Про этот талант однокашника Олег помнил. И именно поэтому его искал:
– Я, Тиша, задумал разыграть одного человека. Хочу к Васильку обратиться.
– Не отвлекай. Дай статью дописать… – Тихон задвинул ящик и снова склонился над своим листком, но ничего не написал и бросил ручку: – Ладно, черт с тобой, возьму, так сказать, тайм-аут. С адресом Сашки немного подожди. У меня к тебе разговор.
Голенев уселся в кресло:
– Слушаю тебя, Тиша.
Тихон достал из ящика стола пачку «Мальборо», прикурил, глубоко затянулся и закружил по кабинету. После третьего круга остановился возле Олега и выпалил:
– Намерен предложить тебе, так сказать, пост начальника городского отдела МВД. Что скажешь?
Голенев промолчал. Постников затушил сигарету и вернулся за стол:
– Естественно, это в том случае, если я побеждаю на выборах.
– Из этого ничего не выйдет.
– Почему? Помнишь, мы же с тобой мечтали очистить город от криминала. Ты обещал мне помощь.
– Не отказываюсь.
– Я тебя не понимаю. Помочь не отказываешься, а принимать пост не хочешь…
– Тиша, у меня бизнес. Стану чиновником, о бизнесе придется забыть. А твой цементный завод мы еще не запустили. Это раз.
– Есть и два?
– Есть. Милиция, какой бы начальник ее не возглавлял, с криминалом справиться не может.
Постников снял очки, положил их на стол и удивленно посмотрел на друга:
– Это что-то новенькое…
– Для тебя, Тиша. Только не обижайся, ты руководитель кабинетный, а я шкурой с братками соприкоснулся.
– Допустим, я кабинетный, но ты-то вояка. Надевай погоны и сажай эту сволочь.
Олег поморщился:
– Кого сажать?
– Как кого? Убийц, грабителей, злостную шпану, хулиганье… Мало ли их в городе?
– Жулики всегда были, есть и будут.
– Ты предлагаешь жить в мире с криминалом? Или, так сказать, сотрудничать с ним?
– Я ничего не предлагаю. Но обещаю, если какой-нибудь бандит встанет у тебя на пути, я его уничтожу.
– Как?
– А это уже мое дело… Ты хотел мне помочь с адресом Сашки. Будь добр, сделай это сейчас.
– Что сделать? – Постников в пылу спора о просьбе Олега забыл. Затем вспомнил и, тяжело вздохнув, снова выдвинул ящик письменного стола. Порывшись в нем некоторое время, извлек бумагу:
– Прости, Олежка. Я совсем забыл… Васильков все же угодил в тюрьму. Его адрес – Воловая, десять.
– Сделай одолжение, Тиша, позвони начальнику тюрьмы, пусть мне Василька на полдня отдадут. Верну в целости и сохранности…
– Но это же, так сказать, незаконно.
– Тиша, чтобы заработать на цементный завод, я тоже иногда переступал закон.
Тихон покачал головой и снял трубку.
Иржи Новатный любил работать ночами. Большая семья чешского бизнесмена днем превращала дом Иржи в нечто вроде клуба. Трое его сыновей в возрасте от пятнадцати до двадцати двух отличались невероятной активностью и были весьма общительны. Каждый из них завел множество друзей, а поскольку отдельные дома с десятком комнат имели в Праге далеко не все, молодежь собиралась у Новатных. Жена Иржи, Ева, тоже принимала подруг. Подростки, молодежь и богатые, томящиеся от безделья женщины заполняли дом бизнесмена, и ему порой не находилось в нем места. Кабинет, который Иржи себе строил с надеждой на личную крепость в собственной обители, перестал быть таковой с тех пор, как Новатный завел себе компьютер. Сыновья быстрее отца овладели чудом электронной техники, и вскоре заняли кабинет. Сперва спрашивая у него разрешения, а затем, обнаглев, как все отпрыски, которых любят и балуют, являлись когда хотели. Иржи оставалась ночь. Правда, на время кремлевского путча он вернул себе кабинет, где по приемнику и телевизору следил за событиями в горбачевской России. Эти события его волновали не только как приверженца демократии. В СССР у него имелся бизнес, и победа ГКЧПистов грозила серьезными убытками. Кроме того, Иржи симпатизировал своему компаньону Олегу Коленеву, и понимал, что тому и вовсе грозит опасность. Он даже дал телеграмму в Бирюзовск, в которой приглашал кооператора и его ближайших помощников в Прагу. После победы Ельцина в Москве жизнь вернулась в нормальное русло, и дети снова зачастили в кабинет. Днем работать мешали, и он нередко засиживался за своим письменным столом до трех утра. Но сегодня решил лечь пораньше, поскольку вылетал утренним рейсом в Нью-Йорк. Маленький чемодан со сменой белья и двумя рубашками сложил заранее. Вещей Новатный давно с собой не возил. Имея банковскую карточку, он мог купить себе все необходимое на месте.
– К тебе можно? – Для приличия спросила Ева, уже переступив порог кабинета.
– Конечно, дорогая. Ты всех гостей проводила?
– Нет, милый. Злата осталась у нас ночевать.
Иржи разыграл удивление:
– И ты оставила подругу ради встречи со мной? Как это мило…
– Злате я больше не нужна. Она готовит себя ко сну. Это целый ритуал.
Иржи улыбнулся:
– Догадываюсь. Примерно так фараона готовили к саркофагу.
Молодящаяся подруга жены к пятидесяти годам успела поработать над своей внешностью. Она ходила в парике, дантисты выдрали у нее зубы и вставили нечто голливудское, грудь дамы тоже не осталась без внимания пластической хирургии, а подтяжки лица она делала каждые два года.
– Да, Злата следит за собой. Не вижу в этом ничего смешного. – Ответила Ева на саркастическое замечание мужа. – Когда ты вернешься из своей Америки? Я очень не люблю полетов над океаном. Не дай бог что, и все утонут…
– Дорогая, если реактивный самолет падает, океан под ним, пустыня или джунгли – совершенно безразлично. А лечу я на пять дней. Три в Америке, два в Канаде.
– Привези мне кленового сиропа. Говорят, это очень вкусно.
Иржи не успел ответить. На его столе зазвонил телефон. Ева чмокнула мужа в щеку и поспешила удалиться. Деловые разговоры супруга ее утомляли.
– Слушаю.
– Привет, Иржи, это Коленев. Не разбудил?
– Нет, рад тебя слышать. Ты же знаешь, я работаю допоздна. Но застал ты меня чудом. В семь утра я улетаю.
– Куда, если не секрет? Не к нам в Бирюзовск?
– Нет, в Америку.
– Прекрасно! – Обрадовался Голенев: – У меня к тебе огромная просьба.
– Слушаю.
– Мне нужно послать одно письмо из Америки в Россию. Что-то вроде розыгрыша. Помоги.
– Нет ничего проще. Пиши телефон моего компаньона в Нью-Йорке. Я буду три дня безвылазно в его офисе. Перекинь мне текст, а я отправлю.
– Текст я высылать не буду. Я его вложу здесь. Пришли мне пустой запечатанный конверт и на нем обратный адрес на имя Геннадия Кащеева.
– Повтори фамилию. – Попросил чех.
Голенев повторил, пояснив, что имя Геннадий пишется с двумя буквами «н».
– Нет проблем, диктуй куда посылать.
Голенев продиктовал адрес кооператива Маки.
– Записал.
– Только, пожалуйста, не затягивай.
– Завтра же вышлю. – Пообещал Новатный.
– Спасибо. И будь добр, никому не говори об этом.
– Не волнуйся, конспиратор. Как дела в Бирюзовске?
– Пока тихо. Ребята ремонтируют оборудование после сезона, а я смотался на родину.
– Удачи, и привет Тоне. – В трубке помолчали. – Ты меня слышишь? – Заволновался Иржи.
– Слышу. Тони больше нет. Ее убили.
– Во время переворота?
– Раньше. Ее убили в Бирюзовске.
– Прими мои соболезнования.
– Спасибо, Иржи.
Новатный закончил разговор и замер в кресле. Жену Голенева он видел всего раз, но эта молодая женщина ему запомнилась. Он даже позавидовал Олегу. Не потому, что Тоня была молода и красива. Иржи по глазам Тони понял, что она не только любит мужа, но и будет помогать ему по жизни, чтобы ни случилось. От своей супруги Иржи этого никогда не ждал. Ева жила своей жизнью, он своей. Они нашли форму общежития, которая со стороны напоминала семейное счастье.
Лена лежала в койке, отвернувшись к стене. Ее соседка справа Галя Точилина сидела на кровати и шепталась с Лидой Курковой. Лиду к ним в палату поселили недавно, и она Галю не боялась. На вид Галя и была не страшная, только бритая голова и бегающие, глубоко посаженные глазки производили не слишком приятное впечатление. Но это при первом знакомстве. Потом люди привыкали. Зато голос у Гали звучал нежно, она словно ворковала с собеседником.
– Думаешь, скоро выйдешь? – Шептала она Лиде: – Нет, голубушка, из Ганнушки быстро не выходят.
– Почему? – Испуганно спросила Лида.
– Тихо ты. Санитары услышат, что мы ночью ля-ля разводим, прикрутят к койке. А не выходят от нас потому, что мы на воле им опасные.
– Я совсем не опасная. – Возмутилась Лида.
– Не опасная, тут бы не лежала. Добрых придурков вниз селят. Там после наркоты и вообще… А здесь жуть… А потом, что нам на воле делать? С нашим диагнозом на работу не возьмут. Чуть что, в чумовоз и обратно…
– А диагноз почему нельзя снять? – Недоумевала Лида.
– А кто на себя ответственность возьмет? Кагарлицкий? Никогда. Псих он и есть псих. Сегодня в норме, завтра кого-нибудь пришибет…. А профессор за свое место держится.
