Веркин голос, звучавший поначалу монотонно, как у медиума на спиритическом сеансе, становился с каждой фразой все более эмоциональным, а неожиданную концовку она вообще почти что выкрикнула. Я вздрогнул. Насколько я помнил, имя убитого в присутствии Верки не произносилось.
Уловив во всем этом какую-то недосказанность, Марина села, пытаясь отыскать во мраке наши ускользающие взгляды.
– Опять секреты, да? – обидчиво произнесла она. – Может быть, я вам мешаю?
– Ляг и успокойся, – мягко сказал я, осторожно опрокидывая ее на подушку.
В знак благодарности она мгновенно возвратила ищущую ладонь на то самое место, откуда ее спугнуло неожиданное вторжение Верки. На этот раз пальцы были более жесткими и требовательными, что плохо сочеталось с общим вялым поведением Марины. И лишь отметив это странное несоответствие, я сообразил, что грубоватая ласка исходит вовсе не от нее.
– И ты, Верунчик, тоже угомонись, – сказал я через левое плечо, делая на последнем слове особый нажим.
– Я буду вести себя тихо, как мышка, – пробормотала она из темноты. – Не обращайте на меня внимания и не бойтесь. Я не кусаюсь. Ты ведь знаешь, Игорь, правда?
Подобную многозначительность вопроса невозможно было не заметить, и Марина учащенно засопела. А когда, спеша вновь овладеть оставленными позициями, она потянулась ко мне и наткнулась под одеялом на Веркину шкодливую руку там, где вовсе не ожидала ее встретить, ее буквально подбросило на кровати.
– Ну, знаете! – только и смогла выговорить она.
– Будь проще, и люди к тебе потянутся, – промурлыкала Верка.
А я закрыл глаза и расслабился. Не хотелось мне уподобляться Буриданову ослу, который сдох от голода, не в силах выбрать одну из двух охапок сена. Я решил предоставить соперницам самим решать, кто из них имеет на меня больше прав.
Марина сделала вид, что собирается встать и гордо удалиться. Верка выждала все те долгие две минуты, которые потребовались старшей родственнице на то, чтобы выбраться из-под одеяла и свесить ноги на пол, а потом неожиданно окликнула ее без тени злорадства в голосе:
– Кончай дурить, оставайся. Если хочешь знать, то я тебе первую помощь оказываю.
– Чего-о-о?
– Помогаю тебе, – упрямо повторила Верка. – На что ты сейчас годишься, сама подумай? Одни руки в рабочем состоянии. Только они и у него самого имеются, руки. – Скептически хмыкнув, она решительно закончила: – Должны мы как-то отблагодарить своего благодетеля или нет?
– Ему твои костомахи здорово нужны? – саркастически осведомилась Марина. Она пока так и не решила, вставать ли ей, оставаться сидеть или ложиться обратно.
– Захочет пухленького, пусть тебя лапает, – миролюбиво согласилась Верка.
– А ты тогда для чего здесь нужна?
– Я? А вот для чего!
С этим задорным восклицанием Верка сорвала с меня одеяло и ловко взгромоздилась сверху, выискивая оттопыренным задиком точку приземления.
– Оп! – сказала она в лучших традициях цирковых наездниц, когда умостилась на мне должным образом.
«А вот даже не пошевелюсь, не надейся, террористка несовершеннолетняя», – злорадно подумал я, но еще до окончания этой мысленной тирады мои руки сами отыскали Веркину талию, почти сомкнувшись на ней кончиками пальцев. Она слегка приподнялась, как будто собираясь прервать наш тесный контакт, но мои руки настойчиво вернули ее обратно. И так несколько раз подряд, после чего разъединить нас не смогли бы никакие упреки, никакие призывы к здравому смыслу.
– Только шведской семейки мне в доме не хватало, – проворчала Марина. Но в тоне ее не было злости, а сама она уже лежала на спине так близко, что ее можно было запросто погладить. Что я и сделал.
Той сумасшедшей ночью мною было сделано одно важное открытие, касающееся женской природы. Молодые девушки воспринимают миг наслаждения самозабвенно и радостно, точно возносятся в рай. Зрелые женщины ведут себя на этом пике иначе, и вскрикивают они не только от наслаждения, но и от ощущения скольжения в бездонную пропасть, где всем им уготованы места со времен падения Евы.
Верунчик торжествующе завывала. Марина стонала и чуть ли не всхлипывала.
Я не стал звонить Чернякову ночью не по той причине, что был всецело поглощен кувырканиями в постели. Нет, я помнил о существовании своего столичного шефа даже в те короткие мгновения, когда принято забывать об окружающем мире. И от этого мои атаки становились неподдельно яростными.
Не было у меня домашнего номера Чернякова. Но утром, как только будильник в спальне пискляво возвестил о наступлении восьми часов, я оторвался от подушки, как подброшенный невидимой пружиной. Субботы в главном офисе за выходные дни не считались, и я знал, что столичная команда должна быть на рабочем месте в полном составе. По московскому времени было уже девять, следовательно, свежевыбритый Черняков, попахивая дорогим одеколоном и тостами с лососиной, уже занял свое место в персональном кабинете, лениво покачивался в своем гидравлическом кресле и листал вчерашние сводки на экране компьютерного монитора.
Марина, следившая за моим подъемом одним глазом, быстро закрыла его, притворяясь спящей. Верке, той актерствовать не пришлось, она проигнорировала будильник и продолжала видеть свои сны, уткнувшись лицом в подушку.
Да, сегодня утром нам будет трудновато смотреть друг на друга, подумал я. Будем вести себя, как нашкодившие детишки. Или как преступники, устыдившиеся содеянного. Память тут же высветила окровавленный топор, и я поспешил покончить со всяческими сравнениями.
Что было, то было. В данный момент меня гораздо больше волновало, что будет.
Вооружившись телефонной трубкой с антеннкой, я набрал номер офиса «Айса» и принялся прогуливаться по длинному коридору, нетерпеливо вслушиваясь в сигналы вызова.
– Фирма «Айс», доброе утро, – прожурчал наконец в трубке профессионально бодрый голосок секретарши.
– Доброе утро. Игорь Бодров беспокоит, Курганск. Леонида Александровича можно услышать?
– Игорь Михайлович? – воскликнула секретарша так счастливо, словно я был Дедом Морозом, который забыл заглянуть к ней на Новый год, а теперь вдруг объявился с подарками. – Мы вас уже обыскались! Телефон не отвечает, вы молчите. Леонид Александрович велел набирать вас каждый час.
– Вот и порадуй шефа, – предложил я.
– Минуточку, – пропела секретарша, – сейчас я вас соединю.
Следом за ней запел незабвенный Челентано, чья мелодичная хрипотца должна была напоминать клиентам об итальянской подоплеке фирмы. Вслушиваясь в знакомый с детства мотив, я свернул из коридора в комнату, которую видел до этого лишь мельком. Это было что-то вроде маленького тренажерного зала с несколькими механическими агрегатами, напольными весами и боксерской грушей, подвешенной к потолку. Сжав свободную руку в кулак, я от души врезал по бесчувственному мешку, вообразив на его месте далекого Чернякова. И в тот же миг его русский говор сменил итальянские причитания Челентано:
– Да? Я слушаю.
– Это я, Игорь. – Можно было и не представляться, но я умышленно тянул время, стремясь потрепать нервы Чернякову как можно сильнее.
– Да понял я, понял. Ты где?
– Неважно. Важно другое, совсем другое.
– Что ты имеешь в виду? – Его голос дважды дрогнул даже на этой коротенькой фразе.
– А вы не догадываетесь?
Последовала довольно длинная пауза, после которой Черняков предпочел переменить тему. Голос его при этом сделался невероятно фальшивым:
– Ты уже вышел на работу? Если приболел, то почему не известил руководство?
– Я не болел. Просто один ваш знакомый по фамилии Геворкян очень хотел меня убить, а у меня ответного желания умереть не было.
– Геворкян? Какой Геворкян? – Это прозвучало так неубедительно, что будь я председателем приемной комиссии театрального училища, Чернякову не светило бы там даже вакантное место мойщика сортиров.
Но мне уже надоело играть в кошки-мышки, пора было переходить к делу.
– Вот именно, какой Геворкян? – хмыкнул я. – Вчера утром его застрелили на бензозаправочной станции. Теперь товар находится у меня, я его полноправный владелец.
– Как так?
– А вот так!
Не было никаких сомнений в том, что Черняков неоднократно созванивался с покойным подельником и был в курсе недавних событий. Теперь нужно было преподнести ему ту же историю, но в своей интерпретации. Рассказать ему заранее заготовленную сказочку для взрослых. И я заговорил:
– Когда вы, Леонид Александрович, подставили меня со своей передачкой, я сначала хотел честно передать ее по назначению. Но Геворкян повел себя, как какой-то дикий горец. Стал людей убивать направо и налево, до моих близких хотел добраться. И я был вынужден принять ответные меры. Леха, тот парень, который якобы сбежал с сумкой, он был на самом деле моим сообщником. И мы с ним обвели всех вокруг пальца.
