В прошлый раз они встречались в латиноамериканском баре близ перекрестка Ёцуя. Мори запомнил фрагменты разговора. Они пили кислое бразильское пойло. На танцполе извивались и тряслись офисные девушки – тридцатиминутный карнавал перед последним поездом на окраину.
Митчелл упомянул, что работает на немцев, и тон у него был не слишком воодушевленный. Мори спросил, чем конкретно он занимается. Митчелл ответил, что он отвечает за технологии роста. Это интересно? – с сомнением спросил Мори. Бывает хуже, ответил Митчелл. Дает возможность изучать такие компании, как «Мега» и «Софтджой».
Тут воспоминания обрываются. Митчелл кинулся на танцпол. Мори растворился в ночи. И вот теперь, почти год спустя, настало время продолжить беседу.
* * *
Митчелл ждет Мори в корейском барбекю на южной стороне станции Синдзюку. Потягивает пиво, глядит из окна на людей, спешащих сквозь шипящий дождь. Мори подъезжает к краю тротуара на мотоцикле, его легко узнать даже в шлеме. Сколько ему лет? С такого расстояния, глядя на спокойное овальное лицо и волосы, торчащие во все стороны, скажешь – между тридцатью и сорока. Ближе, когда видишь морщины и седину, скажешь – между сорока и пятьюдесятью. Послушаешь его разговор, скажешь – несколько столетий.
Мори входит в ресторан, поднимает руку в знак приветствия. Митчелл встает и кланяется – точно по-японски, – но Мори машет ему так нетерпеливо, будто он совершил какую-то глупость. Митчелл вспоминает – у этого человека сложный и скрытный характер. Никаких улыбок, этикета, никаких нерешительно-взвешенных вопросов. Обычно, стоя рядом с японцами на три-четыре дюйма короче, чем он сам, Митчелл чувствует себя большим, могучим. Рядом с Мори он чувствует себя легким, как бумага. Как будто этот человек сделан из какого-то сверхплотного материала, кубический дюйм которого в несколько раз тяжелее человеческого мяса.
Их последняя встреча – смутные воспоминания, вечер, тонущий в бразильском пойле и бое барабанов. Какие-то пьяные танцующие девчонки из рекламного агентства. Митчелл присоединился к ним, обменялся визитками, потом встретился с одной на выходных. В общем, он дрыгал конечностями под музыку, встречался глазами с девицами, как вдруг заметил, что стул Мори пуст. Этот человек не танцует самбу.
Мори садится, заказывает холодное пиво, рис и говяжий суп.
– Два, – говорит Митчелл.
– Вам сделать острый? – спрашивает официант.
– Насколько возможно, – говорит Мори.
– Мне так же, – говорит Митчелл, пытаясь копировать характерное полухрюканье, полурычанье Мори. Не получается; официант странно смотрит на него. Никто больше не говорит так – во всяком случае, никто из знакомых Митчеллу японцев.
– Мне нужна услуга, – говорит Мори. – Компания, которая называется «Софтджой». Помните, вы говорили, что следили за ней.
– Так, – говорит Митчелл беспокойно. – Моя рекомендация номер один. А в чем конкретно проблема?
Мори обескураживающе туманными выражениями обрисовывает контуры проблемы. Кто-то из «Софтджоя» замешан в некий инцидент. Этот человек помешался на хитовой видеоигре задолго до того, как ее выпустили на рынок. Мори хочет знать, каким образом происходит разработка видеоигр, сколько людей участвуют в процессе, насколько легко выяснить их имена.
– Имена? – переспрашивает Митчелл, пытаясь скрыть изумление. – Это совершенно секретная информация.
Мори сужает взгляд, хмурится.
– Знать секретную информацию – ваша работа, так? Если бы вы обладали той же информацией, что и любой другой человек, в чем смысл?
Митчелл вздыхает и думает, объяснять ли Мори про концепцию эффективных рынков, бесплатное и справедливое раскрытие информации, риски инсайдерской торговли. Решает, что объяснять не будет. Он уже пробовал объяснять Мори про финансы. Безнадежно. Не более эффективно, чем (этой фразе он научился от Мори) писать лягушке на голову.
Приносят холодное пиво: огромные заледеневшие кружки, внутри осколки льда. Митчелл делает глоток, размышляет. Ему нужно знать больше. Инцидент – подозрительное слово. В Японии «инцидентами» часто называют короткие войны.
– Какой именно инцидент? Какое-то преступление?
– Можно и так сказать.
– Серьезное?
Мори уставился в пятно на стене над головой Митчелла.
– Достаточно серьезное для человека, которого убили.
Митчелл со стуком опускает кружку на формайку.
– Что? Вы хотите сказать, что кто-то из работников «Софтджоя» замешан в убийстве? И это связано с одним из их продуктов?
– В двух убийствах, – говорит Мори.
Митчелл открывает рот и озирает стол. В мозгу у него всплывают картинки: полиция рыщет в офисах «Софтджоя»; цена акций падает камнем; Скотт Хамада ухмыляется; длинные когти Саши де Глазье хватают мобильник. Митчелл откидывается на стуле и стонет от унижения.
– В чем дело? – спрашивает Мори. – Вы не хотите влезать в это?
– Я уже влез, по самую шею! Если вам нужна какая-то помощь, придется рассказать мне всю историю с самого начала.
Мори смотрит с сомнением:
– Это непросто. За этим стоит секретная информация.
– Не выйдет, – Митчелл трясет головой. – Моя информация тоже секретная.
Глаза Мори буравят его, но Митчелл не отступает. Он не может себе позволить – его карьера висит на ниточке.
– Ладно, – говорит Мори. – Но сначала мы поедим.
Официант приносит две чашки риса и говяжьего супа. Жидкость в мерцающих оранжевых разводах.
– Не слишком остро для вас? – спрашивает Мори.
– Отнюдь, – говорит Митчелл.
– Тогда пейте это вот так, – Мори поднимает чашку обеими руками и делает длинный шумный глоток, после чего вытирает рот полотенцем.
Митчелл берет чашку, глядит внутрь. Вблизи еда выглядит еще страннее. Возможно, там радиация. Однако под выжидающим взглядом Мори Митчелл подносит чашку ко рту, закрывает глаза и пьет. Немедленный электрошок. Митчелл едва удерживается, чтобы не запрокинуть голову назад. Губы горят, язык испепелен, миндалины охвачены огнем. Все-таки Митчелл продолжает пить, пока боль не сменяется оцепенением. Тогда он ставит чашку обратно на стол.
– Хорошо? – спрашивает Мори заботливо.
Пот на лбу, в глазах слезы – Митчелл кивает. Следующие пятнадцать минут разговор ведет Мори.
Мори оставляет Митчелла у станции Синдзюку и направляет «хонду» к пятнадцатимиллионному долгу, который он называет домом. Встреча прошла хорошо. Митчелл, кажется, понял проблему, пообещал помочь. Мори нужно одно – имена людей, которые были знакомы с содержанием видеоигры про Черного Клинка за три месяца до ее выхода. Это же, наверное, не слишком трудно для человека с таким кредитом доверия, как у Митчелла? Мори вспоминает их первую встречу на том острове, контролируемом религиозной сектой. Вспоминает, что? Митчелл говорил о своей работе. «Я – нечто вроде финансового детектива», – сказал тогда он. Очевидные различия, правда, в том, что Митчеллу ежемесячно платят только за то, что он ходит в офис, и никто не пытается его убить, если он раскроет какие-то неудобные факты; кроме того, он может всю жизнь работать над тем же самым ограниченным числом дел. Однако работа любого детектива, финансового или иного, – овладевать информацией, которую люди не хотят выдавать. А с той, которую хотят, надо быть очень осторожным.
«Хонда» с ревом взлетает по пандусу на шоссе. Мори вглядывается в дождь. Если поспешить, можно еще успеть сделать массаж по дороге домой.
Поезд внезапно трогается. Митчелл хватается за поручень, пытаясь не упасть на офисных девушек, стоящих рядом. Хотя он уже тысячу раз ездил в поездах в этом городе, ему еще далеко до совершенства: удерживать равновесие, когда ноги едут в одном направлении, а плечи – в другом. Поезд набит плотно – по крайней мере, так кажется. На самом деле, на каждой станции новые и новые люди влезают внутрь и находят какое-то место в гуще тел. Никаких слов, никаких взглядов. Некоторые спят на ходу или притворяются. Другие читают еженедельные журналы или смотрят новости по электронной ленте у потолка. Смешиваются дыхания, запахи, плоть теснит плоть.
Урок японских поездов: людей рядом с тобой не существует. Если вас прижали к кому-то знакомому, вы вздрагиваете от смущения или возбуждения. Если вы прижаты к чужому человеку, это ничего не значит. Все равно что вас прижали к двери или стене. И для чужого вы все равно что дверь или стена. Вас не существует. Ничего не существует.
Дзэн общественного транспорта – Митчелл научился ему, каждый день циркулируя в кишках большого города. Вот сейчас его правый локоть будет зажат между плечами двух сарариманов, а бедра повернуты на девяносто градусов по отношению к ступням. Может, на его штанину уже капает вода с мокрого зонтика, в ягодицу впивается портфель, а шею обжигает чье-то жаркое дыхание. Но мысль Митчелла далеко, она парит над облаками.
