Брайс обернулась к Нене. И наткнулась горлом на выкидной нож Нены.
– Лихо, – восхитилась Брайс.
Нена ответила лишь коротким взглядом. Она была готова к убийству, но замешкалась, оттягивая начало неприятной работы.
– Ну вот, видишь, теперь у тебя проблема. – Брайс говорила с захолустной медлительностью довоенного юриста, растолковывающего суть дела какому-нибудь заядлому жулику и прощелыге. – Пырни меня в горло, и мне потребуется минут двадцать, чтоб умереть от потери крови. Двадцати минут хватит, чтобы засадить пулю в твою поганую головенку. Меня такой поворот не очень устраивает, но мне это по силам. Давай: ты, а потом я, а?
Нена держала нож обеими руками, как будто всерьез собираясь всадить его в Брайс.
– Если хочешь поскорее меня прикончить, пырни в сердце, выруби эту хрень. Давай. Продырявь насос.
Хоть Нена и держала нож обеими руками, он все равно ходил ходуном.
– Ну, давай. Ты намерена меня убить, верно? Пырни меня в сердце.
Нена уже не дрожала, а тряслась.
– Давай я тебе помогу. – Брайс взяла Нену за руки и поместила острие ножа себе под левый сосок. – Вот сюда. Так лучше. Только... – Брайс помедлила, обнаружив слабое место своего плана – или сделав вид, что обнаружила. – Ты наверняка сломаешь этот свой ножичек о мои ребра. Ага. Точно тебе говорю: Бог создает тела покрепче брони. Знаешь что? Знаешь, что тебе нужно сделать?
Брайс взяла Нену за руки и передвинула нож. Она уткнула лезвие в самую грудину.
Нена не препятствовала маневрам Брайс. Нена была на грани обморока.
– Прямо под грудную кость, вот так в самый раз. – Казалось, Брайс неподдельно счастлива, что дала Нене урок анатомии и теперь она сделает все как нужно. – Плавно введи его в сердце. Ты сейчас готова к убийству. Надави вот здесь – все. Давай, – подбадривала она. – Тыкай.
Тыкать? Убивать? Влага, застилавшая глаза Нены, не позволяла ей даже увидеть Брайс, а уж тем более пырнуть ножом. Ей и шевельнуться было трудно. Ее руки, ее тело – все это принадлежало другой девушке в другом дешевом отеле: не в Лас-Вегасе, а в каком-то другом гадюшнике.
Брайс тем временем наставляла:
– Что случилось? Ну, пырни меня! Ты хотела меня убить, так давай же!
Нена трепетала. Нена дрожала. Нена плакала.
– Убей меня!
Нена тряслась. Нена колотилась. Нена всхлипывала.
– УБЕЙ МЕНЯ!
Брайс издала дикий вопль, резко подалась в сторону и ударила застигнутую врасплох Нену по голове.
Нож выскользнул из рук Нены, упал, и она осела на грязный пол рядом с ножом.
– Ты, пизда! – сказала Брайс валяющейся на полу Нене. – Черт, да ведь ты меня порезать хотела. Как пить дать, порезать хотела! – Брайс нагнулась, подняла нож, провела пальцем по тупому лезвию и швырнула нож на тумбочку. Ставлю тебе три с плюсом за то, что стараешься. Ты кремень. Типа того. Этот мудак Парис тебя недостоин. Конечно же ему тебя не видать. Понимаешь, убийство – дело серьезное. Это моя работа. У меня начинается рабочий день.
Нена с трудом подняла голову.
– Что ты собираешься делать? – последовал логичный вопрос.
Брайс села поудобнее и улыбнулась:
– Жила когда-то девочка, маленькая-маленькая, кудрявая-кудрявая. Когда она была хорошей девочкой, она была просто паинька. Но когда она была плохой... – Брайс достала из кармана пачку "Кэмел" без фильтра и положила ее на подлокотник кресла. – Она становилась чудовищем. Ну, говори, – продолжала Брайс, – музыку любишь?
* * *
Если бы Парис с Уиллией жили на киноэкране, они могли бы наслаждаться приятными воспоминаниями, покуривая в эффектных позах после страстной потной возни. Но жизнь не фильм, в жизни все куда менее эффектно. Парис пил из банки диетическую колу, недопитую Уиллией, Уиллия вытирала между ног салфеткой, украденной из тележки горничной в "Юнион плазе", и обоих одолевал тайный стыд, который бесплатно выдается совокупившимся незнакомцам, как зловоние – мешку с дохлой рыбой.
– Так, дальше. – Уиллия отбросила салфетку, которая, задев стул, опустилась на пол, где утвердилась надолго. – Ты даешь этому Брансону кассету, что дальше?
– Беру деньги и сваливаю.
– Куда?
– Во Флориду. На Киз. Вот куда.
– С ней?
Парис не ответил, и Уиллия повторила вопрос:
– С ней?
Ответа не было. Она допила остатки нагревшейся диет-колы, заглянула в банку. Пусто.
– Я нигде не была, – сказала Уиллия. – Вообще нигде. Выиграла один раз поездку в Милуоки. Заболела. Не смогла поехать. Даже если бы я поехала в Милуоки, это все равно как я бы нигде не была. Мне надоело здесь, Парис, я устала. – Обреченность звучала в ее голосе – она чувствовала только усталость, больше ничего. – Мне надоел этот город, надоело расхаживать полуголой перед кучей пьяниц, убивающих время, надеющихся, что им повезет. Я просто устала, а главное...
Одевшись, Парис немедленно двинулся к двери.
– Тебе не нужно говорить мне "да" или "нет", – продолжала Уиллия, вынуждая Париса на секунду замереть, перед тем как исчезнуть из ее жизни. – Я знаю, что ты не любишь меня. А ты знаешь, что мне это не важно. Я просто подумала. Говорю же: я просто устала быть одна.
У меня уже началось с Неной, подумал Парис. У меня уже началось с ней, и я не могу остановиться на полдороге.
Не могу.
Кровать Уиллии чуть не закричала на него.
Парис сказал:
– Полчаса. Взять кассету, взять деньги; это займет полчаса. Собирай барахло.
Не успел Парис выйти за дверь, а Уиллия уже укладывала барахло в сумку.
* * *
Омар закрыл сотовый телефон и засунул в карман.
– Опять никто не отвечает, – сказал он.
– Куда, куда делся этот ублюдок Дэймонд? – негодовал Кенни. – Сколько она уже там? – спросил он, посмотрев сквозь ветровое стекло "лексуса" через автостоянку на дверь мотеля, в которой задолго до этого исчезла Брайс.
– Часа два. Может, больше.
– Что будем делать?
– Не знаю.
– Говорю, надо ее замочить. – Кенни сплюнул через окно. – Дэймонд же велел.
– Он велел замочить, если она задание не выполнит.
– Так посмотри, сколько времени, мать твою. – Кенни указал на улицу. – Темно уже вон. Когда мы начинали, еще вовсю светло было, черт. Она как пить дать ничего не сделала.
– Бл-я-я, – коротко отозвался Омар.
– С тех пор как мы в это ввязались, ты всегда сам все решаешь и все такое, а меня за тупого негриллу держишь.
– Не держу я тебя за тупого, – солгал Омар.
– Серьезно? Тогда пошевели мозгами: как только наклевывается какое-нибудь дельце, Дэймонд посылает эту суку. Каждый раз, понял? Так что если мы завалим ее, а потом Париса этого завалим и вернем Дэймонду его товар, то, как думаешь, кому он в следующий раз позвонит, когда у него будут проблемы, а?
– Нам позвонит.
– То-то и оно. Мы уже не шестерки. Мы большие люди теперь.
– Бля-а-а.
– Так вот: знаешь, кто должен быть третьим в нашем списке – кого надо будет замочить после Свихнувшейся Суки и Гондона, Который Спер Ширево? – Кенни внимательно посмотрел на Омара. Очень серьезно посмотрел. – Дэймонда.
Омар еще раз произнес "бля-я-я-я", потом добавил:
– Ну это вообще кранты.
– Мы будем сами себе хозяева. Какой нам резон на дядю работать.
– Ты чего, сдурел, а?..
– Я говорю как есть – нам сейчас, может, поперла карта. Да этот Дэймонд вообще щенок. Не фиг удивляться, что у него товар увели. Приспособил к делу своего братца-торчка – сам напросился.
За эти несколько секунд Омар передумал больше, чем за все двадцать лет своей жизни. Его мозг работал, как перегревшийся автомобиль, который нес его по фантастической дороге богатства и власти – а на дороге, где есть и первое и второе, непременно оказываются женщины. Омару понравился этот ход мысли. Омар решил, что и впрямь пора туда. Пришло время Дэймонду круто обломаться. Может, Кенни и не такой уж тупой негрилла.
"Бля", чуть было не сказал Омар. "Давай рискнем, а? " Он чуть было не сказал это, когда побитый "гремлин" въехал на автостоянку гостиницы "Под дубом".
Омар увидел машину. Омар:
– Бля-я-я. – Он посмотрел на Париса, вылезшего из машины и вошедшего в мотель. – Вот оно.
– Не может быть.
– Брайс его перехватит.
Кенни пожал плечами:
– Пускай. Она выходит, мы ее перехватываем и берем наркоту. Мы все как надо сделаем, у Дэймонда даже вопросов не будет.
Омар сел. Еще раз крепко задумался. Кенни подгонял:
– Ты чего, суки этой испугался?
– Я не...
– Если ты будешь перед каждой сукой трястись, мы далеко не уедем.
Омар пустился в еще одну поездку в машине разума. И набрал уже приличную скорость. Очень приличную. Саундтрек на стерео: "Ты чего суки-то испугался?" Так продолжалось пару секунд, потом Омар высказал то, о чем подумал:
