― По пятаку за карту. Кто первым кричать будет?
― Я! У меня голос громкий! ― вызвался, демонстрируя этот голос, Алик.
Разобрали ― кто по две, кто по три карты, поставили на кон соответственно, подобрали инструмент для закрытия номеров ― копейки, пуговицы, полушки, ― и началось.
― Шестнадцать! Тридцать пять! Туда-сюда! Двадцать семь! Сорок! Шестьдесят один! Топорики! Девять! Дед, девяносто лет! Пятьдесят четыре! Шесть! Барабанные палочки!
Нижняя полоса ― весь кон, средняя ― половина, верхняя ― выигравший не ставит в следующей партии на кон.
― Семьдесят два! Четырнадцать! Лебеди! Тридцать три! Восемьдесят семь!
― У меня квартира, ― взволнованно объявил Александр.
― Ура советской милиции! ― обрадовался за него Роман.
― Зачем вам выигрывать? Вы отобрать можете, ― сказал Виллен.
― Так интереснее, ― ответил ему Роман.
― Не мешайте работать, ― рявкнул Алик.
Нежная наощупь ветхая материя мешочка, с ядреным скрипом перекатывающиеся под пальцами бочонками, затертые картонки на столе, черные бумажные шторы на окнах, ― все в желтом колеблющемся свете коптилки. Господи, как недавно это было! В войну!
― Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь! Срок до упора!
― Я кончил, ― индифферентно сообщил Яша.
― Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты ― рецидивист, Яша, ― скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него страдальческие (лото ― не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил лениво:
― Я ― не рецидивист. Я просто выиграл.
― Проверить, ― решил Леша.
― Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона. Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую Софью.
― Я вам дамочку доставил! ― похвастался Константин.
― Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, ― укорила его Софья.
― Но доставил! ― возликовал Алик. ― Софа, с твоими формами никакая рама не страшна!
― Ты по-прежнему шутишь пошло, ― жеманно осадила его Софья и увидела Романа. Сказала галантерейно: ― А я с этим товарищем не знакома.
― Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.
― Софка! ― заорал осененный Алик. ― Жених! Вот такой жених! Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!
― Алик ужасно бестактен, ― сообщила Роману Софья. ― А вы кем работаете?
― Помощником Александра. Милиционером, ― проинформировал ее Роман. Но Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:
― Софка, у него отец ― знаменитый профессор. У него квартира четырехкомнатная!
― Зачем ты мне это говоришь?
― Не теряйся. Он ― армянин. А у тебя ― бюст, у тебя ― задница!
― Дурак, ― обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не успела: вошла Роза и приказала:
― Все со стола. Накрывать буду.
Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли первый этап, и Яша спросил:
― Александр, ты Тимирязевского злодея словил?
― Словили. Нам вон Алик помог, ― нехорошо улыбнувшись ответил Александр.
― Он шутит, Яша, ― осторожно сказал Алик.
― Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.
― Не надо об этом, Саня, ― попросил Алик.
― Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?
― Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.
― Гуманист! ― Ты ― не гуманист, ты чистоплюй.
Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.
― Саня, ― предостерегающе потребовал Роман.
― Что ― Саня? Что ― Саня?
― Ничего, Саня, ― ответил Роман. ― Переживем.
― Извините меня, ребята, ― еще раз покаялся Алик.
― Э-э, да что с тобой разговаривать, ― Александр махнул рукой. Яша, оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:
― Сонька, пой!
Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом, уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:
― В бананово-лимонном Сингапуре,
Где плачет и смеется океан,
Вы брови темно-синие нахмуря...
Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.
― Не злись на Альку, начальник.
― Я не на него, я на себя злюсь.
― Не ври, Санечка, ― встрял в разговор Алик и улыбнулся.
― Обалдуй, ― без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она пела, была хороша.
Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился на все ― на лампу, на родителей, на разговоры.
После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала Софью.
Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные, добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием, лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже. Выкатились.
На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за плечи, Алик кончил:
― Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
― Да иди ты, знаешь куда? ― добродушно ответствовал Александр.
Костя натужно выкрикивал:
― Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
― А почему мы должны тонуть? ― недоумевал Виллен.
― Потому что мы тяжелее воды, ― объяснил Роман.
Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
― Ты на меня не сердишься? ― в последний раз спросил Алик у Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: Мы с Вилленом пойдем?
Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
― Пойду и я, ― решил Костя, ― завтра мне в первую смену.
На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман остались вдвоем.
― Что делать будем, Саня? ― спросил Рома.
― Не знаю.
― Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
― Что вы с Серегой предлагаете?
― Оформлять Колхозника и закрывать дело.
― Рубить концы?
― Мы свое отработали, убийца найден.
― Хорошо говоришь ― "мы"!
― Тогда просто ― убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном" позвал. А сейчас вроде и не надо было ― после встречи с ребятами успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего, понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до слез. До ее слез.
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал, останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
― И что вы предлагаете?
― На ваше усмотрение, ― с трудом выдавил из себя еще одно непотребство Александр.
