Игнатьев сунулся в железную дверь и замер на пороге. Небольшое вытянутое помещение имело площадь примерно тридцать квадратных метров. Большую его часть занимал длинный стол из грубых досок, накрытый толстым полиэтиленом. У стен кое-где стояли разнокалиберные ящики, какой-то хлам лежал кучами. Ни весов, ни гирек и разновесов, ни химической посуды или заготовленных пакетиков. Ничего тут не было. Разумеется, не было тут и следа наркотиков. Зато в большом обилии присутствовала какая-то серая пыль, очень похожая на засохшую пену.
— Знаете, что это такое, Иван Трофимович? — спросил он, проводя по серому веществу пальцем. — Не встречались ни разу с таким средством? Понятно, вы же никогда не командовали группой по утилизации изъятых наркотических средств. А я вот много раз этим процессом руководил. И сжигали мы их, и керосином поливали, а еще поливали из баллонов, которые заправляли для нас химики вот таким составом. Простая и надежная вещь, вроде неорганического реагента. Прыскаешь — и белый порошок начинает пучиться и разлагаться на составляющие. Что тут было, мы теперь не знаем, даже если кто ненароком пару миллиграммов и просыпал. Теперь все разложилось. А вот химическая экспертиза покажет, каким составом ее уничтожали. Это вам косвенная улика, что наркота тут была.
— И что теперь делать?
— Работать, Иван Трофимович, работать. Думайте, откуда информация утекла, займитесь экспертизой, опрашивайте людей на рынке — выясняйте, кто тут был, что тут делал. Ведь двое оболтусов охраняли вход и сидели вот под этим грибочком целыми днями. А в основной части ангара тоже люди работали. Уж они-то что-то заметили, кого-то в лицо видели, а может, и лично знают. Кстати, для меня информация есть? Узнали что-нибудь из того, что я просил?
— Да, кое-что, — промямлил Пугачев.
Игнатьев смотрел на него и понимал — этот пожилой человек уже жалеет, что связался с ним и откровенно рассказал, какой камень у него на душе. Что повелся он на энтузиазм Игнатьева, а теперь во всем разочаровался, наверное, еще и испугался. И не верит он, что Игнатьев сможет помочь ему. А может, просто опять, как в молодости, считает, что в городе все нормально, а Игнатьев сгущает тучи, наводит тень на плетень. Настроение следователю нужно было поднять.
— Иван Трофимович, я вижу, у вас пропал энтузиазм? А меня, между прочим, вчера поздно вечером четверо бандитов пытались убить на улице. А еще я двое суток не спал и не мылся. Вы мне разрешите прийти сегодня к вам? Я буду очень осторожен, потому что я теперь много знаю и очень дорожу этими знаниями. А уж дома вы мне все и расскажете. Я не боюсь показаться навязчивым, просто напомню, что я, чужой человек в вашем родном городе, пытаюсь сделать то, что вы сами должны были тут сделать. Не я должен жизнью рисковать, а вы — прокуратура, уголовный розыск.
— Вы меня, Зосима Иванович, как-то не так поняли. Я просто очень устал. Возраст, знаете ли. А ко мне вы обязательно приходите, я вам сейчас напишу адрес…
— Тихо, тихо, тихо! Ничего писать не надо. Достаточно назвать его. Я запомню.
Игнатьев вышел со двора и быстрым шагом пошел к машине, где его ждали оперативники. И тут его что-то остановило. Что-то знакомое мелькнуло. Игнатьев остановился и обернулся. Мимо него прошли двое в костюмах. Походки деловые, явно начальники идут. Один со странной шевелюрой, которая кажется растрепавшейся, и он ее часто поправляет рукой, а второй какой-то невзрачный для большого начальника. Может, и не начальник, а помощник. Или… Игнатьев вспомнил, где он видел похожего человека. Похожий человек выходил из той самой двери в ангаре, из помещения, где сейчас работают эксперты.
— Иван Трофимович! — быстро заговорил Игнатьев в трубку, как только Пугачев отозвался на его звонок. — Сейчас во двор вошли двое солидных в костюмах. Один такой… нечесаный, что ли. Запомните их, а вечером мне скажете, кто это такие. Это очень важно.
Первым подходившего к машине Игнатьева увидел Ионов, сидевший на переднем пассажирском сиденье. Он что-то сказал Червоненко, и тот, хмурясь, кивнул. То, что молодые опера сидят злые и подозревают его черт знает в чем, разозлило и Игнатьева. Он рывком открыл заднюю дверь и плюхнулся на сиденье.
— Поосторожнее, — пробурчал Червоненко, — машина своя, не казенная.
— Так в чем вы меня подозреваете? — пропустил Игнатьев замечание мимо ушей. — Что я вас надул? Спектакль разыграл? А ответьте мне, голуби, на один глубоко философский вопрос. А на хрен мне это нужно?
— А вдруг вы маньяк! — почти заорал Червоненко, развернувшись к Игнатьеву на сиденье всем корпусом. — Я в вашу медицинскую карточку не заглядывал. Я не знаю, за что вас из органов попросили, вдруг по причине плохого психического здоровья.
— Ладно тебе, — попытался успокоить друга Ионов. — Чего ты в самом деле?
— А чего он! — уже тише сказал Червоненко. — Вопросы философские задает! Умные все, только работать некому.
— Орешь? Это хорошо, — усмехнулся Игнатьев с недобрым прищуром. — А вот так же, с бурными эмоциями скажи мне, почему провалилась операция, если я о ней никому, кроме вас двоих, не говорил?
— Да мы даже начальству не докладывали, — с изумленным лицом повернулся к Зосиме Ивановичу теперь уже Ионов. — Вы что, хотите сказать…
— Что информация утекла к бандитам, — подтвердил Игнатьев. — Именно это я и хочу сказать. Подумайте, прежде чем орать.
— Фигня все это, — проворчал Червоненко. — Вон, прокуратура организовала операцию по своей линии, значит, и там знали. Им-то кто сказал?
— Я, — довольным тоном ответил Игнатьев. — Я и сказал.
Теперь уже оба оперативника повернулись назад и уставились на Игнатьева.
— Так объясните свои загадочные действия, — предложил Червоненко, хотя по его лицу было видно, что он уже сообразил и сам.
— А чего объяснять? Я тут один как перст среди продавшихся и преступивших закон чиновников, полицейских, прокуроров. Я как-то должен выяснить, кто ссучился, а кто еще остался порядочным человеком? Теперь мне ясно, что информацию слил либо кто-то из вас двоих, либо один человек в прокуратуре.
— Пугачев? — хмыкнул Ионов. — Это личность известная, наслышаны. Можно было бы и не проверять. Ясно, значит, нам вы тоже не верите? Обидно… Я-то ладно, я в ментовку пришел просто так… прикольно, интересно. Ну и… чтобы в случае наездов шушеры всякой рычаги и полномочия были бы. Со мной понятно, а вот он, — лейтенант ткнул пальцем в Червоненко, — мент в третьем поколении. У него и деда, и отца бандиты убили.
— Отец потом умер, — буркнул Червоненко.
— Потом, через год. И потому, что пулю оставили внутри. Ее вынимать было опасно. Вот так-то, товарищ майор.
— Я вам, ребята, верю, но и вы меня поймите. Я рискую головой. Кстати, вчера меня чуть не пришили, еле отбился.
— Опа! — расплылся в улыбке Ионов и весело блеснул глазами. — Вот, значит, как! А мы думали, что это свои разборки. А это наш майор Валета завалил.
— Какого Валета?
— Прудь Александр Михайлович, 1974 года рождения, ранее судимый, известен под кличкой Валет. Подозревается в совершении нескольких преступлений, но только нами двоими. Теперь еще и в третьем. И что, серьезно убить хотели или попугать?
— Уж я-то со своим опытом отличу вымя от сиськи! Давайте о деле, ребята. Теперь можно сказать, что проверкой установлено, что информация ушла от следователя прокуратуры Черемисова. Да-да, не удивляйтесь, именно от него. Я просто Пугачева предупредить не успел. И слил информацию Черемисов либо своему начальству, либо прямо бандитам. Скорее первое, а там связь уже понятно на каком уровне.
— Вы уверены в Пугачеве?
— На все сто. Человека совесть замучила, он просто устал стелиться под криминал и готов на все, чтобы искупить ошибки своей жизни. Я ему верю.
— Ладно, согласимся, — кивнул Червоненко. — Поехали дальше. Значит, так, навели мы справки по делу о гибели Белозерцева. Сказать можно одно — темный лес, и все притянуто за уши. Хотя формально не подкопаешься. Но одно понятно — ковши экскаваторов сами не поднимаются и на людей на падают. А если учесть, что Белозерцев ранее судимый и известен в определенных кругах как Рома Белый, то направлений в этом деле море. Но это одна сторона вопроса. Нам удалось установить, что исчезла некая Наталья Васильевна Садовская, а она ни много ни мало была первым замом в фирме Белозерцева. И исчезла она практически в тот же день. Соседи ничего не знают. Ее мать уехала к родственникам, чуть ли не в Волгоград, но адрес установить пока не удается. Интересно, что исчез и четырехлетний сын Садовской. Он не появлялся в детском садике, где…
— Сын? — Игнатьев схватил оперативника за плечо. — Четырехлетний сын? В доме моего брата обнаружено тело молодой женщины, личность которой не установлена, и тело четырехлетнего ребенка, мальчика, личность которого тоже не установлена. Понимаете? Я не знаю, была ли Садовская знакома с Никольченко, но таких совпадений не бывает. Вот, значит, и ниточка наметилась.
