Покинув Каменку, Андрей выехал на купающуюся в дожде, омытую Сивашем и морем безлюдную Арабатскую Стрелку. Миновал руины какой-то крепости, от которых время оставило столько, сколько морская волна оставляет от детского замка на песке.
Слева от Бандуры клубился Сиваш, справа — кипело море. Дорога представляла собой узкую колею, проложенную через ракушечник. Судя по всему, колею недавно утрамбовал или грейдер, или бульдозер. Ковш тяжелой дорожной машины высек в ракушечнике бесконечную сетку, отчего у Андрея создалось впечатление, будто он преследует крупное танковое соединение. Руль иномарки дрожал мелкой дрожью, подвеска работала на износ. Андрей подумывал, а не выскочить ли на тянущийся вдоль проселка солончак, вспомнив, что высохшие соляные озера дают сто очков вперед любому другому покрытию. На них даже скоростные заезды проводят. Но мысль о соли, которая бы неминуемо облепила все днище, заставила его отказаться от этого намерения. Вокруг не было ни души, если не принимать в расчет чаек. Только волны, песок и дождь.
К семи вечера Андрей въехал в Херсонскую область, хотя и не заметил этого. Быстро смеркалось. Солнце уходило за горизонт, так ни разу не проглянув сквозь тучи. День быстро сдавал позиции ночи. Дорога пошла рядом с заброшенной узкоколейкой. Судя по виду, рельсы были мертвы не один десяток лет.
Вскоре Андрей свернул с проселка, преодолел заросший камышом овраг и осторожно выбрался на пустынный морской берег. В море толклись белые барашки, в сумерках казавшиеся фосфоресцирующими.
«Как олень, который был у меня в детстве. Я с ним еще под кровать залазил, чтоб увидеть, как он светится…»
Бандура развернул на торпеде сало и отломил горбушку душистого свежего кирпичика. Брюки тут же покрылись толстым слоем хлебных крошек, ибо по количеству крошек кирпичики не имеют себе равных.
Поужинав, Бандура опустил сидение, выкурил сигарету и едва метнул окурок в окно, как веки тяжело сомкнулись. Шум волн убаюкал Андрея, словно материнская колыбельная. Он провалился в давно заслуженный сон.
* * *
Проснулся Андрей рано. Еще и пяти не было. Обнаружил, что продрог до костей таким образом, замерз так, что зуб на зуб не попадал. Окна в машине запотели. Сильный порывистый ветер заставлял «Ягуар» подрагивать.
Запустив двигатель и включив отопление салона, Андрей выбрался для рекогносцировки.
Песочная поземка неприятно стеганула по щиколоткам. Волны за ночь повыбрасывали на берег водоросли, закидав густо пахнущим зеленым ковром казавшийся бескрайним пляж. Воздух был густым и влажным.
Бандура оглянулся вокруг. Картина мало чем отличалась от вчерашней. Повернувшись спиной к ветру, Андрей с наслаждением опорожнил мочевой пузырь. Затем вернулся к «Ягуару» и оценил полученные накануне повреждения. Здорово досталось левому крылу, а водительская дверь была серьезно поцарапана.
— С пивом покатит, — пробормотал Бандура, ныряя в тепло салона. — Тут без инструментов все равно ничего не сделаешь…
Андрей дорого бы отдал за глоток горячего кофе, чаю или какао, но об этом нечего было и думать. Он закурил натощак, посидел немного, склонившись над атласом автомобильных дорог, сжимая и разжимая кулаки, и напевая под нос:
или куришь натощак,
или пьешь с похмелья…[52]
Определившись с маршрутом, Андрей тронул машину с места. Через пять минут «Ягуар» уже трясся по вчерашнему проселку. На душе у Андрея кошки скребли. Ощущение победы над Бонифацким куда-то улетучилось, путь домой предстоял неблизкий.
Не было и шести утра, когда Андрей по мосту въехал в сонный, забрызганный дождем Геническ. Злые волны клокотали под широкими стальными пролетами моста в попытке прорваться на простор Сиваша. Бандура быстро миновал город и взял курс на поселок Фрунзе, продолжая держаться грунтовых дорог. Проселок шел практически параллельно магистрали М 2, соединяющей полуостров с Мелитополем, Харьковом и уходящей затем в Россию, на Курск, Орел и Москву. На эту магистраль Андрею, в конце концов, и следовало выбираться. Но он прикинул, что сделает это попозже. За поселком Новогригорьевка никем не замеченный «Ягуар» покинул Херсонскую область и оказался в Запорожской. Планы Вовчика Волыны и его могущественного родственника рухнули с легкостью карточного домика.
Андрей по дамбе переехал Утлюцкий лиман, наблюдая, как прибой умывает старые бетонные плиты. За Кирилловкой Бандура снова попал на Косу, только теперь на Федотову. Вскоре он оставил слева Молочный лиман, показавшийся Андрею полным жидкой ртути резервуаром, преодолел по мосту узкое гирло и в маленьком прибрежном селе распрощался со взморьем. Машин в пути встречалось мало.
К часу дня «Ягуар» без приключений добрался до Токмака. Дождь тоскливо моросил, небосклон был мглист и сумрачен, но погода пока что обходилась без вчерашнего безумного буйства. То есть царила непогода, но в стихию перерастать не спешила. Из закрытого и согретого отопителями салона пейзаж очень походил на осенний, но свежие, яркие запахи с головой выдавали весну. Андрей направлялся на север, собираясь по широкому радиусу обогнуть Запорожье и Днепропетровск. Он решил держаться как можно дальше от мегаполисов.
Оставшиеся после «экспроприации» белорусов деньги позволяли, бросив машину, завершить путешествие в рейсовом автобусе или вагоне плацкарта, что было бы разумнее и гораздо безопаснее. Но Андрей привязался к «Ягуару», считал автомобиль заслуженным боевым трофеем и надеялся с помощью Правилова оформить на машину документы, — овладели им такие вот мелкособственнические устремления. Так что расставаться с «Ягуаром» он не собирался. Чего греха таить, — это было выше его сил, вот и все.
К двенадцати дня «Ягуар» въехал в Гуляй Поле. Андрей обратил внимание на зачуханное СТО и завернул туда, переложив «браунинг» из бардачка за пояс брюк. С недавних пор станции автосервиса утратили всякое доверие Бандуры.
Он заехал на грязный двор автостанции. Бандитского вида мужики в промасленных робах настороженно встретили появление шикарной иномарки с крымскими номерами. Андрей, без лишних слов, указал на покореженный борт. Рабочие хмуро переглянулись.
— Мы тут за такие крутые тачки не беремся, — шкрябая черной рукой за ухом, протянул старший из работяг, бывший, очевидно, мастером.
Бандура метнул на капот сотку долларов, изъятую накануне у белорусов. Его карманы снова опустели, если не считать «браунинга».
«Не пистолет, а палочка-выручалочка из детского мультика про ежика и зайца»,[53] — подумал Андрей, наблюдая, как старший из рабочих потянулся и неторопливо взял деньги. Повертел банкноту в руках, посмотрел на свет и, кажется, остался доволен.
— Кажись не фальшивая, а, Степа? — старший передал купюру младшему, — а чего, наших нету?
— Фольга есть внутри? — напряг зрение Степа.
— Я почем знаю? Ты погляди.
— Что-то не так? — подчеркнуто небрежно процедил Андрей и опустил руку на ремень.
— Порядок, — сказал работяга и вернул сотку мастеру.
«У, рожи бандитские, — думал про себя Бандура. — Чистые душегубы. Внуки батьки Махно и Левки Задова,[54] что тут говорить… Таким человека жизни лишить проще, чем два пальца обмочить…»
Андрей тут же окрестил обоих автослесарей махновцами.
«Только пулеметных лент вам, мужики, и не хватает, — думал дальше Бандура. — И тачанки. «Максим»-то, небось, в гаражике имеется. И пара обрезов».
Неожиданно для себя Андрей припомнил старый анекдот, рожденный то ли в брежневскую, то ли в хрущевскую пору. В анекдоте бабка корила деда за то, что поливал грядки машинным маслом.
«Сдурел, что ли, на старости лет?.. Помидоры ж повянут».
«Хай вянут», лишь бы пулемет не заржавел».
Рабочие, между тем, принялись за дело. Андрей дернулся было помочь, да не решился, опасаясь схлопотать монтировкой по затылку. Крыло и дверь были сняты в пять минут. Рихтовщик взялся за молоток и напильник. Наблюдавший за его работой Андрей скривился, будто попал в зубоврачебное кресло.
— Карту двери на место по-людски черта поставим… — оглянулся на Андрея старший «махновец». — Пистоны новые надо. А такие и в Запорожье не сыщешь.
— Да хрен с ней, картой, — буркнул в ответ Андрей.
— И малярки у нас нету, — буравя Андрея взглядом, продолжал старший «махновец». — Там дальше, у Петра, — он махнул куда-то в сторону частных домов и глухих заборов. — Да и краску такую где взять?.. — махновец с сомнением покачал головой, — в городе, разве что?..
— Пистолет с компрессором найдешь? — спросил Андрей, превратившись в комок нервов. — Задуешь, чем есть. Желтой, оранжевой. Мне — по барабану.
Бандура поправил «браунинг», собравшийся провалиться в штанину.
