Наконец он услышал вполне внятно:
– Люди, говорю, вокруг твоей дачи бродят! Я вижу в оконце! Что делать прикажешь?
Это могла быть местная милиция, добравшаяся наконец до его дачи.
Но могли быть и бандиты…
– Замки в доме заперты?
– Заперты, – ответила бабушка. – Но станут ли они этим людям препятствием, а?
– Любовь Михайловна, вы только не волнуйтесь, это, наверное, милиция… Мы вызвали ее… на всякий случай. И я тоже скоро у вас буду! Подождите одну минуту, одну! Я наведу справки и вам перезвоню, Любовь Михайловна!
Еще надеясь на чудо, Кис набрал Серегу.
– Местные уже на даче, Серег? Бабушка в окно видит каких-то людей…
– Кис… Мне обещали доложить, как только они окажутся на месте, но пока никто… Я их щас урою, гадов!
…Урывать их поздно. Если не милиция снует под окошками дачи, то, стало быть, бандиты!
Но как они вычислили дачу?! Когда она на имя Саши…
Или бандиты разузнали его городской адрес, явились к нему домой?!
О боже… Нет, только не это!
Алексей судорожно набрал домашний номер. Если все в порядке, то Саша должна безмятежно спать… Но если к ней приходили бандиты…
Нет! Александра бы уже ему позвонила!
Только… Вдруг бандиты ее избили?! Связали?! Как Юлю?! И она не может…
Ее теплый, сонный голос отозвался через немыслимо долгие полторы минуты, через вечность.
– Алеш? Что-то случилось?
– Ничего, родная… У вас там все в порядке?
– Да… А у тебя?
– У меня тоже. Спи, Сашенька. Извини, что разбудил.
Значит, не Саша дала им адрес дачи, спасибо всем богам!
Как же они ее вычислили?
«Как-как», – вдруг передразнил себя Алексей. До чего же глупый вопрос! Детектив ведь не олигарх, островов в своем распоряжении не имеет! Имущества у его семьи раз-два и обчелся… Зато у бандитов имеются «связи»! Узнать, какой недвижимостью он владеет, – а также какой владеет его жена, – для них всего лишь вопрос времени…
Вот и все. Не стоило так мозги перегревать.
– Любовь Михайловна, как вы там?
Связь на этот раз была вполне приличной.
– Плохо, Алексей Андреич, плохо… Лезут они к нам уже. Дверь трещит… И милиции твоей не видать…
Кис мысленно разразился матерной тирадой.
– Любовь Михайловна! К вам едут, слышите?! Еще чуть-чуть потерпите… – Какие глупые слова он произносил, мама родная! Ведь дверь уже трещит!.. – Вы только не оказывайте им сопротивления, никакого, слышите? Это очень важно, Любовь Михайловна, прошу вас!
– Я Михаську в окно высажу. Пусть за помощью к соседям бежит!
Алексей лихорадочно соображал: если ребенок позовет соседей, а те вдруг и в самом деле ринутся на помощь (что отнюдь не факт!), то бандиты могут открыть стрельбу!
А если мальчик испугается и вовсе даст деру в лес, то найти его там будет едва ли не труднее, чем у бандитов…
– Любовь Михайловна, я вот что предлага…
Он не успел закончить фразу.
– Все, детектив, – перебила его бабушка, едва слышно. – Дверь сломали. Бывай.
Гудки отбоя.
Они резонировали в его груди. В его сердечной мышце.
Это он виноват, Алексей Кисанов.
Не уберег.
Ему оставалось каких-то ничтожных десять минут до дачного поселка.
Но это невероятно много минут, с учетом того, что дверь дачи бандиты уже взломали. Местная милиция почему-то до сих пор не прибыла на место… А Ромка? Где он?!
Сын ответил сразу.
– Па, у вашей дачи джип стоит черный. Мне это не нравится.
– Ром, это бандиты… Они уже там…
– Что я могу сделать?
– На дачу соваться не вздумай! Просто засеки номер! Проезжай мимо них, не останавливаясь, и сверни куда-нибудь, чтобы исчезнуть из их зоны видимости.
Роман молчал.
– Алло! Ромка!
– Я тут… Они что-то в машину запихивают… Мне кажется, мальчика…
– Роман, я тебе что сказал! Проезжай мимо них, посмотри на номер, потом встань подальше и мне сообщи!
– Хорошо, па.
* * *
Во дворе Колдуньи поднялась суета, а Юля все это время стояла в сторонке, не произнося ни слова. Туман – или это ее глаза затуманились от грусти? – скрадывал очертания лиц и голосов, и в какой-то момент она перестала понимать, кто из них Громов…
А он словно забыл о ней. Ни разу не подошел, занятый распоряжениями и разговорами.
Все правильно – решила она. Выплыл из небытия, в него же ушел. Несколько часов совместного пребывания в плену ничего не значат…
Ну и хорошо! У нее есть Михаська и бабушка, и никто ей больше не нужен! Ни бандит, ни мент!
Юля тряхнула головой, отыскала глазами Громова и решительно направилась к нему.
– Скажи мне адрес дачи, на которой детектив спрятал мою семью. Я поеду за ними. А то ты тут, смотрю, надолго… Только пусть меня кто-нибудь довезет до станции, здесь ведь ходит электричка?
Серега, который и в самом деле в данный момент полностью отключился от Юли, посмотрел на ее хмурое лицо. Беспокойства в нем не читалось: на ее счастье, она не поняла, что означали слова Колдуньи о звонках охранников с информацией о мальчике и детективе. И уж не Серега возьмется ей пояснять… Потом расскажет, когда все будет позади.
И Серега от души понадеялся, что это «позади» наступит скоро.
И что вообще наступит.
– Подожди еще немножко, Юль. Я скоро освобожусь. Тогда поедем за ними вместе!
Вместе, повторила про себя Юля. Вместе!
Ничего особенного, простые слова, но они почему-то ее отогрели. Они как-то так были произнесены, что… Что ей вдруг стало легко.
Она кивнула.
– Я в дом тогда пойду, хоть умоюсь… И поищу что-нибудь съестное, есть хочется, – улыбнулась она.
У нее ямочка на правой щеке. И на носу веснушки! – вдруг увидел Громов. Веселые, солнечные веснушки!
Ему так остро захотелось ее обнять, что он с трудом удержался.
– Тут у кого-то из ребят провизия с собой. Иди умываться, – он осторожно дотронулся пальцем до засохшего ручейка у нее под носом, – кровь у тебя здесь… А я пока раскулачу своих парней.
Юля не только с наслаждением умылась, но и – пока в доме никого не было – обтерлась до пояса полотенцем, смочив его в воде. Затем майку свою от крови почти совсем отстирала и надела ее, мокрую, на себя, – другой одежды у нее не имелось, а Колдуньины вещи она трогать не хотела. Но было так жарко, что мокрая ткань только приятно холодила кожу.
Обнаружив маленькое зеркало в одной из комнат, она полюбовалась на красочный пейзаж на своем лице, усмехнулась. К травмам и боли она привычная – спорт приучил не обращать на них внимания… даже в тех случаях, когда они портили внешность. Хотя ментов это, кажется, слегка шокировало: они отводили от нее глаза, в которых сквозило неловкое сочувствие.
Только Громов, когда впервые увидел Юлю на свету, не отвел от нее взгляда и никакого шока, похоже, не испытал. Или умел его скрыть.
Когда, после гигиенических процедур, Юля вышла во двор, Сергей заметил ее, подошел, держа в руках большой кожаный рюкзак.
– Вот тебе провиант. Бери, что хочешь.
Пристроившись на лавке во дворе дома, Юля наблюдала за действиями оперов, уплетая сыр прямо из упаковки, без хлеба, и запивая его какой-то сладкой газировкой из металлической банки. Несколько раз к ее лавке подходили менты: тот, что подкрался к Гарику, вроде Костей его звали, потом другой, совсем молодой, салага, и еще один, усатый, – и тоже запускали руку в рюкзак, что-то в нем вылавливали и отчаливали, жуя на ходу. Оголодали, бедные. Особенно Костя: он к рюкзаку наведывался несколько раз и его содержимое изучал пристрастнее, чем остальные…
Юля рассеянно слушала переговоры оперов. Только один раз ее внимание привлекли слова: «…рука из болота торчит. Надо бы выяснить, что за рука такая, чья!»
Ее передернуло. Она хотела было вскочить с лавки, расспросить… Но не стала. Слишком много ужасов выпало ей за последние две ночи, – хватит с нее. Ей бы только до Михаськи с бабушкой добраться…
Это все, что сейчас занимало ее чувства и мысли.
Роман перезвонил через две минуты.
– Пиши, – и он продиктовал номер джипа.
– Ты где?
– Стою в конце улицы.
– А бандиты?
– В данный момент они как раз проезжают мимо моей машины…
– Все, оставайся на месте! Жди меня, я скоро подъеду!
Кис, не теряя времени, связался с Громовым, обрисовал ситуацию, сообщил номер джипа.
– Скажи Ромке, что он молодец! И не дергайся, Кис, мы сейчас операцию «Сирена» объявим! Слышь, не дергайся, все будет хорошо, говорю! – произнес Серега и отключился.
Если бы он мог еще сам себя заверить, что все будет хорошо… Серега посмотрел на Юлю, устроившуюся на скамейке в ожидании, когда он отвезет ее к бабушке и сыну, и сердце его заныло.
Он знал – не умом, а неким иным знанием, – что этой ночью между ними что-то произошло, что-то случилось. Они вошли в эту темницу незнакомыми, а вышли из нее… близкими, что ли… людьми.
