– Брешут, Иван Дмитриевич! – запротестовал тот. – Украли «Сони», а у меня-то «Пионер»!
– На Резниковскую, к месту убийства.
Скоро он станет здесь привычным атрибутом. Дед с лавочки машет кепкой, старушки повернули головы (как удается при хондрозе?), улыбаются, кивают. Жаль, нет Париж-Дакар с товарищем Тимофеевым. Впрочем, не жаль, хорошо, что нет. Одна наверняка на базе, второй управляет домом из квартиры. Ключ там дать от подвала, жалобу какую выслушать.
Словом, живет дом. Человека всего неделю назад рядом убили, а хоть бы что. Старушки улыбаются, дед машет. Ну, здорово, дед...
– Я, так понимаю, властям понадобился? – прошуршал старик сквозь пробоины во рту. – Вижу – товарищ Кряжин. Значит, ко мне.
– Михеич (хотел по отчеству, да решил, что так сподручней будет)... Собак-то во дворе много?
Дед встрял. Всех собак знал наперечет, а вот в этой ситуации память вышибло, как пробки из электропакета. Не ожидал.
– Собак, дед, – напомнил Иван Дмитриевич, предлагая для раскурки новую пачку. Старую оставил Кеше, чтобы не бедствовал. – Знаешь, бывают такие: четыре лапы, хвост, зубы?
– В пятнадцатой болонка, – сдвинув на затылок кепи, Михеич почесал лоб. – У Зинаиды Владимировны. Неужели...
– Дальше. Породу и имя хозяина.
– Так... В восемнадцатой кавказская овчарка. Тимошина. Сука. Все, кажется. Раньше больше было, до планировки к сносу. Кто побогаче, давно уехал, а остались те, кто...
Иван Дмитриевич косил, пока рожь стояла. Займется словесный ветер – хоть не заходи на поле.
– А злобных собак не видел? Больших, страшных? – Кряжин показал на себе каких. – Тут с такими не гуляют?
– Знаешь, Дмитрий Иванович, гуляют, – подо-зрительно прищурившись, старик посмотрел на Кряжина так, словно подозревал именно его. Словно теперь ему было ясно все. – Во-о-от с такой харей мужик гуляет.
– Мужик с харей или собака?
Через минуту он уже выходил из арки и приближался к двадцатому дому с проржавелой и покосившейся табличкой: «ул. Рез...и..кая, 20/1». Она очень удачно вписывалась в полуразвалившийся до самых перекрещенных реек штукатурки фасад. Крыльцо выщерблено, деревянный козырек перекошен... В общем, все говорило о том, что хозяева квартир в этом Гарлеме скоро получат ключи от новых квартир, а сам дом превратится в груду битого, пахнущего прошлым столетием кирпича. На его месте вытянется в небо новый, и в него переедут жители других руин. Не всем, конечно, так везет. Но вот этому, с харей, повезет точно. Наглым, им всегда прет. Когда Михеич говорил «во-от такая харя», он не ошибался. Бордоский дог на фоне своего хозяина выглядел сиротой, которую в течение месяца морили голодом. Глядя на квадратную голову собаки и такую же хозяина, трудно поверить в то, что потребительская корзина настолько мала, насколько уверенно заверяют пессимисты.
– Тебе кого?
Чвак, чвак... Это жевал хозяин (тушеную капусту, как догадался по лоснящимся щекам и запаху Кряжин).
– Думаю, вас.
Чвак, чвак... Бордоский дог безуспешно пытался проглотить то, что у него стремительно выделялось из пасти.
– Из милиции? Я же говорил, что Рыжик никого не кусал. Послушайте, на мне и так уже трое заработали! По судам ходить не хочется, потому и даешь – кому штуку, кому две! Но совесть-то тоже нужно иметь!..
Ррр...
После недолгих препирательств хозяин запер Рыжика в туалете и пригласил гостя в комнату. После того, как ему стало известно о непричастности Кряжина ни к службе участковых уполномоченных, ни к ветеринарной, в контакт он вошел быстро...
Из протокола допроса гр-на Бессонова В.К., 22.06.04 г.:
«...Я уже заканчивал прогулку с моим псом, как вдруг заметил, что к джипу, стоящему у самого дома (кажется, №18), приближается какой-то человек. По своему внешнему виду он напоминал лицо без определенного места жительства: был небрит, в изношенной, грязной одежде, а именно: серая куртка и черные джинсы, на ногах кросовки темного цвета. В руках человек держал сумку, с которыми обычно ходят бродяги: на плотную сумку с ручками надет полиэтиленовый пакет.
Я заинтересовался этим событием и стал наблюдать...
Вопрос: Почему вы остановились и стали наблюдать?
Ответ: Интерес во мне вызвало то, что бродяга как будто разговаривает с водителем через дверь. Я подумал тогда, что, наверное, просит мелочь или сигарету, но вскоре убедился, что ему не дают ни того, ни другого.
На некоторое время я отвлекся и развернулся. Точнее сказать, меня развернул мой пес, бордоский дог Рыжик. Он нашел место для отправления естественных надобностей. Когда я снова обратил взгляд к джипу, бомж мыл стекло. И я догадался, что просто так бродяге давать денег никто не стал, а вот за вымытое стекло заплатить были готовы. Но вскоре я увидел странную картину: вместо того чтобы заплатить нищему за работу, водитель резко отворил дверь, и та ударила бродягу по носу.
Вопрос: Вы видели, как водитель отворял дверь?
Ответ: Нет, но не сам же бродяга себя ударил. Последнее, что я видел, перед тем как меня затащил в арку Рыжик, был бомж, зажимающий нос рукой и вытягивающий из джипа портфель. В тот момент я подумал, что хозяин джипа велел нищему донести вещи до квартиры и лишь после этого решил заплатить.
Вопрос: Вы видели этот джип около восемнадцатого дома ранее?
Ответ: Нет, не видел. Да какой дурак сюда на джипе поедет?! Это не двор, а параша!! Я собаку посрать вывожу и боюсь, чтобы она сифилисом каким-нибудь не заразилась или лапу не проколола! В этом дворе стиральные-то машины не у всех, а про джип...
Вопрос: Видели ли вы ранее этого нищего, который вынимал из джипа портфель?
Ответ: Кажется, видел. Но не в этом дворе.
Более ничего пояснить не могу...»
– Знаете, я, когда наутро узнал, что в том внедорожнике мужчину убили, сразу хотел сообщить. Поверьте, сразу! Но срочно вызвали на работу, а потом...
Кряжин дослушивать не стал. Встал из-за стола, предусмотрительно накрытого хозяином газетами, и вышел в коридор. В нем пахло подвалом и сопревшими трубами.
– До свидания. Вот мой телефон. Если случится так, Виталий Константинович, что вы, несмотря ни на что, в ближайшее время все-таки переедете, сообщите об этом. Но только перед тем, как срочно убыть на работу.
Через пять минут после того, как он стал забывать омерзительный запах квартиры всеядного хозяина и его мутанта, ему позвонили.
– Иван Дмитриевич, Генеральный велел тебе срочно убывать в Тернов. Там какие-то партийные волнения на цементном заводе, грозящие перейти в народные. Генеральный гневится, а потому глаза в прокуратуре не мозоль, заедь домой, возьми все, что нужно. В Шереметьево тебя ждет Любомиров с билетами. Не волнуйся, с тобой он не полетит. Вкратце все расскажет и вернется. Есть что новое?
– Есть, – вздохнул Иван Дмитриевич и похлопал водителя по плечу: «Не на Дмитровку, а на Свободы...» – Перед отлетом мне нужно подготовить ходатайство об освобождении Варанова из-под стражи. Я отпускаю его. У меня есть все основания полагать, что это пора сделать.
Догадавшись по короткому «еку», что Смагин вошел в то же состояние, что и он, Кряжин коротко поведал разговор с хозяином дога. Но, несмотря на явный аффект, начальственная мудрость взяла верх над вездесущностью следователя.
– Знаешь, Иван Дмитриевич... Успеешь освободить. Давай-ка в аэропорт. У тебя душа на месте? У меня почему-то нет. Покопай, покопай, Иван. Чую, не собака там зарыта, а слон. Не нравится мне этот Тернов... Каков он, кстати?
– Лучший город на земле.
– Я так и знал.
Сколько у Кряжина летных часов? Рассматривая стройные ноги вечно молодых стюардесс, с улыбкой великой муки предлагающих пассажирам «прохладительные напитки», он подумал, что этих часов не меньше, чем у любого летчика истребительной авиации. Только с ним могут вот так: «Ты на работу не заезжай, а сразу в аэропорт». И – в Сибирь. Любомирову Смагин так не прикажет. У того жена и двое детей. Ему нужно поужинать, поболтать с супругой, объясняя, почему он, а не кто-то другой должен наставить на путь истинный детей, и только после этого – в аэропорт.
Кряжину наставлять на путь истинный, кроме себя, некого. Да и болтать, они полагают, тоже. И ошибаются. Ивану Дмитриевичу есть с кем не только болтать. Однако поскольку контакты эти в отделе кадров не фигурируют как законные, руководство с Дмитровки не видит в них большой необходимости. И ему, руководству, абсолютно безразличен тот факт, что к Большому театру сегодня вечером подойдет двадцатипятилетняя красотка с билетами в сумочке. И будет ждать Кряжина до третьего звонка.
В аэропорту с Иваном Дмитриевичем произошел забавный случай. Когда он проходил регистрацию, обязательную перед рейсом, к нему подошла молодая и, как принято в таких случаях говорить, красивая женщина и попросила тащить ее тяжелую сумку до самого самолета. Сумка была, на самом деле, тяжела, и Кряжин, подумавший вначале, что помогает переносить купленные на рынке «Динамо» новые шмотки какой-то «челночнице», воспринимал свою роль как ущербную. Но вскоре выяснилось, что шмотки там хоть и новые, но не для продажи купленные, а сама женщина ничуть на барыгу не похожа. Скорее, на бизнес-леди, чей бизнес не связан с переноской тяжестей и последующей их реализацией.
