— Это очень болезненная смерть. Но она будет мучиться недолго, не больше пяти минут.
Я признателен вам за то, что вы открыли мне глаза, но боюсь, что вы слишком много знаете, и поэтому представляете опасность для меня и моего дела…
— Ваше дело проиграно! — прервала его Надежда. — И ради Бога, помогите этой женщине, смотреть на ее мучения бесчеловечно!
— Вряд ли мое дело проиграно, — спокойно возразил хозяин замка. — Вы не представляете, какие у меня возможности. Не только финансовые. Моим планам сочувствуют многие очень высокопоставленные люди. А к ее преступлениям я не имею никакого отношения… Я только воспитываю детей, воспитываю их здоровыми морально и физически.
Умирающая женщина на полу издала еще один ужасный вопль и затихла. Ее остекленевшие глаза уставились в потолок. Надежда в ужасе смотрела на человека в инвалидном кресле. Как ни отвратительна была ей мадам Зет, но то хладнокровие, с которым он расправился со своей подручной, вызывало еще большее отвращение.
И вдруг она увидела над его плечом на изголовье кресла какое-то движение.
— Что это… — проговорила Ирка вполголоса, и тут Надежда поняла: возле шеи господина графа, изогнув хвост, готовый к смертельному удару, сидел огромный скорпион.
Потеряв дар речи. Надежда протянула руку, указывая на ядовитое создание, но старый фанатик не смотрел на нее, она была ему уже неинтересна, его глаза смотрели в светлое будущее белого человека, которое он построит своими руками…
И тут скорпион нанес свой удар.
Господин граф закричал как раненый зверь.
Судорожно дернувшись, он нечаянно нажал кнопку на своем кресле, и мотор заработал.
Кресло, увеличивая скорость, выкатилось на террасу, с разгона пробило невысокую балюстраду и рухнуло на каменные плиты перед входом в замок.
В наступившей тишине вдруг раздался истерический смех. Надежда обернулась. Посреди комнаты стояла Ирка Моисеева-Ларош, в продолжении всей предшествующей сцены державшаяся тише воды ниже травы, и смеялась.
— Ирка, ты что? — окликнула Надежда подругу. — Ирка, опомнись!
— Ой, не могу, — Ирка продолжала смеяться. — Ну, Надька, в следующий раз, когда приедешь в гости, придется оформлять страховку, как от стихийного бедствия. Нет, ну мы с тобой прокатились на Лазурный берег, незабываемая поездочка получилась.
— Ты подожди, — остановила ее Надежда, — развлечения еще не закончились. К нам, кажется, поднимаются гости.
Действительно, на лестнице гремели шаги быстро поднимающихся людей. Надежда, отпихнув застывшую в ступоре мадам Ларош, подбежала к двери и заперла ее поворотом массивной бронзовой ручки. Почти в ту же секунду на дверь посыпались частые и тяжелые удары. Голоса, в которых удивление смешивалось с яростью, кричали что-то по-французски, а потом среди них раздался хриплый русский голос:
— Открывайте, сволочи! Сейчас двери разнесем!
— Я им верю, — безнадежно сказала Надежда, — разнесут.
— И что же нам теперь делать? — робко спросила мадам Ларош, глядя на свою решительную подругу, как на волшебницу.
— Черт его знает! — растерянно отозвалась Надежда.
— Ну придумай что-нибудь!
— Что я могу придумать? Нам поможет только чудо…
И тут чудо свершилось.
Послышалось ровное гудение мотора, и в небе над поместьем появился вертолет с опознавательными знаками французской полиции.
— Открывайте немедленно! — продолжал кричать хриплый голос за дверью, и как дополнительный аргумент прогремел револьверный выстрел, впрочем, нисколько не повредивший толстые дубовые двери.
Но подруги уже счастливо улыбались, глядя на спускающийся с неба спасительный вертолет.
Сад наполнился полицейскими в форме и в штатском. Испуганные дети сбились в кучки, но глядели на все происходящее молча — их приучили не плакать.
Рита металась по огромной территории, поворачивая к себе белокурые головки.
— Лялька! — кричала она. — Лялька, где ты?.
Вот на полянке стайка из пяти ребятишек.
Нахмуренное серьезное личико повернулось на Ритин окрик.
— Лялька! — Голос у Риты сел от волнения, и она опустилась перед девочкой на колени. — Солнышко, ты узнаешь меня?
Насупленные брови разгладились, Лялька склонила набок голову и неуверенно произнесла:
— Рита…
— Девочка моя! — Рита уже плакала. — Ты узнала, ты научилась говорить "р"…
— Рита! — закричала Лялька звонко. — Моя Рита приехала!
Рита подхватила ребенка на руки и помчалась к дому.
— Надежда Николаевна, я нашла, я нашла ее! — Они с Лялькой ворвались в кабинет господина графа.
Тело мадам Зет убрали, собаку с трудом угомонили, и комиссар, похожий на киноартиста Лино Вентуру, задавал подругам кучу вопросов.
— Ой, какая хорошенькая… — хором запричитали дамы.
Рита счастливо улыбалась.
— Господин комиссар, когда мы сможем уехать?
— Прошу простить, — начал комиссар ворчливо, — но вы не можете забрать ребенка.
Дети находятся на территории Франции, и пока не будет доказано, что ребенок похищен из России и не объявятся его близкие родственники, способные взять на себя заботу о его содержании, ребенок должен находиться в приюте.
— В приюте? — переспросила Рита, не веря своим ушам. — В приюте?!! — закричала она, прижала к себе Ляльку, потом быстро отступила в угол комнаты и спрятала ребенка за собой. — Только попробуйте ее отнять! — тихо и раздельно проговорила она по-русски, но комиссар понял, потому что она посмотрела на него таким взглядом, каким смотрит любая мать, когда защищает своего ребенка, будь то человеческий детеныш либо волчонок или котенок. Всем показалось даже, что Рита обнажила клыки и зарычала тихонько и грозно.
— В приют? — спросила Надежда громко. — Да он совсем рехнулся! Ирка, переводи! — приказала она и набрала побольше воздуха.
— Господин комиссар, если вы не отдадите девочку ее родственнице, все газеты мира узнают, что происходило на вашем Лазурном берегу! Я — самый непосредственный свидетель, и, уж будьте уверены, я так распишу все журналистам, что они вдоволь порезвятся над этим материалом. Только подумать, почти год у него под носом убивают русских женщин или продают их в публичные дома, а он еще смеет говорить о приюте! — Надежда оглянулась на подругу, которая вполголоса бубнила что-то на ухо комиссару. — Ты спроси, понравятся ли господину комиссару газетные заголовки типа «Прямо под носом у полиции Антиба больше года процветала торговля живым товаром!»
Или — «Возрождение нацизма в Провансе!»
Либо же — «Белокурые бестии возвращаются!», а также: «Дело Гитлера живет и побеждает!» и «Фюрер и теперь живее всех живых…».
— Надя! — вскричала мадам Ларош. — Что-то тебя занесло!
— Переводи! — рявкнула Надежда и добавила мстительно:
— А еще скажи, что он совершенно не похож на Лино Вентуру, что это только на первый взгляд так кажется, а на самом деле — вот ни чуточки!
— Что ты, — испугалась Ирка, — он обидится…
* * *
Последующие четыре дня они провели, отвечая на бесчисленные вопросы полиции и журналистов. Комиссар убоялся нарисованной Надеждой перспективы быть опозоренным в газетах и дал слово отпустить Ляльку вместе с Ритой. Мигом оформили все бумаги, и даже билет ребенку оплатило французское правительство.
И вот уже они стоят среди вавилонского столпотворения аэропорта Шарль де Голль, и Ирка торопливо прощается:
— Приезжай, Надя, на следующий год.
В Лувре побываем, в Фонтенбло съездим, в Версаль…
— Приеду, — обещает Надежда, — вместе с мужем приеду, он за мной присмотрит, ты не беспокойся.
Рита молчала, крепко сжимая Лялькину ручку, и думала о том, что история повторяется. Двадцать лет назад одна женщина взяла маленькую испуганную девочку за руку и стала ей матерью. Так и теперь, Рита привезет Ляльку в Петербург, там встретит их Сережка, и они станут жить вместе — трое близких родных людей. Все страшное со временем забудется, и как знать, возможно, одному сотруднику Интерпола удастся приехать в Россию хотя бы в командировку? Во всяком случае, он обещал…
