— Зиффрен — сумасшедший.
— Я вам верю, доктор.
«А вот Макгрейви — нет», — подумал Джад.
Городской морг выглядел так же, как и любой другой в три часа ночи, если не считать того, что какой-то шутник повесил над дверью венок из остролиста. «Что это, — подумал Макгрейви, — избыток юмора или просто мрачная шутка?»
Вскрытие еще не закончилось, и детективу пришлось подождать в коридоре. Наконец судебный медик пригласил его в секционную. Когда Макгрейви вошел, тот мыл руки над большой белой раковиной. Ответив на вопросы, медик тут же ушел, а он оставался там довольно долго, переваривая полученную информацию. Затем он вышел на улицу, оглядываясь в поисках такси. Бесполезно. Эти сукины дети, наверно, отправились на Бермудские острова. Наконец Макгрейви увидел проезжавшую патрульную машину, остановил ее и, показав свое удостоверение, приказал отвезти себя в Девятнадцатый участок.
Войдя в здание полицейского участка, он увидел Анджели.
— Они как раз закончили вскрытие Кэрол Робертс.
— И?
— Она была беременна.
Анджели удивленно посмотрел на него.
— На четвертом месяце. Для безопасного аборта уже поздно, а со стороны еще не заметно.
— Вы думаете, что это имеет отношение к убийству?
— Ты задал хороший вопрос. Если в этом виноват ее приятель и они собирались пожениться, тогда ничего особенного. Они бы поженились, а через пару месяцев родился бы ребенок. Это случается сплошь и рядом. С другой стороны, если бы он это сделал и не хотел жениться на ней, тоже ничего особенного. Она осталась бы с ребенком без мужа. Такое случается еще чаще.
— Мы говорили с Чиком. Он собирался на ней жениться.
— Я знаю. Поэтому я спросил себя, какой из всего этого можно сделать вывод. Мы имеем беременную негритянку. Она идет к отцу ребенка и сообщает ему, что скоро станет мамой, и он ее убивает.
— Для этого он должен быть чокнутым.
— По-моему, все не так просто. Предположим следующее:
Кэрол пришла и сказала, что хочет сохранить ребенка и не делать аборт. Хотя бы для того, чтобы шантажировать отца и заставить его жениться на ней. Допустим, он уже женат. Или он — белый. А возможно, он — знаменитый врач с обширной практикой. Если об этом становится известно, его карьера кончена. Кто, черт побери, пойдет к психоаналитику, который обрюхатил свою чернокожую секретаршу и женился на ней?
— Стивенс — врач, — заметил Анджели, — и наверняка знает десяток способов убрать ее, не вызывая подозрений.
— Может, да. А может, и нет. Если обнаружится малейшая улика и след приведет к нему, отвертеться будет нелегко. Он покупает яд — кто-то делает отметку о продаже. Он покупает нож или веревку — их тоже можно проследить до продавца. Но посмотри на этот маленький спектакль: приходит какой-то маньяк и без всякой причины убивает секретаршу, а доктор становится убитым горем работодателем, требующим у полиции найти убийцу.
— Все сказанное вами выглядит притянутым за уши.
— Я еще не закончил. Возьмем его пациента, Джона Хансена. Еще одно убийство, тем же неизвестным маньяком. Вот что я тебе скажу, Анджели. Я не верю в совпадения. А два совпадения в один день меня настораживают. Поэтому я спросил себя, нет ли связи между убийствами Джона Хансена и Кэрол Робертс, и неожиданно все стало казаться не таким уж случайным. Предположим, Кэрол вошла в кабинет и объявила доктору, что он скоро станет папашей. Она заявила, что он должен дать ей денег, жениться на ней или что-нибудь в этом роде. А в это время Джон Хансен сидел в приемной и мог все слышать. Возможно, доктор Стивенс не подозревал об этом, пока тот не улегся на кушетку и не стал угрожать ему разоблачением.
— Слишком много догадок.
— Но все сходится. Когда Хансен ушел, доктор осторожно выскользнул вслед за ним и устроил так, что тот уже ничего не мог сказать. Затем ему пришлось вернуться, чтобы избавиться от Кэрол. Он представил все так, будто это дело рук маньяка, и отправился в Коннектикут, разрешив все проблемы. А теперь он спокойно сидит и смотрит, как полиция сбивается с ног в поисках мифического психа.
— Я в это не верю, — сказал Анджели. — У вас нет доказательств.
— Что значит нет? А два трупа? Один — беременная дама, работавшая у Стивенса, другой — пациент, убитый в квартале от места его работы. Когда я попросил разрешения послушать записи бесед с Хансеном, доктор мне отказал. Почему? Кого оберегает доктор Стивенс? Я спросил, не знает ли он, кто мог взломать дверь в его кабинет и что они там искали? Тогда мы могли бы построить стройную версию: взломщики поймали Кэрол и замучили ее, пытаясь выяснить, где находится это загадочное «что». Но знаешь, этого таинственного «что» нет. Его магнитофонные ленты никому не нужны. В кабинете нет ни наркотиков, ни денег. Значит, мы должны искать какого-то маньяка. Правильно? Но я в это не верю. Я думаю, что мы должны искать доктора Джада Стивенса.
— По-моему, — медленно произнес Анджели, — вам очень хочется засадить его за решетку.
Лицо Макгрейви побагровело от ярости:
— Потому что он виновен?
— Вы собираетесь его арестовать?
— Сначала я постараюсь доказать, что я прав. Но уж если я посажу его за решетку, он там и останется, — и, повернувшись, Макгрейви вышел.
Анджели задумчиво посмотрел ему вслед. Если не принять мер, Макгрейви своего добьется и доктор окажется за решеткой. Допустить этого он не мог. «Утром, — решил детектив, — надо поговорить с капитаном Бертелли».
На следующий день все утренние газеты на первых полосах поместили сообщения о злодейском убийстве Кэрол Робертс. У Джада возникло желание позвонить пациентам и отменить прием. Спать он так и не ложился, и теперь веки, казалось, налились свинцом. Но, просмотрев список назначенных на этот день, он подумал, что трое будут выведены из душевного равновесия, а еще двое просто придут в отчаяние, узнав, что не смогут прийти к нему. С остальными, впрочем, ничего бы не случилось. В результате Джад пришел к выводу, что не стоит менять распорядок дня не только ради пациентов, но и потому, что работа наилучшим способом позволяла отвлечься от мыслей о происшедшем.
Харрисон Бурк, важного вида седовласый мужчина, выглядел как руководитель крупной компании, кем он, впрочем, и был на самом деле: вице-президент «Интернейшнл Стал корпорейшн». Когда Джад впервые увидел его, он подумал: то ли тот сам создал столь стереотипный образ, то ли образ создал Бурка.
Бурк лег на кушетку. К Джаду он попал два месяца назад через доктора Петера Хадли. Стивенсу хватило десяти минут, чтобы понять, что Харрисон Бурк — шизофреник, страдающий манией преследования. Вот и сегодня Бурк даже не упомянул об убийстве, происшедшем в этом кабинете прошлым вечером, хотя о нем сообщили все газеты. Что, впрочем, являлось типичным для его состояния: он замечал лишь то, что касалось его самого.
— Вы не верили мне раньше, — начал Бурк, — но теперь у меня есть доказательства, что они охотятся за мной.
— Я думал, что мы решили объективно подходить к этому вопросу, — осторожно заметил Джад. — Помните, в прошлый раз мы пришли к выводу, что воображение может…
— Это не воображение, — воскликнул Бурк. Он сел, его кулаки сжались. — Они пытались меня убить.
— Почему бы вам не лечь и не попытаться расслабиться? — предложил Джад.
— И это все, что вы хотите мне сказать? — Бурк вскочил на ноги. — Вы даже не хотите услышать мои доказательства! — Его глаза сузились. — А что если вы — один из них?
— Вы знаете, что я не один из них, — вздохнул Джад. — Я ваш друг. Я стараюсь вам помочь, — он испытывал разочарование. Улучшение, которого они, казалось, достигли за последний месяц, сошло на нет. Перед ним стоял тот же нервно вздрагивающий при каждом шорохе шизофреник, который вошел к нему в кабинет два месяца назад.
В «Интернейшнл Стал» Бурк начал работать курьером. За двадцать пять лет его приятная внешность и врожденная приветливость позволили ему подняться практически на самый верх административной иерархии. Его прочили в президенты компании. Потом, четыре года назад, его жена и трое детей погибли во время пожара в их летнем доме в Саузамптоне. Бурк в это время находился на Багамах вместе со своей любовницей. Трагедия потрясла его. Воспитанный как ревностный католик, он не мог избавиться от чувства вины перед своими близкими. Он стал замыкаться в себе, меньше появляться на людях. По вечерам, оставаясь дома, он вновь и вновь мысленно представлял свою жену и детей, гибнущих в пламени, в то время как он лежал в постели с любовницей. Если бы он остался с ними, то мог бы их спасти. Эта мысль превратилась в навязчивую идею. Он — чудовище. Он это знал. И Бог тоже знал. Конечно, это понимали и другие! Они ненавидели его так же, как он ненавидел себя. Люди улыбались ему и притворялись, будто испытывают к нему симпатию, а на самом деле выжидали, пока он сделает неверный шаг и попадет в ловушку. Но он оказался им не по зубам. Бурк перестал ходить в столовую, и теперь ему приносили ленч в кабинет. Он старался всех избегать.
