Она просила передать вам личную благодарность: кто ещё стал бы сочувствовать и помогать человеку в моём положении, ведь когда меня взяли и обвинили, то никто из родственников пальцем не пошевелил, чтоб сделать что-то полезное. Мамин брат и его семейка даже издевались надо мной: говорили нечто типа того, что Хорьком ты родился и Хорьком помрёшь. Ну-ну: жадные подлые крысы даже не дали денег на адвоката, хотя и могли это сделать, и получил бы я тогда не двадцать пять – по пятёрке за рыло – а лет пятнадцать. Хотя ладно, я тогда по порядку всё расскажу, не перепрыгивая с пятого на десятое, а то совсем я вас запутаю.
Я ведь, кажется, говорил в прошлый раз о том, что слинял из того ресторана, которым заправлял узбек этот: его, я помню, Насимом звали, но за глаза его «говнюком» обычно именовали. Если бы я знал, куда попаду после Насима и чем всё закончится! То есть я ведь не был рабом, и совершенно необязательно было так держаться за то место, и ситуация, вылившаяся в пять трупов: чистое стечение обстоятельств. Абсолютно точно!
Но ладно, дело было так. После прощания с Насимом и его заведением я немного отдохнул. Ну мог же я позволить себе такой расслабон, тем более что я не бездельничал. Ничего подобного! Именно тогда я слегка приобщился к искусству. Правда-правда, я имею в виду не живопись какую-нибудь и не литературу, а главное, или одно из главных: кино.
Получилось это случайно: когда я шлялся как-то по улице, то меня окликнул мужик, оказавшийся сотрудником киностудии. Им требовался срочно мой типаж: маленький человечек с большим самомнением, мелкая роль без слов и почти без действия, так что мужик даже не стал интересоваться моим образованием, социальным положением и работой. Я сразу согласился: зачем же отказываться от того, что предлагают раз в жизни и не предложат больше никогда, и о чём многие только мечтают, даже не надеясь на самом деле получить?!
Оказался, разумеется, это не блокбастер какой-нибудь – кто бы меня туда взял! – а обыкновенный отечественный сериал. Ролька была действительно мелкая: на каком-то рынке в эпизоде я изображал барыгу с криминальными замашками и таким же криминальным прошлым, и те несколько секунд, что я провёл в кадре, стали лишь лёгким фоном для главных героев, то ли сыщиков, то ли ментов, охотившихся на добычу покрупнее. По ходу действия меня тогда взяли за шкирняк и положили мордой в землю, так что ничего нового и необычного по ходу действия я не увидел и не испытал, заработав за мелкие старания пару сотен долларов.
Мне сразу понравилось: получить за день работы без всякого риска и особого напряга такие деньги –было совсем неплохо, так что я предложил и дальше свои услуги. Я ведь любил смотреть сериалы – правда-правда! – и совсем неважно даже было, менты там трудились или какие-нибудь работники больницы, спасая людишек от угроз и опасностей. Просто нравилось смотреть, как они все напрягаются и усердствуют, работают для достижения какой-то своей цели, получая в итоге во многих случаях лишь кукиш с маслом или фингал под глаз. В то время как весь навар забирают себе другие: или те, кто сверху, или те, кто со всеми удобствами обосновался сбоку, используя жалких работяг в своих личных целях. Оно ведь так всегда бывает: когда я был в порядке и сам собою распоряжался – я ведь как сыр в масле катался, маленький такой плавленый сырок, но стоило подчиниться другим: и где я оказывался? Так что главное: быть себе хозяином и не давать никому собой распоряжаться и помыкать. Что мне в итоге и обошлось так дорого.
А что же касается кино, то два раза я тогда ещё попадал в кадр: такие же крошечные эпизоды, ничего не значащие персонажи, и только однажды я слегка отошёл от намеченного плана и вписал в искусство своё слово. Точнее не слово, а рожу, кривую похабную рожу с высунутым языком, которую я добавил под занавес, участвуя в эпизоде в сериале, который вы наверняка должны были смотреть. Его почти все смотрели, у кого есть телевизор и желание иногда хотя бы взглянуть на что-то современно-криминальное, но не откровенно примитивное, и именно там, в самом конце, в компании алкашей и дебилов, оказалась запечатлена моя радостная довольная физиономия, подводящая всему итог.
Я потом показывал матери заключительные кадры: она осталась довольна, не выражением лица, конечно, а самим фактом появления меня в таком новом качестве. Она даже хвасталась родственникам и знакомым, говоря им, что у меня начался, судя по всему, новый этап карьеры, и скоро я стану совсем новым человеком. Зря хвасталась! Скорченная рожа киношникам совершенно не понравилась, и больше меня никто не приглашал, так что пришлось снова спуститься с небес на землю. Ну, или вернуться к традиционным баранам. Воровать – несмотря на некоторое улучшение – я по-прежнему был не в состоянии, и снова пришлось устраиваться официантом. Поскольку в других качествах меня не воспринимали и брать явно не хотели.
Нет, из меня мог получиться приличный повар – правда-правда! – это ещё мать моя говорила, когда я вместе с нею на кухне готовил разные блюда. Сварить суп из курицы с овощами – раз плюнуть, пожарить картошку с рыбой – как два пальца об асфальт, не говоря уж про всякие там салаты или компоты. Я спокойно подменял мать, не считая готовку ниже своего достоинства, когда по какой-то причине она была занята, и вполне смог бы применить свои способности в кафе или ресторане, но кто бы мне это позволил!? Там ведь, кажется, тоже нужны официальное образование и дипломы, хоть какая-то корочка о специальном образовании пусть на уровне завалящего ПТУ, у меня же в пинципе не было ничего такого, так что пришлось смириться и пойти в подавальщики.
Вы знаете, когда я только начинал этим заниматься – лет в двадцать восемь – то не видел ничего постыдного. В молодости нет обидного в том, чтобы поработать в сфере так сказать услуг: кому же как не им – молодым оболтусам – таскать подносы с тяжёлыми тарелками и кружками, с наваленными блюдами и закусками, которые после требуется притаранить назад. А когда уже не за горами сороковник: тут уже совсем другая история, особенно когда обслуживаешь малолетних раздолбаев, не стоящих и твоего мизинца. Вы ведь должны были понять: я многого стою, и если бы не стечения обстоятельств – то одних, то других – парился бы сейчас не на местных неудобных нарах, а где-нибудь совершенно в другом месте. Числился бы я директором маленькой фирмы, занимавшейся маленькими делами – делишками! И приносившей хорошую прибыль, которую я тратил бы на любимые увлечения: пожирание сладостей и катание на аттракционах, и развлечения с девицами, заменяемых как перчатки. Если бы не одна гнида, откровенная сволочь, сломавшая мне судьбу и вынудившая взяться за волыну.
Звали его Блыдником, хорошая такая говорящая о многом фамилия, доставшаяся ему от предков – кулаков и упырей, мерзких вурдалаков, так же гнобивших всех попавших в их власть, как происходило это регулярно и с Артемием Ивановичем. Имечко тоже хорошее ещё будет: его звали именно что Артемием, а не Артёмом, как было у тех знакомых, которых одарили родители этим не самым современным и распространённым имечком. А может: они ещё и староверами какими-нибудь считались или раскольниками, считая свою жестокость вполне нормальным и обыденным делом. Наверняка они все были беспредельщиками!
Хотя начиналось дело не так грустно: когда – по объявлению в газете – я впервые посетил заведение, то остался вполне доволен: тихий погребок в глухом месте, далеко от вокзалов и станций метро, и только недалёкая железная дорога как-то не слишком мне понравилась. Но железнодорожная станция находилась километрах в двух, так что огромного наплыва клиентов ждать не стоило, и вполне можно было рассчитывать на тихую гавань.
Тем более что хозяином гавани оказалась жирная такая жаба: встретившись впервые с Артемием Ивановичем, я подумал: ну надо же, сколько бородавок, как у жабы какой-нибудь! Даже на носу – самой выдающейся части лица – у него поместилось целых три штуки, не говоря о всякой мелочи, хотя носяра у него был сам по себе запоминающийся, огромный как гранитная глыба, накренившаяся и готовая свалиться. Да у него вообще вся морда сияла как большая печёная картошка, только красного цвета, с неровностями и буграми, а из-под косматых суровых бровей на мир смотрели мелкие хитрые глазки, всё время изучая его и не позволяя миру выйти из-под контроля.
Вначале-то я даже подумал: что он добряк, он так всё время щурился и улыбался, как будто чему-то радовался. Я оформился и тут же приступил, и только после – совсем не сразу, ещё через пару недель – до меня начало доходить, куда же я попал.
У каждого заведения есть ведь свои особенности, мелкие приятные или наоборот неприятные отклонения от нормы. Если они тебе подходят – то всё хорошо, ты с ними живёшь и мирно соседствуешь, позволяя отвлекать от обычной жизни. Ну, в предпоследнем месте оказалась дикая смесь всех национальностей, с преобладанием азиатчины и мелкопопости, что никак – в общем и целом – не влияло на меня. Я нормально переносил подобное скопление и не имел ничего против, так же как и против дамских посиделок в самом первом кафе, где постигал азы профессии. Хозяйка заведения – скупердяйка и сволочь – не жалела там денег на своих подруг и регулярно устраивала им банкеты. Я помню, как собирались вечерами пять или шесть тупых одиноких клуш, изливая друг другу жалобы и капризы, и поскольку из официантов я был там единственный мужик, то слегка перепадало и мне. Ну то есть они могли сказать какую-нибудь гадость про мужиков, и мне приходилось терпеливо их выслушивать, без малейшей возможности вступиться и дать отпор.
