— Наоборот, я уверен, что тебе очень многое известно. Во всяком случае, ни одна девочка любого возраста не знает столько об автогонках!
— Все дело в том, что я терпеть не могу девчоночьи забавы, — сказала она с презрительной гримасой. — Девчонки абсолютно бесполезные создания, когда они занимаются своими делами. Года два назад, тогда я была очень маленькая, мама частенько покупала мне ужасных кукол с большими пустыми глазами и идиотскими ресницами. Почему-то все они напоминали мне ее саму, наверное, потому, что у всех них был невероятно глупый и беспомощный вид, совсем как у нее, когда она ссорилась с папой. Но мама вскоре перестала дарить мне кукол, так как увидела, что я их убивала. И только после этого я смогла наконец попросить ее покупать мне действительно полезные вещи, вроде моделей гоночных машин или конструкторов.
— Ты убивала своих кукол? — пробормотал я.
— Да. Старой папиной бритвой я обычно отрезала им головы, потом руки и ноги и прятала все, что оставалось от них, в разных местах по всему дому. Один раз у нее началась настоящая истерика, когда мама нашла отрезанную голову под подушкой у себя в кровати. Это была та кукла, у которой я сначала выковыряла глаза. — Девочка радостно засмеялась. — Мама жалуется, что не понимает меня. Она даже не знает, что именно этого я и хочу. Если взрослые начнут понимать детей, тогда нам придется для самозащиты убивать их, не правда ли? — Ее лицо внезапно помрачнело. — Теперь полагаю, она выйдет замуж за дядю Пола, и все станет вообще невыносимым.
— Ты думаешь, она сделает это? — спросил я только для того, чтобы что-то сказать.
— Да, несомненно! — закивала головой Саманта. — Пару недель назад я наткнулась на них, когда они целовались. — Она даже поперхнулась от отвращения. — Вы даже не представляете, как я была поражена. Такая немолодая женщина, как моя мать, занималась дурацкими нежностями! Впрочем, как мне думается, ни на что другое она и не способна, потому что она такая несамостоятельная. Наверное, мой папа и сердился на нее только из-за того, что ему надоело ее сюсюканье. Он считал маму настолько никчемной, что даже поколачивал ее. А когда ему это надоедало, снова уезжал. И все же, мне кажется, ему нравились такие, ни к чему не приспособленные девушки, потому что я видела его с другой глупышкой. У нее были рыжие волосы и идиотский смех. Зовут ее Чейри.
— Где ж ты ее видела? — спросил я как можно равнодушнее.
— На берегу озера, в паре миль от нашего дома. Это случилось как-то днем, уже довольно давно, до того, как папа бросил нас. Я преследовала индейцев в камышах, подкрадывалась к ним на животе, как вдруг увидела эту парочку. Папина машина была припаркована сзади на дороге, а они сидели на берегу. Он обнял ее за плечи и целовал. — Она снова наморщила курносый нос. — Тогда я впервые поняла, что и мужчины могут быть глупыми! Папа называл ее ягодка и дорогуша. Лично мне она не казалась похожей на ягодку, скорее напоминала перезревший апельсин. Вы бы только посмотрели на ее бессмысленно-счастливую физиономию!
— Они только нежничали или говорили еще о чем-то?
На лице у нее вновь появилось сосредоточенное выражение.
— Вы ищете ключи к разгадке этого преступления, верно? Я сомневаюсь, чтобы эта безмозглая рыжеволосая девица могла убить моего папу. Мне она не показалась достаточно сильной. Ноги у нее очень тонкие. Я даже подумала, не больна ли она этим… тубер… Я говорю о той гадости, которая заводится у человека в легких и убивает его. Если она на самом деле хворала, тогда это отчасти объясняет, почему папа любезничал с ней, понимаете? Он просто проявлял к ней доброту, зная, что она должна скоро умереть. Нет, они не сказали ничего важного. — Девочка закрыла глаза. — Когда они перестали нежничать, то начали отпускать глупые шуточки и смеяться как ненормальные. Мне показалось, что ничего остроумного и даже веселого в их шутках не было. Папа спросил ее, есть ли у нее путеводный свет, и они оба захохотали. Потом он заявил, что вот у Кендалла есть настоящий яркий свет, поскольку им руководят, после чего их хохот стал настолько громким, что я испугалась, как бы не оторвались у них головы.
— Что еще?
— Да ничего, они опять принялись обниматься и целоваться, ну а я двинулась дальше сквозь камыши в поисках индейцев.
— Ты рассказала про это своей матери?
— Я не так глупа! — произнесла Саманта презрительно. — Она бы тотчас принялась плакать. Когда дела идут скверно, ни на что иное она не способна. Сидит и льет слезы до головной боли. Когда я вырасту, то, если не буду ездить на гоночной машине, стану всюду ходить с тростью с серебряным набалдашником. И если кому-то вздумается обидеть меня, я вздую его как следует. Побью тростью прямо по голове. Возможно, после этого он останется калекой на всю жизнь, но винить в этом ему придется только самого себя!
— Почему дядя Пол «мокрая курица»?
— Потому что так оно и есть, — ответила она без раздумий. — Разве для этого должна быть причина? Или вы этого не знаете? Таким уж он уродился.
— Ну что же, пора прощаться, — сказал я. — Мне было приятно с тобой поговорить, Саманта.
— Вы не забудете про поездку на машине?
— Нет, не забуду! — пообещал я.
Внезапно она прикусила свой палец, самоуверенное выражение полностью исчезло с ее лица.
— Все разговоры о том, что люди обладают путеводным светом… Это же не может быть правдой, верно?
— Полагаю, что нет. На мой взгляд, это лишь идея. Одни верят в нее, другие — нет.
— Вы не верите? — быстро спросила она.
— Нет.
— Очень рада. А вот моя мама верит. И дядя Пол говорит, что тоже верит, но я-то думаю, что он просто хочет ей угодить. Мой же папа и та тощая Чейри не верили, иначе чего ради стали бы они так смеяться по этому поводу? Но если мама верит в путеводный свет, то почему она проплакала целый день из-за смерти папы? — Понемногу ее большие серые глаза вновь приобрели прежнее, не по-детски рассудительное выражение. — Или, возможно, она плакала вовсе не из-за папы?..
Мне бы следовало показаться в конторе шерифа, но я этого не сделал. День был бесконечно хлопотным и долгим, да и вечер, по моим расчетам, предстоял не менее напряженным. Поэтому, выйдя из особняка на озере, я отправился к себе домой, поспал три часика, принял душ, побрился и облачился в только что полученный из чистки костюм. Перекусил холодным бифштексом по-татарски, который можно не разогревать. Конечно, это не так уж вкусно, но, уверяю вас, вполне съедобно. После этого, в ожидании восьми часов, приготовил себе послеобеденный стаканчик и сигареты.
Бросив придирчивый взгляд на свою обитель, я решил, что все в полном порядке. Две настольные лампы давали достаточно света, чтобы не натыкаться на расставленную повсюду мебель. Основную ставку я делал на стопку долгоиграющих пластинок, которые были отобраны мною за их возбуждающе-обольстительные качества. Транслируемая через пять динамиков музыка в моей гостиной как бы неслышно проникает в сознание и души людей, хотя им и кажется, будто они ее не слушают, зачаровывает их и подчиняет себе, вызывая у них далеко не платонические желания.
Дверной звонок раздался в пять минут сорок три секунды девятого. Секунды через две я отворил дверь и был буквально ослеплен серебристым сиянием. Я непроизвольно зажмурился, но даже при этом ощущал перед собой яркий свет.
— Зачем было останавливать выбор на мне? — заворчал я. — Если вам вздумалось поговорить с землянином, то почему бы не подыскать для этого известного ученого или какую-то другую знаменитость? Не станете же вы уверять меня, что проделали столь длинный путь из космоса ради разговора с простым копом?
— Исходящее от меня сияние выражает мою сущность, — со слабым вздохом произнес голос. — Вы к этому привыкнете.
Я снова осторожно открыл глаза, и серебристый свет материализовался в вечерний туалет из сверкающей парчи. В жизни не видел подобных платьев! Впрочем, оно было сшито вовсе не из парчи, как показалось мне сперва, а из чего-то похожего на переливающийся пластик. У него не было рукавов, зато имелась металлическая «молния» — от ворота до подола, не доходившего до колен. На ногах красовались нарядные серебряные туфельки, специально подобранные под столь эффектное одеяние. Светлые волосы были стянуты на шее наподобие огромного узла. Такая прическа ей шла, поскольку подчеркивала необычное строение ее скул. Сапфировые глаза лучились. Довольно большой рот говорил о неисчерпаемых запасах чувственности.
Короче, она была из тех гостей, которые мне нравились на своей родной планете. И мне было ровным счетом наплевать на то, завтракают или нет они с копами, потому что до утра у нас имелась еще целая ночь.
Она вошла в гостиную первой. Остановилась посередине, неторопливо все осмотрела, потом опустилась на кушетку.
