А идея акции была нагло стырена, иначе бы не были Вензель, Шрам и Волчок ворами. Причем стырена у самого англичаниа Шерлока Холмса. Типа, чтобы ханыга выдал, где прячет самое ценное, нужно заставить его это самое ценное спасать. А для этого не грех устроить маленький пожарчик. Или, с понтом пожарчик.
Предвкушительное, типа, в ожидании праздника настроение царило в гримерке мужского хора.
– Где пьешь, Васильич?
– В своей квартире. Но, прошу учесть, с компанией.
– Много народу?
– Четыре бабы и два мужика. Я и Куакин. Бабы из Вагановки. Слушайте, уже через три дня утренник, вот беда, ну что за жизнь!?
– Зал видали, мужики?
– А нафиг его видать?
– Роксанка прибегала «Выгляни, выгляни!». Я и выглянул.
– И чего?
– Бандит на бандите. Шпана, голытьба, половина – вообще черные.
– Негры?
– Хачики. И наши, белые, тоже хороши. Мордоворот на мордовороте.
– Предлагаю спеть им арию восточного гостя на мотив «А у окна стоял мой чемоданчик», – соскочил со стула хорист Васильич. Почесав на псевдозековский манер подбородок, обклеенный окладистой бородой, он сунул большие пальцы за отвороты древнерусского кафтана, зашаркал по полу гримерки, изображая танец «семь сорок», и хриплым голосом, как и обещал, влупил под «чемоданчик»:
– Не счесть алмазов в каменных пещерах, эгей!
Не счесть алмазов в каменных пещерах, эгей!
Хористы один за другим подхватывали:
– Не счесть алмазов в ка...
Не счесть алмазов в ка...
Вся гримерка грянула:
– Не счесть алмазов в каменных пещерах, атас!
– Ой, не к добру мы веселимся, – мрачно наступил на горло песне потомственный хорист Перунский-Харитонов, клеящий демоническую бородку.
В углу затрещал динамик. Ожила трансляция:
– Внимание! Внимание, артистам! Первое отделение «Садко», на выход. Повторяю. Внимание, внимание...
* * *
Харчо уважал технику и не жалел на нее средств. По этому офис Козырька, может быть, и не подавлял шикарными обоями, камином, способным подшабашивать за крематорий, и аквариумом с дельфинами, зато сверкал и блистал хромированными пимпочками навороченной электронной аппаратуры, какой бы и фээсбе позавидовало. И бывший инженер закрытого ящика чувствовал себя в этом центре магнитных колебаний, как паук в родной паутине.
– Бж-ж-ж-з-з!.. Так будем повышать?.. З-з-з-ж-ж-бж... – это пока Козырек всего лишь настраивал аппаратуру и ловил чужие новости, – ...Думаю, процентов на пятнадцать... З-з-з...
Каждый день по две смены не вылезающий из эфира Козырек уже узнавал анонимных говорунов по голосам. Например, конкретно это «Бж-з-з» происходило от того, что очень любопытная рекламная газета «Метро» очень хотела знать правду про рекламную газету «Асток» и установила жучка в кабинете главреда конкурентов. А вот если ручку крутнуть чуть вправо...
– У-у-у... Вз-вз... ...Генрих Леонидович, пустите, меня муж ждет!.. – это в финлтделе «Доезднер банка» начальник грязно домогался секретаршиной взаимности. Каждый день ровно в двадцать ноль-ноль. А прослушивали интимные подробности спецы из отдела векселей банка «Кредит Лионе».
Вообще, вечерний город прослушивался и просвечивался вкривь и поперек. Бандиты слушали инкассаторов, конкуренты партнеров, ревнивые жены мужей. Порой, на обыкновенную ментовскую волну не настроишься, глушит кто-нибудь более мощный.
Но в данный момент и час Козырька это не колыхало. Сейчас он должен был заставить каяться не чужого жучка, а определенный номер мобилы. И он запеленговал:
– Алло, это Палец говорит, что-то здесь становится душновато. И черных баранов со всех рынков понабежало... – далее по каким-то причинам связь на пару секунд испарилась, и Козырек фатально не расслышал: «Ну и жбан с ними, не до них сейчас. Я от Вензеля западла жду!». А когда связь наладилась, дозвучало только, – Ну-ка еще двадцать пацанов сюда. Пусть в антракте как угодно просочаться. Отбой.
Столь напряжную информацию Козырек просто не имел права утаивать от работодаьтеля. Уже через мобилу он вышел на Харчо и доложился, что бледнолицый союзник наращивает международную напряженность на двадцать мегагерц.
По ту сторону эфира Харчо на данную новость очень напрягся. Ишь, оказывается, Палец задумал недоброе. И тогда со своей стороны Харчо приказал подогнать арбу с волынами, чтоб на всех горячих парней хватило. И как-нибудь незаметно раздать по ложам. Как конкретно – Харчо не волновало.
А пока Козырек с Харчо обсуждали подробности, аппаратура прозевала обратный звонок Пальцевской братвы командиру. Оказывается, братва дежурила под боком в одном из икарусов, и чтобы начать выполнять приказ, братве потребовалось две минуты. Братва с опаской доложилась, что у всех ходов-выходов театра дежурят Вензелевские торпеды.
Что успел перехватить из телефонного базара Козырек, так это последние слова Пальца:
– Срочно назад. Срочно нацепить броники, и скорей сюда. Если на входах будут залупаться – вырубать не заморачиваясь!
Ясен кокос, и эту гремучую новость Козырек доложил по начальству. Тяжело сопящий в трубку Харчо на это приказал присовокупить к волынам ящик гранат.
Глава семнадцатая. Опущенная целина.
Но нет, им не пустить его на дно.
Поможет океан, взвалив на плечи!
Ведь океан-то с нами заодно.
И прав был капитан – еще не вечер.
Никуда от этого не денешься, лет тридцать назад в Смольном очень жаловали балерин, просто мода какая-то была на балерин. Но вот уже канула вдребезги советская власть, а Мариинский театр продолжает себе кататься на гастроли, как сыр в масле. А убыточность спектаклей с лихвой дотируется из городского бюджета. Странно?
А если зайти с другой стороны, то прикиньте себе обычного человечка, воспитанного в оперно-балетной среде. Захочет он быть директором тракторного завода. Или начальником очистительных сооружений? Да ни в жисть. И прилипни такому к лапкам Эрмитажные списочки, оперно-балетный вертила не теневым олигархом возмечтает стать, а театральной знаменитостью.
И все сходится. Сыновья-дочери свадебных балерин, все как один, оказались в балетно-оперном авторитете. Всерьез никто городскую власть пока списочными предъявами раком не ставил, то есть, может, пара чиновников и схлопотала инфаркты, но большинство спало спокойно. А значит, задачки при помощи волшебных списков все эти годы решались плевые. Например, «Театр должен в апреле кровь из носу поехать на гастроли в Арабские Эмираты!.. Я хочу исполнять роль правого крайнего маленького лебеда, и никаких гвоздей!.. Мой гонорар столько-то и ни копейкой меньше!..»
Оставалась мелочь. Вычислить, какая из балерин, приглашенных на свадьбу дочери Романова, была самая любимая? У кого конкретно из балетных потомков списки? И где они спрятаны?
– Короче, Чек, – в темном зале Арбуз светил фонариком-брелком на программку. – Ща нам задвинут нумером раз... «о-пе-рА Сад-ко, му-сор-ско-е цар-ство»... Это чего, про мусоров?! – ахнул Арбуз. – ОперА?!
– Морское царство, чукча, – оторвался от шуршания шоколадкой Чек. – Опера. Типа все на песнях. А Садко – это погоняло одного барыги, который мотался челноком за древний бугор и потонул. Но не утоп.
– Это как?
– Сказка, бляха.
– Тихо, господа, тихо, уже играют увертюру, – интеллигентно попросили из темноты. – Хотя бы не в полный голос!
– Это кто тут вякает!? – замотал башкой Арбуз...
А из оркестровой ямы гремела мелодия, более хитроумная и мудреная, чем все песни Аркадия Северного вместе взятые. И что-то такое потаенное цепляла эта мелодия в ливерах сидящих в зале пацанов, хотя каждый из них почему-то стыдился своих искренних чувств. А мелодия вздымалась волнами к галерке и выше. Под самый купол.
Багор и Ридикюль договорились обращаться на «вы», чтоб не выделяться из вежливой театральной гущи. Нужда в «выканье» отпала при первом же взгляде на публику и стала совсем без надобности, когда они вчухали, что на Шрама из зала не шибко насмотришься. Хитрожопый мухомор Вензель спецом вскарабкался на самую верхотурную галерку. Потому Багор и Ридикюль заползли еще выше. Туда, откуда лупили фонарями по сцене. Не фонарщику же выкать.
Фонарщику сунули волыну в ребра. И культурно попросили светить и дальше как следует.
Багор и Ридикюль настроили бинокли на галерку. Отсюда Шрам был как на ладони. И Вензель, паскуда, тоже, так и тянуло пристрелить...
– ...Объяснять будешь вот ему! – приплюснутый Тарзан представил монтеру сцены Булгакину пацана по кличке Пузырь. – Все должно пахать, как в советском флоте! – Тарзан утопил указующий палец в животе означенного пацана.
От Булгакина, чьи ноги не забыли прикрутить шпагатом к ножкам стула, требовали, чтоб он командовал Пузырем. Какую кнопку жать, какой рычаг дергать. Чтоб на театральной воле выступающие артисты с дирижерами не заподозрили, дескать, власть в театре переменилась.
– Он тебя и пристрелит, когда чего не так, – предостерег монтера сцены от подвигов приплюснутый Тарзан. – И я еще добавлю.
