– Что не понял?
– Он думал, что я смогу убить тебя.
– Ты должна была меня убить?
– Да. Я сказала, что сделаю это, хотя знала, что не смогу…
– И пистолет на шкафу ты не находила.
– Это был мой пистолет. Я не могла тебя убить. Не могла. Потому что люблю тебя. Очень люблю. Но все накрылось медным тазом…
Анжела ткнулась лбом в свои коленки, всхлипнула и разрыдалась. Я подсел к ней, обнял, привлек к себе. Любил я ее очень. Жить без нее не мог. И предавать не собирался. Но при этом понимал, что прежней легкости в наших отношениях уже не будет.
Голова больше не кружилась, и про тошноту я давно забыл, но подниматься с кровати не хотелось. Это ж на огород надо идти, за лопату браться, да и в доме еще много недоделок. Но что-то не лежала у меня душа к работе. Любил я Анжелу, жизнь готов был за нее отдать, но уже не хотелось думать о будущем. При всех наших друг к другу чувствах, совместная с ней жизнь превратилась в светло-серое настоящее. Вроде и не плохо мне с ней, но не рвется душа ввысь, усохли крылья за спиной.
Анжела зашла в комнату с подносом в руке. На тарелке сырники, от которых я был когда-то без ума, в блюдце сгущенное молоко, в большой кружке чай. Заботилась она обо мне, завтрак в постель подавала, я очень был ей за это благодарен, но только вид у меня кислый. Улыбнуться бы надо, но что-то невесело на душе…
– Лежишь? – спросила она, поставив поднос на тумбочку.
– Лежу.
– Я тебе завтрак принесла.
– Спасибо.
Вот и весь разговор. И завтрак какой-то не очень аппетитный. Вроде бы и вкусно, и душу свою Анжела в него вложила. Но может, потому и не лезет кусок в рот, что душу вложила. Ведь нечистая у нее душа…
– Вкусно? – спросила она, забирая поднос с грязной посудой.
– Вкусно.
– Понравилось?
– Понравилось.
Сухой разговор, черствый, как вчерашний хлеб.
– Злишься на меня? – На глаза ее набежали слезы, и она отвернулась к окну.
– Не злюсь. Все нормально.
– Не нормально. Нормально уже не будет…
– Ты же не станешь больше убивать?
– Нет. Никогда.
– Так в чем же дело? Главное то, что будет в будушем, а прошлое можно и забыть.
– Но ты же не забудешь. Тебе бы в Москву вернуться, к прежней жизни. Но тебя там ищут, тебе нельзя возвращаться…
– Не хочу я возвращаться. Я с тобой хочу жить.
– Я тебе не верю. Да ты и сам себе не веришь. И правильно делаешь. Я не заслужила прощения. Слишком тяжкий грех. Этот грех утащил меня на самое дно. Моя жизнь превращается в ад. Но я сама в этом виновата…
Она плакала, и я не мог это долго терпеть, поэтому поднялся с кровати, подошел к ней и обнял за плечи.
Да, она страшная грешница, но я очень и очень ее люблю. Да и не мне судить ее. Я хоть и не убивал никого, но сколько краж на мне, а кто грязное белье из чужих корзин вытаскивал?
– Я тебя люблю. Очень-очень.
– Я знаю. Но тебя тяготит эта любовь. Она тебя очень тяготит.
– Неправда.
– Когда-то ты чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
– Я и сейчас чувствую.
– Да, но голос твой не звенит. И глаза не горят. Ты любишь меня по инерции…
– Ну, ты должна меня понять. Я узнал о тебе такое, что до сих пор не могу отойти от шока.
– Ты никогда от него не отойдешь.
– Отойду, дай только срок.
– Пожизненный? – с горькой усмешкой спросила Анжела.
– Ну, это слишком…
– Двадцать лет?
– Зачем так много?
– Это не много. Это слишком мало. Если бы мне дали всего двадцать лет… – надрывно вздохнула она.
– Это ты о чем?
Анжела ничего не ответила. Она завороженно смотрела на микроавтобус, который остановился напротив нашего дома. Я вздрогнул, когда из машины выскочил ментовский спецназовец в каске и бронежилете. Анжела напряглась, но с места не сдвинулась. А когда я потянул ее к выходу, схватила меня за руку:
– Это я позвонила… Это за мной…
Спецназовцы выпрыгивали из машины, ловко перемахивали через забор, окружали дом, а мы стояли в комнате, ожидая, когда этот живой вал погребет нас под собой.
– Зачем ты это сделала? – взвыл я с досады.
Не должна была Анжела так поступать. Да, сейчас мы переживали сложный этап, но ведь нам нужно было только время, чтобы наши отношения вернулись в прежнее русло. Мы бы пережили все и снова вернулись бы на вершину своего счастья. Но Анжела взяла и все перечеркнула своей же рукой.
– Я так решила…
– Дура ты!
– Ты ни в чем не виноват… Я все возьму на себя…
– Дура! Какая же ты дура!
Теперь я понимал, о каких двадцати годах говорила Анжела. Ей грозило пожизненное заключение, а она надеялась на двадцать лет… Дура она! Чокнутая дура!!! Но как же сильно я ее люблю!
Я ладонями держал ее за щеки, жадно целовал ее в губы, когда менты с ревом ворвались в комнату. Нас опрокинули на пол, стали заламывать руки.
Мы лежали рядом, повернув друг к другу головы. Она смотрела на меня, прощаясь со мной навсегда. Из ее глаз текли слезы. И я понял, что сейчас разрыдаюсь…
Когда-то на эту красивую женщину я смотрел с вожделением, а сейчас видеть ее не хотел. Но в этот кабинет меня привели под конвоем, на окнах решетки, за дверью стоит мент, а сквозь землю провалиться не получится.
– Ну, что нам делать с тобой, Старостин? – насмешливо спросила Добронравова.
Из Москвы она прилетела еще вчера, а на допрос к ней меня выдернули только сегодня.
– А как обычно, навесить всех собак, и за решетку.
– Слава, твой сарказм здесь не уместен. В сговоре со своим другом Тумановым был? Был. За Воротниковым с ним следил? Следил. Что это, если не соучастие?
Я бы с удовольствием отправился бы за решетку по приговору суда, если бы меня отправили в один лагерь с Анжелой. Но так не бывает, поэтому не было смысла брать вину на себя.
Можно было бы взять ее вину на себя, но ведь я толком не знаю, как и что происходило. Первый же следственный эксперимент выведет меня на чистую воду. Да и не для того Анжела сдавалась ментам, чтобы я брал на себя ее вину.
– Ну, соучастие так соучастие.
Пусть будет как будет. Если посадят, значит, заслужил. Не будет радовать меня свобода. Что мне там делать без Анжелы?
– И это все? – удивленно посмотрела на меня Добронравова.
– А что еще?
– Ты же не знал, что Туманов собирается убить Воротникова.
– Не знал.
– Так и говори, что не знал.
– Так и говорю.
– Вяло как-то говоришь. Раньше бойкий был, а сейчас ни рыба ни мясо.
– Ни живой ни мертвый.
– Чего так?
– Не знаю, – вяло пожал я плечами. Апатия мною овладела, не было желания сопротивляться.
– Ты сбежал из Москвы вместе с Тумановой, – продолжала Любовь Алексеевна.
– Пирогова она, – неуверенно перебил я следователя.
– Туманова ее фамилия. И зовут не Анжела, а Татьяна.
– Ну да, Кеша ее брат, поэтому Туманова. А зовут ее Анжела.
– Ты сбежал из Москвы с Татьяной Тумановой, – повторила она.
– И что?
– Ты сбежал из Москвы с преступницей.
– Тогда я этого не знал.
– Но факт остается фактом…
– И еще паспорт у меня фальшивый. Давайте, оформляйте на этап, мне по барабану…
– Ты что, правда, влюблен в свою Анжелу? – спросила она.
Сейчас передо мной сидела не следователь прокуратуры, а обычная женщина, любительница любовных сериалов. Но у меня не было никакого желания играть на публику.
– А это уже мое дело.
– Твое дело здесь, – мягко хлопнула ладонью по папке Добронравова, снова превращаясь в советника юстиции.
– И сколько мне грозит?
– Нисколько. Ты же ни в чем не виноват. Туманова рассказала, как все было, и у нас нет основания ей не верить.
– А то, что я от закона скрывался?
– Но ты же ни в чем не виновен.
– А фальшивый паспорт?
– Мы можем закрыть на это глаза.
– Закрывайте.
– Туманова во всем созналась, – повторила Добронравова. – Но мы еще не задержали ее брата.
– Я здесь при чем?
– Она назвала адреса, по которым он может скрываться, но предупредила, что вряд ли мы его там найдем. Во-первых, он понял, что вы с ней сбежали от него. А это значит, что вы могли перейти к охоте на него. Во-вторых, прошло время… Туманова уже ищут, но пока никаких результатов.
– Вот я и спрашиваю, при чем здесь я?
– Возможно, ты поможешь нам его найти.
– Как?
– Ну, ты можешь знать адреса девушек, с которыми он встречался.
– Я знаю только адрес, где он с ними встречался. В эту квартиру вы вламывались три раза… Или четыре…
К счастью, когда менты пришли за мной в четвертый раз, я был уже далеко…
Я тоскливо вздохнул. Прекрасное было время. Мы уезжали с Анжелой к черту на кулички, не зная, что нас ждет впереди. Но как нас тогда распирало от счастья…
– Если точнее, то пять.
– Ну да, за мной еще из-за Белова приходили, – предположил я.
– Откуда ты знаешь? – с интересом спросила следователь.
– Кеша сказал. Он говорил, что вы на меня все спихнули…
– Да, была такая мысль…
– Это все Кеша. Анжела здесь ни при чем. Она со мной в это время была.
