Поэтому он решительно воспротивился тому, чтобы дочь забирала в Париж Настеньку. Говорил, что ей надо жить и учиться в Москве, а Европа от нее не уйдет. Жена и дочь стояли на другом, говорили о европейском образовании и европейской культуре, о необходимости жить по-человечески, как будто собственную нынешнюю жизнь они человеческой не считали. Жена почему-то тоже поддерживала дочь и говорила, что семья должна быть единой.
— Подумай о будущем Настеньки! — кричала она.
Желание самой Настеньки при этом не учитывалось. Ее даже не спрашивали. Мать привыкла разговаривать с ней ледяным тоном и требовала безусловного повиновения, как многие молодые мамаши, жаждущие власти и подчинения. С мужиками у нее это получалось хорошо. А вот за внучку Иван каждый раз переживал. В конце концов, в разгар спора с женой и дочкой он тоже сорвался на крик. А вечером Настенька подкралась к нему и прошептала:
— Дедушка! Я тоже не хочу уезжать. Я спрячусь.
Иван погладил жесткой ладонью доверчивую светлую головку и проговорил тихо от защипавших в носу слез:
— Как же ты спрячешься?
— А я закроюсь одеялом с подушками, и они меня не найдут.
Утром дочь, придав своему голосу примирительные нотки, сказала отцу, что будет присылать ему каждый год вызовы, чтобы он приезжал в Париж и мог видеться с Настенькой. Иван этому не поверил и поэтому махнул рукой напоследок:
— Не нужны мне ваши Парижи…
В девять часов он был уже за рулем. Жена в этот раз не смогла проводить его и не сказала своих обычных напутственных слов:
— Береги себя.
Она считала профессию Ивана очень опасной и говорила, что не дождется, пока он выйдет на пенсию. А чего ждать до пенсии, когда надо жить сегодня и не лишать себя радости. И не увозить Настеньку в другой, неведомый мир.
Сам он считал, что опасность его профессии сильно преувеличена. За все время работы в качестве инкассатора он перевозил немалые суммы — и ничего. Было всего одно нападение. Правда, при этом осталось на мостовой пять трупов. Но ведь однажды. И было это давно. Сегодняшний рейс был связан с небывалым количеством денег — пять миллионов евро. Но уже в силу этого охрана и защита были задействованы в таком объеме, что гарантировали безопасность. Гораздо опаснее перевозить малые суммы практически без защиты. А тут от самого большого милицейского начальника до самого малого — все нацелены на обеспечение безопасности. Ведь престиж московской милиции здесь задействован, да и генералы из министерства держат руку на пульсе событий.
Жена еще не пришла с ночного дежурства, и Мостовой сильно пожалел, что они не смогли перекинуться на прощание ни одним словом. У них было правилом не возобновлять ссоры на другой день. Но может быть, к лучшему, что они не встретились. Вечером легче будет найти правильное решение. А теперь — вперед!
От Москвы до аэропорта его сопровождал только один милицейский «уазик». Иван Мостовой слегка удивился, но подумал, что основная часть охраны уже сосредоточена в «Шереметьево». Подъезжая к аэропорту, еще раз проверил оружие.
Жизнь аэропорта всегда загадочна. Если в одной мудрой песне очень точно говорится: «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда», то уж в небо провожать — это совсем особая статья. И волнений и тревог тут в миллион раз больше. Взлетают и садятся самолеты, иногда падают. Упадет один из тысячи, а страхов и слухов — не перечислить. Хотя все тут зависит от возраста, привычек, сердечных отношений. Иван в молодости собирался идти в летное училище. И ничто его не пугало. Не вышло, ну что же. Здоровье подкачало. Почему-то у молодого парня вдруг поднялось давление, которого он сроду не чувствовал. Медицинская комиссия не пропустила. Пришлось переквалифицироваться в управдомы. Как Остапу Бендеру. Ну не совсем в управдомы. Охранник, самая модная профессия начала девяностых, водитель-дальнобойщик, тренер по самбо, инкассатор. Все — на пределе возможностей. И поездить пришлось, и полетать. А что бы пожелал из своего опыта другу или сыну? Да ничего. И сына судьба не дала. Одна дочь. Второй ребенок родился, но не уберегли в роддоме. Тоже была девочка.
Иван Мостовой въехал в открытые ворота и остановился в условленном месте. «Боинг» из Германии должен был прилететь через четверть часа, то есть, можно сказать, с минуты на минуту.
Пока валюту не погрузили в инкассаторский броневик, можно было расслабиться. И Иван Мостовой стал наблюдать за тем, что завораживало его всегда, с детских лет, — взлет и посадка самолетов.
Вот начал рулежку тяжелый «антей». Четыре пропеллера — четыре сверкающих диска — едва тянут эту махину по бетонным плитам. А ведь надо еще и в небо поднять! Как?
Тем временем зашел на посадку древний «Ил». Уже давно в Европе барражируют более современные машины. Да и отечественным конструкторам пора бы выдать что-то новенькое. Но даже по сравнению с современными моделями на «Ил» приятно смотреть. Такой же стройный, такой же изящный, как был. Кажется, может сам, без двигателей, держаться в воздухе, в отличие от «антея». Говорили, будто зарубежные фирмы пытались купить планер самолета, именно планер. Двигатели у них самих хороши. Но наши почему-то не захотели продавать. Наверное, военную тайну берегли, известную даже диким папуасам. Теперь, наверное, жалеют.
Иван закурил и поморщился. От дикого звона и воя заложило уши. Стоявший неподалеку другой старик-красавец «Ту», Иван видел его на том же месте неделю назад, включил двигатели и начал рулежку. А Иван, глядя на истертые знакомые формы, подумал было, что этот изящный «старичок» уже предназначен на металлолом. «Хороши были наши самолеты, — подумал Иван, — но пора бы дать миру и что-то новенькое».
Впрочем, и на новеньких самолетах Иван уже не захотел бы летать. Давно прошли азарт и тяга к небу. И слишком много аварий. Может, их и раньше было столько же, но пресса не писала, телевидение не показывало. А теперь чуть что, сразу известно всем.
Когда Ивана спрашивали про его отношение к Аэрофлоту, он любил рассказывать один и тот же старый анекдот: «Пассажира, который со страхом летит в самолете, успокаивает джентльмен, сидящий в соседнем кресле: „Вы напрасно волнуетесь, — говорит он. — В наше время летать гораздо безопаснее, чем ездить, например, в автомобиле. Недавно мой знакомый ехал по пустынному шоссе и погиб. Потому что ему на голову свалился самолет“.
Этот анекдот опять вспомнился Ивану, когда он наблюдал муравьиную суету аэропорта. «Пусть летают и пусть садятся. Но без меня, — с какой-то отрешенной легкостью подумал Иван. — А я поживу подольше тут, на земле, спокойненько».
Пройдясь для разминки вокруг машины, Иван продолжил свои наблюдения за аэропортом. Вот взлетел игрушечный «Як-40», свечой пошел в небо. Зашел на посадку надежный «Ил». Иван даже испереживался. Показалось, что «старик Ильюшин» клюнул носом и с трудом выровнялся. Может быть, показалось? Вибрация воздуха над раскаленным аэродромом? Но Иван с трепетом проследил, как самолет скрылся за возвышенностью. Может, и упал? Но на аэродроме никакой паники не наблюдалось. Потом «Ильюшин» появился благополучненько на посадочной полосе с раздутым парашютом и медленно подрулил к зданию аэропорта.
Докуривая третью сигарету, Иван Мостовой еще пару «тушек» отправил в полет и посадил парочку «антеев». У третьего — маленькой «Аннушки» — на взлете явно задымил двигатель. Иван не поверил своим глазам. Но пузатенький самолетик, уменьшившийся в размерах, вдруг покачнулся, как тяжело раненный зверь. И, свалившись на крыло, стал медленно падать.
Иван не заметил, что кричит, не слыша себя. Издали до него долетел грохот взрыва, и поднялся черный столб дыма.
Завыли сирены, помчались машины, забегали люди. Только после этого Иван Мостовой опомнился и перестал кричать. Мозг его отказывался представить масштабы случившегося. Но он почувствовал, что стал свидетелем необычайного события. Чернущий дым над местом катастрофы поднялся до самого неба, и в туче дыма появился долгожданный «Боинг» из Германии. Наперекор всему он шел на посадку.
Многолетняя привычка сработала. Иван Мостовой забыл обо всем, что не было связано с работой. Проверил оружие, сел за руль. Потянулись томительные минуты. И вот «Боинг» огромным своим бортом загородил полнеба. Подали трап. Подъехала на «уазике» сопровождавшая Ивана охрана. Выстроились как на параде.
Метров за двести подрулил и остановился трудяга «Ил», на борт которого следовало доставить иностранную валюту. Куда-то в Среднюю Азию. Все мимо… мимо…
Мостовой уловил знак охранника, подъехал и развернулся боком у трапа. Маленькая по сравнению с туловищем «Боинга» дверца распахнулась. Появились полицейские в иностранной форме, очевидно немецкой. Они выстроились наверху, как и наши, в ожидании драгоценной поклажи. Затем вынесли один ящик, потом второй.
