происхождения, цвета и консистенции, наконец: обжулить клиента, недодав лишнюю сотню: это использовали все мои товарищи по несчастью, оказавшиеся в данном негостеприимном месте. Кое-кто позволял себе и больше, особенно после того, как посмотрел один фильм и рассказал его содержание. Может, вы тоже видели: «Бойцовский клуб» называется, там не только про драки, но и про официантов. В фильме главный герой работает официантом и позволяет себе такое, что даже самые отвязные не сразу решились попробовать. То есть он как-то нассал в суп клиента – что-то такое дорогое и изысканное, показавшееся клиенту ещё изысканнее, чем обычно. Ну и позволял себе другие вольности, которые мы тоже время от времени опробовали на оказавшихся в нашей власти болванах.
Нет, это становилось весело: смотреть на недоумевающего поца, слопавшего только что кусок курятины под видом кролика: если приготовить хорошо, как умели наши повара, то отличить их было затруднительно, ну а сэкономленная дорогая крольчатина потом оказывалась у нас в сумке, готовясь после в домашних условиях. Помните: чтобы сделать рагу из зайца, надо иметь хотя бы кошку? Почти так оно всё и происходило, в разумных конечно рамках и пределах, так что харчами мы все себя хорошо обеспечивали. Но обычно обходилось без экзотики: просто некоторое количество продуктов – попадавшее якобы на стол – перекочёвывало на самом деле в наши личные закрома, не говоря уж о том, что питались мы полностью за казённый счёт, что выглядело абсолютно естественно и оправданно.
Ну а коллектив – несмотря на разношёрстность – оказался удивительно дружным и слаженным. Даже Зита – нигерийка – ничем особым не выделялась из нашего маленького сообщества, а с татарочкой у меня случился даже маленький роман, в самом уже конце. Да, именно из-за этого романа – в том числе – мне и пришлось тогда уйти, почти не попрощавшись, обрубив, как говорится, все концы и спрятав их в воду. Потому что она уже начала догадываться: кто я такой, и что моё пребывание в общепите – в таком позорном в-общем для меня качестве – исключительно дело времени, и меня должна ждать совсем другая судьба, в принципе ей недоступная.
Постепенно, полегоньку-потихоньку моё главное достояние – руки – становились всё увереннее, иногда я давал им возможность вспомнить то, что они так ловко вытворяли прежде. Пару раз я тискал тогда кошелёк из карманов подвыпивших клиентов, уже закончивших расчёты и собиравшихся сваливать. Нет, голова у меня всегда была готова к этому, просто она ещё хорошо понимала, какие дерьмовые последствия ждут меня в случае провала, так что действовать следовало только наверняка. Именно пару таких верных моментов подстерёг я тогда, с заботой о надёжном алиби и отсутствии свидетелей. Никто в ресторане не знал о моём бурном прошлом, о полуторалетней отсидке и тех многочисленных делах и увлечениях, через которые я прошёл. Для них я был просто мелким рассудительным парнем, не самого юного уже возраста, много чего знавшим и умевшим, на которого они могли и положиться – в случае необходимости – но чью сущность они не видели. Разумеется! Разве стал бы я посвящать случайных малообразованых людей в метания своей души, разве стал бы открывать им свои немаленькие тайны, они всё равно ничего бы не поняли и не оценили, так что мои порывы гадкого утёнка, превратившегося в полноценного взрослого лебедя, так и остались им неизвестны.
Тем более что платить стали хуже: хитрожопый азиат – наш хозяин – то ли пронюхал, то ли почувствовал, что мы живём совсем не так плохо, как хотел бы он. Это касалось и нас, официантов, и поваров, искусников своего дела, совершавших, как я уже рассказывал, время от времени свои маленькие чудеса вроде превращения курицы в утку и прочих фокусов. Крупных скандалов нам никто не закатывал, но и я, и другие заметили интерес в этом направлении, вылившийся наконец в пару незатейливых разговоров. Хозяин – жук хитрожопый – давно держал нас всех на подозрении, и хотел просто поставить себе на службу процесс экономии сырья, приносивший его подопечным немалую помощь, ну то есть он хотел, чтобы повара так же жульнически подсовывали дешёвое под видом дорогого, теряя при этом ещё и в весе, но всё сэкономленное шло бы исключительно в его карман, не давая нам ничего.
Так что когда его планы стали очевидны, я сделал ручкой: не ценил он мою уверенную надёжную работу, и вряд ли стал сильно расстраиваться, когда в тёплый осенний день я взял у него расчёт, и особо больше ни с кем не прощаясь (а с татарочкой специально даже поругавшись, чтобы не искала она меня больше!) оставил это заведение, чтобы испытывать дальше на прочность свою горькую незавидную судьбу.
XI
Добрый день, добрый день. А вот и вы: вторая большая удача за два дня, что даже как-то уже пугает и настораживает. Я о-очень рад вас видеть, особенно после вчерашнего визита матери, которая наконец добралась ко мне. Она и раньше здесь бывала – визиты разрешены два раза в год – но переться в такую даль из столицы очень уж тяжело, так что последний раз она навещала меня уже давно… Но ваши поддержка и обещания, и всё то, что я благодаря вам получил и чего добился здесь: они очень помогают, и до матери тоже долетели свежие яркие порывы.
Она просила передать вам личную благодарность: кто ещё стал бы сочувствовать и помогать человеку в моём положении, ведь когда меня взяли и обвинили, то никто из родственников пальцем не пошевелил, чтоб сделать что-то полезное. Мамин брат и его семейка даже издевались надо мной: говорили нечто типа того, что Хорьком ты родился и Хорьком помрёшь. Ну-ну: жадные подлые крысы даже не дали денег на адвоката, хотя и могли это сделать, и получил бы я тогда не двадцать пять – по пятёрке за рыло – а лет пятнадцать. Хотя ладно, я тогда по порядку всё расскажу, не перепрыгивая с пятого на десятое, а то совсем я вас запутаю.
