– Ну-ка, мальцы, подсобите… – Оба нехотя погрузили в ванную с формалином тело, и держа руки в перчатках вытянутыми от себя, отошли обратно, еле сдерживаясь.
Подошедший патологоанатом, имел вид наконец-то, подоенной буренки. Его волоокие глаза выражали полное блаженство. Губы, растянутые в полуулыбке распухли, будто только поцеловали раскаленную сковородку, а красные впалые щеки сверкали заходящим солнцем, как у русской красавицы после натирания клубникой.
К извергающему спиртовой перегар рту, он часто подносил сигарету без фильтра, зажатую хирургическим зажимом, затягивался, и после выдувал клуб за клубом мерзко пахнущего дыма. Его слова сливались в одну тираду, без промежутков. Понимал его только Василий, и только ему нравилась смешанная вонь, основой которой был все тот же формалин.
Весна смотрела то на кожу, то на слипшиеся волосы, то на лицо с изменившимися чертами, и на голову с поправленной геометрией, ей казалось, что чего-то не хватает. Она представила, как когда-то, наверное, еще не так давно, кто-то гладил это женское, еще молодое тело, целовал, обнимал, хотел прижиматься и прижимался… То, что она видела сейчас, вряд ли, могло вызвать другое желание, кроме отвращения.
Каждый представлял себя на месте этого трупа, пытался почувствовать прикосновение формалина, багра, скальпеля и всего остального, что забегало по коже упокоившейся, уже в другой комнате, как сказал Василий – «разделочной».
Почти все забыли, зачем здесь находятся. Лишь Татьяна, не растерявшись, попросила некоторых объяснений, чем вызвала большое уважение и предрасположенность.
…
Дальше было вскрытие с подробными объяснениями и предположениями, которые, скорее всего, подтвердятся анализами. Большого энтузиазма это не вызвало, но перемены в душе бывшей супруги «Солдата», взволновали девушку. Она смотрела на свои руки, и замечала, что была не единственной, промелькнувшая мысль, царапнула догадкой: смерть – это не просто неизбежность, это норма! Она вспомнила бывшего гражданского мужа – он ведь, вот так же мог бы лежать, принимая в себя вот этот вот багор… Ужас!
Взглянув еще раз на ряд, лежащих, в ванных с формалином, тел, продолжила: «Дааа, он много приложил усилий, чтобы этот ряд увеличился… Что же с ним будет?!». Представив его всплывающим из ванны и протягивающим к ней руки, она поперхнулась и мотнула головой. Откашлявшись и высморкавшись, сказала про себя, что этого не хочет, ведь он единственный человек, всегда поступающих, по отношению к ней, по-человечески. Желание его долгой жизни, было не поддельным, и она неожиданно пообещала самой себе, что попытается сделать все, что бы вернуться к нему, при первой же возможности…
В задумчивости журналистка перешла в другой корпус, ни на кого не обращая внимания. Подойдя к стойке дежурной сестры, поинтересовалась в никуда: «До «Реабилитации» далеко?» – и из неоткуда получила ответ: «После «Хирургии»».
В операционной ее обоняние ждал тоже сюрприз – вскрытая брюшина, содержала прободенную язву. Соляная кислота, начавшая переваривать внутренности, распространилась своим запахом на все помещение. Ей пришлось смотреть на происходящее в разрезе, что понималось плохо, поскольку казалось одной консистенцией почти одного цвета. Ее добили вынутый для промывки зашитый тонкий кишечник, как раз в тот момент, когда второй хирург, укладывая все на место, с иронией произнес:
– К-хе-хе, кажется, перепутал… – Она тихонечко сползла по стеночки и опустилась аккуратненько на подставку для какого-то предмета, назначения, которого никто не знал.
Она очнулась от едкого запаха нашатыря, ударившего в нос. Медсестра, державшая ватку, показывала на оперирующего хирурга, который, все с той же иронией произнес:
– Мадам, нууу…, вы либо подойдёте и станете оперировать, либо «отнекаетесь», и станете для медицины как гинекологическое кресло… бэээсполез-ны!… – Все смотрели на нее, и волей-неволей пришлось напрячься, подойти и сделать пару стежек, превозмогая себя…
– Ну вот, другое дело, я вами доволен… Кстати, очень аккуратно, у вас медсестринской практики, милая барышня, нет?
– Нет, я как-то…
– Досадно, твердая рука, если что, милости прошу… Хи-хи-с, только каблучки снять придется! И как это вы на них…, понимаете ли, гарцуете, и никого не цепляете?!
– Ну я еще и не то могу… – Уже придя в себя, и уходя вслед удалявшимся студентам, она подумала, а ведь, как контакт может пригодиться, имея в виду этого врача.
Через пятнадцать минут она уже шла в сопровождении этого хирурга, проводившего лично для нее экскурсию, совмещенную с лекцией, с горящими глазами и повадками вытанцовывающего глухаря в брачный период. Легко понять, что вел он ее точно в нужное место, поскольку эту поразительную девушку, ранившую его сердце, интересовали огнестрельные ранения, что, конечно, было в его вотчине…
Мартын только перевернулся, устроившись поудобнее, как вошел здоровяк из охраны, и спросил: нужны ему студенты, или послать их? Тот поживал губы и, понимая, что этого хочет спасший его врач, согласился. Знакомый голос, затронувший давно молчавшую струну, заставил повернуться, благодаря чему, его пронзила множественная боль. Он крякнул и выдавил:
– Ничесеее…, здрасььье… – Доктор представил их и неожиданно для самого себя произнес:
– Воооттт, Мартын Силыч – это наш адъюнкт, очень многообещающий хирург, пишет диссертацию, как раз по вашей «истории болезни»… – Весна вытаращенными удивленными глазами посмотрела, сначала, на говорящего, тот утвердительно кивнул головой. Затем на Мартына, тот сделал своей три движения из стороны в сторону, мол – ну ты даешь! Растешь! Пожав плечами, она многозначительно сумничала:
– Хотелось взглянуть на «клинику»…, мня, мня… – Тут умные слова закончились, но были поддержаны по-своему каждым. Мартын:
– Может «клинику»…, эээ… в другом месте, здесь она…, «клиника», не рассмотрится?
– От чего же, Мартын Силыч, очень даже рассмотрится, коллега, наверное, имела в виду картину реабилитации… – Дальнейший разговор перестал понимать уже хирург. С трудом подбирали слова и Силуянов с Весной, которая быстро водила ручкой, что-то записывая. Эти оба точно понимали, что нужно обоим, и главное, чтобы произнесенное было не понятно окружающим.
Врача позвали, он убежал, обещая вернуться через пять минут, и сам лично отвезти коллегу, куда она пожелает.
К несчастью, хотя кто знает, все разговоры в этой палате писались, и было достаточно упоминания лишь нескольких имен и двух событий…
Она вышла ошарашенная, с наконец-то, сложившейся картиной и, теперь, четко понимая, куда ввязалась. Пока новый знакомый подгонял к главному входу автомобиль, к ней подошла давно поджидавшая, уже успевшая навестить Элеонору Алексеевну, Татьяна. Она узнала Весну, как раз на последнем действии в операционной – те самые две стяжки. Встреча обрадовала и обеим показалась промыслительной…
Поездку в ресторан пришлось отложить на следующий раз, а вот навестить отца Иоанна, захотелось обоим именно сейчас. Туда же должен был подтянуться и Павел, знакомство с которым, тоже не могло быть случайным…
Как говорят святые отцы – «в каждом змеится порок». Эта ипостась человеческой глубины, обиталища души, кладезя доброго начала и злого, многое включает в себя, собирая и храня все излитое и самим человеком по отношению к другим, и выплеснутое на него, каким бы оно, это выплеснутое, не было.
Скопленные чувства, порой, доходя до избытка своего, главенствуют над интеллектом и над душевными силами. «От избытка сердца уста глаголют»… Воля наша, даже у человека сильного и целеустремленного, часто зависит от этих переизбытка и заряженное™ энергии чувств. Даже холодное сознание не в силах перебороть их, и тайные желания наши. Будь они плохи или хороши, но толкаемые, будто бы плодами мышления и свободной волей, приводят каждого к поступкам, подчас, неожиданным. Злые, вдруг творят доброе, а доселе хорошие, не заметно для себя, перестав опираться на милосердие, подпадают под влияние злых духов.
Я видел из во множестве, около каждого, из живущих, на земле. Мало кто чувствует их влияние, так же как и Божию волю. Чудеса становятся лишь приятными и своевременными случайностями, а придуманная нами удача, не видится предтечей испытания.
Часто, даже не прогнозируемое нами, неожиданно проявляясь, из какого-то небытия, очень вовремя меняет наши планы, поначалу, зля, после удивляя, Чьим-то прозорливым вмешательством, что видится нам проявлением нашего же гения. В следующий раз, мы вновь, славя себя, рассчитываем наобум или авось, мол, кривая выведет…
…
«Ослябя» направлялся в офицерское общежитие, безошибочно предполагая, что его уже ждут. На последней тренировке Татьяны, он указал встретившимся знакомым отца именно это место, дав понять, когда следует ожидать встречи.
