— Ух ты!
Это был дворец, никакое другое слово не подходило.
Он вопил:
БОГАТСТВО!
Подошел к двери из массивного дуба. Вблизи дом выглядел обветшалым, даже жалким. Работы здесь хватит. Я взялся за дверной молоток, постучал.
Дверь открылась. В проеме стоял дворецкий, при всех регалиях. Я просто глазам не поверил. Я-то думал, все дворецкие давно смылись в Калифорнию, в сериалы, или еще куда. Этот был низенький и крепкий. Вроде Одджоба из фильма про Джеймса Бонда. Я был так поражен, что слова не мог вымолвить. Он изрек:
— Да?
Я представился, упомянул Сару и все ждал, что чувак засуетится.
А он только сказал:
— Мадам ждет вас. Проходите, пожалуйста.
Я прошел.
В громадный холл. Будь у меня пальто, дворецкий бы его взял. Провел меня в гостиную, объявил:
— Мадам будет с минуты на минуту.
И свалил.
Комната была громадная, с мебелью времен Регентства. Я это точно знаю, потому что выглядела эта мебель так, будто на ней никто никогда не сидел. Сотни фотографий в рамках, снята какая-то блондинка. Отрешенная и жестокая, как Лорен Бэколл. Большая картина над камином. Опять эта блондинка. По стенам афиши в рамках: «Лилиан Палмер в „Трамвае…“», «Участь Электры — траур», «Сладкоголосая птица юности».
Ну и все в таком роде. Они были старыми, хоть и в роскошных рамах. На окнах висели тяжелые гардины, и я решил впустить в комнату побольше света.
Отдернул гардины, открылся эркер. Вид на заросший сад. Машинально я начал скручивать папироску. Прикурил. Я смотрел в окно, когда за спиной раздался крик:
— НЕМЕДЛЕННО ЗАТУШИТЕ СИГАРЕТУ!
Я вздрогнул и обернулся, надеясь кого-нибудь увидеть. Мимо пронеслась женщина с криком:
— Как вы посмели открыть гардины? Свет испортит афиши!
Пока она занавешивала окна, я смог ее рассмотреть.
На ней было длинное черное платье. На спину спадали длинные белокурые волосы. Она повернулась.
Совсем не похожа на Бэколл. Скорее на жену Джона Кассаветтиса в его фильме «Глория».[11]
Я не умею угадывать возраст, но, полагаю, ее назывался «очень дорогие шестьдесят».
Деньги и хороший уход сохранили ее лицо. У нее были поразительные голубые глаза, и они внимательно меня разглядывали.
— Полагаю, вы пришли на собеседование? Говорите. Вам есть что сказать?
Голос был глухой, почти грубый. Такой тембр придают сигареты и виски. Наглость — второе счастье, подумал я, а вслух произнес:
— Мне бы пепельницу.
Она указала на громадную хрустальную тарелку. Я затушил сигарету.
Надо признать, этот жалкий окурок изменил всю комнату. В этом блюде бычок выглядел как публичное оскорбление. Мне даже захотелось сунуть его в карман. Она сказала:
— Вы надеетесь произвести хорошее впечатление, вырядившись как посыльный?
— Можете со мной не церемониться. Мне нужна эта работа.
Она подошла ближе, и мне показалось, что она хочет меня ударить. Но она только рассмеялась. Отвязная штучка. Лучше не придумаешь.
Потом сказала:
— Сара сообщила, вы сидели в тюрьме. Вы кто, вор?
Резче, чем хотел, ответил:
— Я не вор.
— Боже мой, я тронула за живое? Нарушила уголовную этику?
Она произнесла это драматическим тоном. Прямо как на сцене.
Я понял, что она никогда с нее не уходила. Пояснил:
— Я дрался, и малость переборщил.
— Здесь никаких драк не будет, — подытожила она.
Я вдруг почувствовал, как накатывает желание. Откуда-то с левой стороны. Я просто не мог этому поверить. Мое тело отвечало ей. Она улыбнулась понимающей улыбкой, и мне уже не хотелось в этом разбираться. Совсем. Она продолжила:
— У вас будет испытательный срок — одна неделя. Джордан введет вас в курс ваших обязанностей.
Она пошла к двери, остановилась, сказала:
— Если вам непременно нужно что-нибудь украсть, возьмите эту отвратительную пепельницу.
И ушла.
Я пошел за Джорданом в гараж, который был больше похож на ангар. Первое что я увидел, был стоявший на подставках автомобиль. Я присвистнул, сказал:
— Это «Серебряный призрак»?
— Да, это он.
Я попытался угадать, что за акцент у Джордана, спросил:
— Вы немец?
— Венгр, — ответил Джордан.
Обвел рукой гараж и добавил:
— Здесь есть все, что вам может понадобиться.
Инструмент
рабочая одежда
лестницы
краска.
Я подумал, что это хорошо, кивнул:
— Хорошо.
Он показал мне таблицу на стене, сказал:
— Это ваше расписание.
— Что?
— Мадам любит, чтобы все было таблицезированно.
Ему стоило усилий произнести последнее слово, я подождал, понял, что его заклинило, говорю:
— Произносите по частям.
Он показал на таблицу:
— Пожалуйста, изучите это внимательно.
Я изучил:
Понедельник — покраска
Вторник — водостоки
Среда — крыша
Четверг — окна
Пятница — патио.
Я притворился заинтересованным, как будто это имело какой-то смысл. Сказал:
— А в субботу — гуляем.
Он проигнорировал мое замечание, говорит:
— Вы должны приходить ровно в семь тридцать. Съедаете легкий завтрак. Работа начинается ровно в восемь. В одиннадцать перерыв на чай, двадцать минут. В тринадцать ланч — один час. Работа заканчивается ровно в четыре часа.
Мне захотелось вскинуть руку в нацистском приветствии и заорать:
«Jawohl, Herr Kommandant!»[12]
Вместо этого я спросил:
— Она сейчас работает?
— Мадам отдыхает.
— Господи, по этим афишам видно, что она уже лет тридцать как отдыхает.
— Она ждет подходящее транспортное средство.
Я кивнул на «роллс-ройс», сказал:
— Вот это должно помочь.
Его ответ был заглушён шумом подъехавшего фургона, на боку которого было написано:
ЛИ
СТРОИТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ И ОБСЛУЖИВАНИЕ
Из фургона выбрался толстый мужик. Это заняло у него порядочно времени из-за веса, который он на себе таскал. Мужик был в комбинезоне и бейсболке. Грязной бейсболке с едва различимой надписью «ЛИ».
Он подгреб к нам, кивнул Джордану, посмотрел на меня и сказал:
— Это чё за недоумок?
Джордан говорит:
— Мистер Ли, вы здесь больше не работаете. По-моему, вам ясно дали это понять.
Ли отмахнулся:
— Протри глаза, Джорд. Эта старая летучая мышь еще не знает, с кем имеет дело. Я своего не упущу.
Джордан вздохнул, говорит:
— Мы нашли на ваше место нового человека, мистер Ли. Прошу вас покинуть нас.
Ли засмеялся, сказал:
— Да ладно, ступай, Джорд, принеси чашку чая, сахару два кусочка. Я тут разберусь.
И направился ко мне. Джордан оказался быстрее и нанес Ли два молниеносных удара в живот. Я едва успел заметить, что он бил не кулаком, а открытой ладонью. У Ли ноги подкосились, он застонал, заскулил:
— Ты чё делаешь?!
Джордан встал над ним и врезал обеими руками по ушам.
Я заметил:
— Это очень больно.
Потом Джордан помог Ли добраться до фургона, затолкал его внутрь, как мешок. Через несколько минут мотор взревел, и фургон медленно уехал. Джордан повернулся ко мне, спросил:
— Можете начать в понедельник?
— Без вопросов, — ответил я.
По дороге к аллее я раскурил сигаретку. Подошел к воротам, обернулся. Дом казался вымершим. Я пошел к Ноттинг-Хилл. По дороге наткнулся на Ли. Он стоял, прислонившись к своему фургону, массировал живот.
Когда я проходил мимо, Ли сказал:
— Можно на пару слов, приятель?
— О'кей.
— Я не уловил, как там тебя звать.
— Верно.
Он набычился. Я заметил, что уши у него ярко-красного цвета. Говорит:
— Ты чё, играть со мной вздумал, приятель?
— Почему бы и нет.
— Ты чё, шибко хорошо соображаешь, что ль?
— Только в работе. В твоей работе.
Он не знал, как продолжить, решил побазарить:
— Если хорошо соображаешь, держись от меня подальше.
Я сделал выпад, изображая удар в живот, но не ударил, а сказал:
— Тебе нужно завязывать с гамбургерами, Ли.
И ушел. Весь путь по Лендбрук Гроув я слышал его ругань. Старина Ли мне почти понравился. В конце концов, он продержался там целую неделю.
КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ в Клэпхем, я все еще ощущал влияние Лилиан Палмер. Решил, что пора перепихнуться. Зашел в телефонную будку, посмотрел на расклеенные там объявления. Любое сексуальное желание могло быть удовлетворено. Я остановился на таком объявлении:
ТАНЯ
ТОЛЬКО ЧТО ИЗ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ, СИСЯСТАЯ
ГОТОВА УДОВЛЕТВОРИТЬ ВСЕ ВАШИ ЖЕЛАНИЯ
Вот оно.
Я позвонил и назначил время. Да, она может принять меня сейчас. Адрес был где-то в Стритэме. Я ехал туда и, клянусь, нервничал.
