— Говори… Еще.
Его напарник стоял рядом с Джефом и, очевидно, собирался по команде схватить его, пока тот, который был со шнурком, накинет свою удавку на шею несчастного.
«Мафия! Настоящая международная мафия!» — с ужасом думал Джеф, продолжая исповедоваться в надежде выторговать себе право хоть немного пожить.
Наконец человек со шнурком прервал словесный поток говорившего:
— Ты, сучий потрох, не пачкай людям мозги! Ты думаешь, Скелет жить не хотел? Хотел. Так вот, выходит, что ты виноват. И человека чужого замочил, и ментам стучишь, как выясняется. Вопросы?..
Мужчина ближе придвинулся к Джефу, и шнурок в сильных руках натянулся, как струна.
— Я… я… — залепетал Джеф, под которым начало расплываться мокрое пятно. — Я не стучу… Мы, наоборот… позавчера ментов взорвали…
Мужчина остановился:
— Говори. Только внятно. И не воняй.
Джеф, торопясь, рассказал, что недавно проигрался Скелету в карты на «американку» и должен был выполнить любое желание своего подельника. Тот потребовал, чтобы Джеф грохнул мента. В крайнем случае — мента «завязавшего». У Джефа дома была припрятана граната РГД-5, которую он однажды отобрал у какого-то подвыпившего ханыги, пока тот сладко спал в подъезде.
Вместе со Скелетом они сели в «Москвич-417», оставшийся Джефу в наследство от отца, и поехали к некой сыскной фирме. Там Джеф и бросил гранату в окно, вернув таким образом сполна долг.
— Ладно, живи пока, будешь работать на нас, — сказал человек со шнурком. — А сейчас садись и пиши расписку: «Я, такой-то и такой-то, желая добросовестно загладить свою вину перед честными людьми…» — это значит, перед нами, — пояснил мужчина, — «добровольно рассказываю о всех своих делах…» И далее по порядку, о чем ты здесь заливал. Распишешься кровью. А если заложишь — мы твою маляву ментам живо зашлем…
Девица снова бесцеремонно вмешалась в разговор:
— У нас в Италия так не поступать. Его топить обязательно надо.
Но мужчина только махнул рукой:
— Пусть живет, если умный, — после чего брезгливо подтолкнул Джефа в комнату, к письменному столу: — Бумага есть?
Джеф нашел какую-то старую тетрадь и начал писать…
Перед уходом мужики привязали Джефа к батарее, сказав, что, если тот захочет есть — как-нибудь отвяжется за час-два, и ушли.
К своей радости, Джеф обнаружил, что незваные визитеры забыли на столе его «расписку», как забыли и угрозу заставить расписаться на ней кровью, ограничившись простой подписью с датой.
Впрочем, радость Джефа была преждевременна, так как минут через пятнадцать-двадцать после ухода гостей в квартиру заявились другие посетители, которых хозяин квартиры век бы не видал.
Еще через некоторое время один из новых гостей, по-хсзяйски устроившись за столом, на котором Джеф недавно страдал муками творчества, писал на каком-то бланке: «Оперуполномоченный ОУР Фонтанкинского РУВД…, прибыв по просьбе гражданина… в принадлежащую ему квартиру, расположенную по адресу… оформил настоящий протокол явки с повинной в том, что сего числа в 17 часов 30 минут… В подтверждение искренности своих показаний гражданин… сам передал сотрудникам милиции собственноручные показания, озаглавленные “Чистосердечное признание”, составленные в тетради из 24-х листов в клетку с текстом следующего содержания…»
Джеф, подписывая протокол, уже смирился со своей участью, согласившись, что он, действительно, хотел «сам» и «добровольно».
В это время Арчи запоздало привез проставку знакомому гаишнику, оперативно сообщившему сыщикам сведения о владельце красного «Москвича-417», номер которого содержал три шестерки…
* * *
Пенсионер МВД Юрий Александрович сидел в агентстве с заместителем начальника уголовного розыска Фонтанкинского РУВД и уговаривал того не верить россказням всяких мелких террористов, что их запугивает какая-то наркомафия.
— Какая мафия? — изумленно переспросил зам. — Мне уже отрапортовались, что этот… как его, Джеф?., добровольно явился к нам с повинной. Он же не знал, что его подельника в это время тоже забивают в клетку. А наша бухгалтерия тебе известна: «глухаря» раскрыли — и порядок. Глядишь, начальству премия обломится. Ну, давай, наливай по-скорому, а то мне еще этого Скелета колоть надо…
Женевьева, получившая от сыщиков небольшую выволочку за самодеятельность, обиженно фыркнула:
— Если б не я, вы вовек бы не раскололи этого придурка!
Не смотря на протесты Женьки, ее на вечер отстранили от всех дел, и она ушла снова одна гулять, осматривать незнакомый прекрасный город, забыв о странно-.. стях русской бухгалтерии. На одном из уличных стендов она увидела наклеенную городскую газету. «Наследие» — бросился в глаза крупный заголовок на одной из полос. Девушка подошла поближе и с интересом принялась читать опубликованные там выдержки из старой питерской прессы.
«Я скучаю невероятно, не нахожу никого, кто бы помог мне развлечься — все так бесцветно кругом. Хочу познакомиться с молодой, очень интер. изящн. дамой, умеющей хорошо одеваться, чтобы вместе кататься, бывать в театрах и только. Прошу сообщ. адреса, прислать карточки, верну. Тоска невероятна.
“Новое время”, 1 (14) февраля 1906 года».
Женевьева мимолетом подумала, как было бы здорово, если ее симпатичный сыщик пригласил куда-нибудь в театр или хотя бы погулять вместо того, чтобы выговаривать за оказанную помощь. Вздохнув, она продолжила чтение.
«“Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции” в номере 9 (21) за март 1859 года сообщали:
Надзиратель 3 квартала Адмиралтейской части Путилин и стряпчий полицейских дел Кельчевский, отыскавшие грабителей и двоих из них доведшие до чистосердечного сознания, удостоились, по представлению начальства, Высочайшего одобрения Государя Императора…»
Глава пятая. ЗАКАЗЧИКИ
— И не уговаривайте меня! — замахав ладонью перед лицом Пьера, запальчиво говорил его собеседник. — Вы понимаете, что такое предложение — элементарное ущемление прав свободной прессы…
Пьер, сидя за столиком в одном из уличных кафе, внимательно слушал длинную тираду журналиста и раздумывал, когда же, наконец, его собеседник прекратит придуриваться и назовет цену.
Наведя по своим каналам справки об авторе статьи «Русская Изольда», сыщик понял, что это человек без особых моральных принципов и ради сенсации, а еще лучше — денег, готов продать хоть мать родную. Но в данной ситуации корреспонденту требовалось создать некое подобие профессиональной порядочности, поэтому он и вкручивал мозги о каких-то правах.
Пьеру надоело это словоблудие, и он, прервав собеседника, сообщил, что действует в интересах своих заказчиков — родственников погибшей девушки, которые пока хотят только выяснить, кто из их домочадцев столь беспардонно выставил на всеобщее обозрение душевные переживания Климовой.
— Но, подчеркиваю, только пока. Потому что, если вы и дальше будете отказываться назвать мне имя и сообщить некоторые незначительные подробности вашей беседы (естественно, не безвозмездно!), то я уполномочен обратиться в гражданский суд. А там мы поговорим и о достоверности распространенных вашей газетой сведений, и о вмешательстве в частную жизнь, и о компенсации морального вреда. Вам известно, что, прочитав вашу газетенку, отец этой русской покончил с собой?.. А теперь представьте, какой редактор свяжется с вами после того, как газета возместит весь ущерб родственникам!
Пьер пристально взглянул в глаза журналиста и понял, что попал в точку: парень явно занервничал. Чтобы, наконец, дожать собеседника, Пьер еще раз пообещал ему сохранить конфиденциальность беседы и даже прилично заплатить за потерянное время. Автору статьи волей-неволей пришлось согласиться.
Он рассказал сыщику, что некоторое время назад в редакцию позвонил какой-то человек, судя по сильному акценту, явно иностранец, и попросил встречи с кем-нибудь из журналистов, обещая сообщить о какой-то «сенсационной» информации. Естественно, журналист, заинтересовавшись, пошел на встречу. Но, естественно, не просто так. На всякий случай он прихватил с собой фотографа, попросив того на всякий случай незаметно сфотографировать человека, который собирался дать информацию.
