Придерживая одной рукой полу халата, другой, свободной, Труда взяла игрушку Бена и принялась рассматривать тряпку с наморщенным лбом. Яркого желтого цвета, в модных каталогах такой обозначают как «желтый неон», с многочисленными розовыми крапинками.
Труда опознала в тряпке трусики. Они были натянуты на куклу поверх пришитого к туловищу платья. Труда забыла про яйца, отпустила полу халата, сорвала трусики, усадила куклу обратно в гнездо, распрямилась, подошла к двери и принялась рассматривать находку на ярком утреннем свете.
Трусики были чистыми, не считая прилипшего кое-где куриного помета. Когда Труда поднесла их к носу, то ощутила слабый запах каких-то духов или стирального порошка. Никаких следов крови, ничего подозрительного. Беспорядочное биение сердца и боль, как от укола, прошедшего сквозь грудь, постепенно утихли.
Она помчалась к входной двери, далее — в кухню, бросила яркую, пеструю тряпку в направлении угольной плиты и увидела оставшуюся с вечера посуду — обе тарелки, ложку и вилку. Ножа не было! Труда была абсолютно уверена, что не мыла его вчера и не запирала на ключ. Непростительная халатность и то, что Якоб рассказал о Хайнце Люкке…
Несколько мгновений она стояла, ощущая, как спину то обжигает кипяток раскаяния, то леденит страх. Взгляд медленно блуждал от вилки к желтой тряпке на полу и обратно. Таких трусиков в доме никогда не было.
Чуть позже из старых газет разгорелся огонь. Среди прочих горела и та, которую Якоб отнес к стопке с макулатурой в подвал и о которой хотел поговорить во второй половине дня. Когда Труда склонилась над открытой плитой, чтобы предать трусики огню, она как раз успела увидеть, как безупречное кукольное лицо Марлены Йенсен в газете окрашивается в черный цвет, чтобы сразу погаснуть. Почти символическая картина.
Она нерешительно потерла ткань между пальцами, затем уронила желтые, как неон, трусики, как будто уже горящие сами по себе, в огонь. Они моментально сгорели.
Такой яркий, режущий глаза цвет, — кто мог такое носить? Труда задвинула конфорки на место и снова села за стол. «Девушке, самое большее, двадцать с небольшим, — сказал Якоб. — И она категорически отказалась от моего предложения подвезти ее до дверей Люкки». Они были такими легкомысленными, эти молодые современные женщины, ощущали себя сильными и не догадывались, что с ними может произойти все, что угодно.
Но не настолько же глуп Хайнц Люкка, чтобы натравить своего дрессированного друга на молодую женщину, о которой в трактире Рупольда знали, что она собиралась к нему домой. При сложившихся обстоятельствах каждый начал бы с вопросов к адвокату. Предположительно, что кто-нибудь хватится этой женщины. Вольфганг Рупольд сказал Якобу: «Если такая исчезнет…» И после всего, что Эдит Штерн рассказала Якобу, можно было подвергнуть сомнению, что ее семья знала о визите девушки в деревню.
Несколько секунд сердце Труды слабо трепыхалось, отчаянно пытаясь постепенно, по капле, протолкнуть сквозь судорожно сжавшееся от страха сплетение сосудов пол-литра крови наверх. Началось сильное головокружение. Силой воли Труда взяла себя в руки.
Это всего лишь трусики. Вероятно, Бен снова вспугнул влюбленную парочку, исчезнувшую так поспешно, что они остались на месте свидания.
Влюбленная парочка, оба, конечно, из деревни. Труда явственно представила себе эту картину. Как многие другие, они расстелили покрывало на опушке леса. Много удобнее, чем на сиденье в машине. И само собой разумеется, они узнали Бена, когда он появился рядом с ними. Понятно, что вначале немного испугались. Но тотчас же поняли, что никакой опасности он не представляет. Он был надоедливым, всего лишь надоедливым. Тогда они решили, что лучше уйти, и в поспешности забыли трусики. Именно так все должно было быть.
Где он только снова шатается? Труда проверила плиту, обнаружила еще немного оставшегося пепла, измельчила его с помощью кочерги, продавила ее через колосник, снова задвинула кольца над пустой топкой. Затем пошла наверх, по старой привычке принесла тряпку из ванной, встала у окна в его комнате и стала полировать стекло, круг за кругом, напряженно, до боли в глазах вглядываясь в даль.
Очень далеко в воздухе висело светлое облако пыли. Рядом с пролеском зерноуборочный комбайн прокладывал дорожки в пшенице Рихарда Крессманна. Легкий ветер относил пыль через воронку в юго-восточном направлении.
Хотя дорога между воронкой и пролеском не была асфальтированной, по ней ехал светлый «мерседес». Альберт Крессманн, несмотря на плохую дорогу, приезжал сюда, контролируя, насколько быстро продвигается работа. В большинстве случаев на обратном пути он наносил краткий визит Паулю и Антонии. Иногда он даже останавливался у воронки и смотрел, все ли камни лежат на месте. Альберту нравилось разыгрывать хозяина на своей земле, а воронка как раз относилась к такой игре.
Ни вдали, ни вблизи Бена не было видно. Труда спрашивала себя, когда он мог покинуть дом. Ее глаза старались проникнуть сквозь облако пыли, внимательно обследуя край воронки. Только бы он не попался на глаза Альберту, прежде чем станет ясно, что всякий, кто ночью блуждал в поле, благополучно вернулся домой.
По прошествии некоторого времени между обилием зелени и желтизны на краю воронки Труда разглядела какое-то пестрое пятно. Мгновение, и пятно тут же снова исчезло в воронке. А Альберт Крессманн был уже на обратном пути.
Правой рукой Труда продолжала водить круги по оконному стеклу. Переполненное страхом сердце судорожно сжималось. Между жалкими кустами на краю воронки снова показалось пестрое пятно.
Невозможно, чтобы это был Бен. Он носил темные клетчатые рубашки с синими штанами. Тем временем пятно несколько увеличилось. От воронки оно двигалось боком. И манера держаться, наклонившись, подкрадываясь, — все было похоже.
Труда прекратила бессмысленную уборку и, чтобы Альберт ее не заметил, сделала шаг вглубь комнаты. Был ли вчера вечером сын Рихарда в трактире Рупольда? Видел ли он, как Якоб усадил молодую американку в машину? Весьма вероятно. Каждый вечер в пятницу в трактире собирались члены союза стрелков. И Альберт, как и его отец, состоял в союзе.
Труда стояла в полуметре от окна, напряженно всматриваясь в пространство между полем и медленно двигающимся «мерседесом», и в мозгу в грозовую тучу собирались тревожные мысли.
Сначала молния надежды. Когда Эдит Штерн находилась на пути к Хайнцу Люкке, Бен сидел за кухонным столом. А позже мирно лежал на кровати. Собственными глазами Труда видела, как сын лежит, кротко и невинно, с матерчатой куклой в руке.
За молнией последовал первый удар грома. В какой-то момент ночью он выскользнул из дома. В какой-то момент Эдит Штерн, наверное, была уже на обратном пути. И вторая молния: на обратный путь она вызвала из дома Хайнца такси или согласилась, чтобы тот ее отвез. Громовой голос Якоба возразил: «Она категорически отказалась, чтобы я ее подвозил. Я ей дважды предлагал, даже предостерегал. В ответ она только посмеялась».
Для Альберта Крессманна, чтобы остаться незамеченной, достаточно было на шаг отойти от окна вглубь комнаты. Но не для Бена. Солнце освещало всю юго-восточную стену дома, сбоку лучи косо падали через открытое окно в комнату. Пестрое пятно, движущееся между сахарными свеклами, подняло руки над головой, стало махать изо всех сил, прыгать, танцевать на месте и что-то кричать через поле.
До Труды крик донесся всего лишь слабым дуновением. Альберт за рулем машины тоже не мог много услышать. Зато увидел! И Труда увидела: «мерседес» остановился, Альберт вышел из машины, поднял руку и помахал в ответ, как будто радостные прыжки Бена относились к нему лично. Теперь мог помочь только рывок вперед. Шаг к окну, высунуться как можно дальше. Левой рукой тоже помахать из окна, крикнуть изо всех сил через поле, хотя едва ли можно рассчитывать, что Альберт Крессманн услышит хоть слово, не говоря уже о том, что поймет.
«Ну-ка быстрее, Бен! На полчаса, я тебе сказала — только на полчаса!»
Он быстро приближался, очертания фигуры становились больше и отчетливее. Эта пестрая вещь вокруг его плеч, что это могло быть? Выглядело так, будто он повязал себе что-то вокруг шеи, длинную шаль или… Рюкзак и куртка, сказал Якоб, такая пестрая вещь сразу бросается в глаза.
На всякий случай Труда снова растопила плиту. На нем действительно была куртка из прочного водонепроницаемого материала, как она сразу определила, только бросив взгляд, когда Бен появился на кухне. Рукава он уложил вокруг шеи, остальная часть куртки свободно свисала с плеч на спину.
Однако, после того как первая паника улеглась и она смогла спокойно подумать, Труда решила поступить иначе. Альберт тоже наверняка заметил пеструю вещь на плечах Бена. Труда решила, что не стоит рисковать и лучше опередить события. Она набрала номер телефона и осведомилась у Вольфганга Рупольда, возвращалась ли молодая американка в трактир. Нет, не возвращалась!
