— Какие новости? — без особого интереса спросил Президент. Сегодня он хорошо выглядел, и Коржов подумал, что сейчас неплохо бы организовать пресс-конференцию для опровержения все усиливающихся слухов.
— Очередное нападение на поезд в Чечне. — Главный телохранитель положил перед шефом информацию аналитической службы. — Четыре пассажира убиты, десять ранены…
— Мне уже сообщали, — поморщившись, заметил Президент. — Они первыми, понимаешь, начали стрелять и застрелили троих…
Он все же придвинул листок, перечеркнутый красной полосой, надел очки и начал читать. Коржов знал, что никакой реакции не будет. Когда человек сидит на вершине пирамиды из неровно поставленных друг на друга стульев, он озабочен лишь тем, чтобы сохранить равновесие. И вынужденно делает вид, что все хорошо. Ведь если начать что-то там поправлять — обязательно загремишь вниз. Но если ничего не делать — тоже загремишь, хотя, может быть, и чуть позже. Когда тебе сорок семь и ты на вершине власти, «греметь вниз» не хочется, поэтому надо всемерно поддерживать Хозяина. И делать необходимые поправки вместо него.
Президент отложил краснополосую бумагу без комментариев.
— Что еще?
— Меморандум о сепаратистских тенденциях в регионах.
На этот раз перед главой государства легли несколько прошитых скобкой листков, и он отнесся к ним со значительно большим интересом. Коржов хорошо его понимал. Еще бы! Центробежные силы грозили разорвать Россию в клочья. Каждая область, край, не говоря о республиках, избавившихся от унижающего национальное достоинство прилагательного «автономная» и обзаведшихся малопонятными и трудно выговариваемыми названиями, стремились стать независимыми от Центра. Причем «независимость» трактовалась как полное экономическое содержание и столь же полное отсутствие контроля и отчетности. Поскольку народу при любом раскладе не выпадало ничего, то наиболее рьяными борцами за «независимость» выступали местные руководители — выходцы из партхозноменклатуры и вчерашние борцы с национализмом и сепаратизмом.
Они знали, за что бороться. У всех еще свежи в памяти массовые аресты взяточников и расхитителей в Узбекистане. Кто это делал? Центр! А стоило отгородиться от нехорошего Центра суверенитетом, всех осужденных выпустили и реабилитировали. Так что местные царьки под видом «независимости» добиваются для себя вседозволенности и безответственности. Лакомая и сладкая цель, они рвутся к ней изо всех сил. Что может поставить у них на пути полупарализованная центральная власть? Да ничего! Кроме… региональных подразделений «Альфы»!
Президент дочитал меморандум, с силой провел ладонью по мясистому лицу, тяжело вздохнул.
— Как обстоит дело с филиалами ГУО?
Седые брови растрепались, на лице появилось выражение раздражения и неприязни. Сейчас он был похож на поднятого из берлоги медведя.
— Созданные приступили к работе. Готовим открытие еще трех.
— А ты уверен, что они не попадут под местное влияние?
— Может, в какой-то степени и попадут… Квартиры, телефоны… — Правая бровь приподнялась и саркастически изогнулась. — Но у каждого начальника в сейфе лежит пакет, который он должен вскрыть в час «X». И каждый будет действовать в соответствии с полученным приказом!
В голосе Коржова лязгнул металл. Президент удовлетворенно кивнул. Бровь опустилась.
— А насколько ты контролируешь обстановку здесь?
— Здесь? — Главный телохранитель замешкался. — Это сложный вопрос…
— Простых я не задаю, — усмехнулся Хозяин и разгладил брови.
— Если силовые ведомства будут на нашей стороне — то да.
— А если нет?
Наступила пауза.
— Тогда многое будет зависеть от случая…
— Значит, ты советуешь мне положиться на «авось»? — недобро выдохнул Президент. Коржов уже замечал, что у шефа стало быстро меняться настроение.
— Чтобы не зависеть от случая, мне нужны дополнительные силы, — быстро произнес Коржов. Хозяин не любил, когда люди проявляют нерешительность, хотя сам с годами все больше поддавался этому недостатку. — И я их нашел.
— Где же? — заинтересовался Президент.
— Это бывший одиннадцатый отдел КГБ СССР. Совершенно обособленное, мощное, многофункциональное, прекрасно оснащенное подразделение.
— Что-то такое я слышал, — задумчиво произнес Хозяин. — Продолжай.
— Я попытался прибрать его к рукам. Но…
— Степашкин встал поперек дороги? — продемонстрировал прозорливость шеф. — И небось вместе с Гонтарем?
— Они подставили прежнего начальника — генерала Верлинова. Он был крупной и независимой фигурой, попытался вести игру против них. Но его сожрали, представили изменником Родины…
— Вспомнил, вспомнил, — мрачно проговорил Президент. — Недавно Верховный Суд приговорил его к расстрелу…
— А вместо него поставили некоего Дронова. Ни рыба ни мясо, авторитета у подчиненных не имеет, решения принимать боится. С ним отобрать у Степашкина отдел не удастся!
— Так что же, тебе надо воскресить этого Верлинова? — прищурился Президент. — Извини, я не Иисус Христос…
— Они тасуют факты, как крапленую колоду. Верлинов жив! И он нужен нам на прежнем месте!
— А приговор? — Президент недовольно махнул рукой. — Мы же строим правовое государство. Надо быть последовательными.
Коржов промолчал. Последовательности у шефа с годами все убавлялось.
— А с другой стороны, я могу его помиловать! Это предусмотрено законом.
— Так-то оно так… Но…
— Какое может быть «но»? Помиловал — и точка!
— Гонтарь проводит операцию по ликвидации Верлинова. Ликвидатор и оружие уже на месте. Завтра-послезавтра все решится…
— Откуда знаешь? — усмехнулся Хозяин, откидываясь на спинку кресла. — Неужели Гонтарь рассказал?
— Почти.
Президент помолчал.
— Я могу помиловать только живого. Так что сам разберись с Гонтарем.
Валерий Антонович Верлинов не располагал достоверной информацией об уготованной ему судьбе. То есть он доподлинно не знал, что ЦРУ США собирается его похитить, контрразведка Греции — арестовать, ГРУ Минобороны России — убить. Но он достаточно долго работал в специальной службе, чтобы знать: носитель секретов его уровня, оказавшийся в чужой стране без всякой защиты и поддержки, не может ожидать ничего хорошего. Точно так же, как молодая девушка, заплутавшая в незнакомом ночном городе, или инкассатор с банковским мешком на пустынной дороге.
О возможной помощи, тем более со стороны Главного управления охраны России, генерал не мог и подумать. Но в отличие от девушки и инкассатора бывший начальник одиннадцатого отдела КГБ СССР умел прогнозировать и нейтрализовывать неминуемую угрозу. И всегда рассчитывал только на свои силы.
Сидя в отведенной ему гостевой комнате, Верлинов держал на коленях тяжелый всеволновой «Грюндиг» и слушал новости «Би-би-си» на русском языке. Судя по выговору и отсутствию акцента, у микрофона сидел бывший земляк.
«…На перегоне Хасавюрт — Гудермес остановили скорый поезд „Тегеран — Москва“, ограбили пассажиров. В одном из купе бандитам было оказано сопротивление: двое неизвестных открыли огонь, убив трех налетчиков, после чего „национальные гвардейцы“ расстреляли состав из автоматов. Источник сообщает о многочисленных жертвах, точное число которых властями скрывается. МИД Чеченской республики в ноте протеста назвало случившееся „провокацией российских спецслужб“. Это не первое ограбление проходящего по территории Чечни поезда. Официальная Москва, как и раньше, сохраняет молчание».
— Проститутки! — не сдержался Верлинов.
В приоткрытую дверь заглянул Христофор.
— Ты что-то сказал?
Взгляд хозяина скользнул по комнате и будто зацепился о небольшой предмет — изящный «маузер» в замшевой кобуре, небрежно брошенный на кровать, словно никчемная, совершенно ненужная вещь.
— Выругался. В России грабят поезда, а власти не принимают никаких мер.
Христофор понимающе кивнул.
— Это непорядок.
Он хотел еще что-то сказать, но передумал и прошел в свой кабинет.
Верлинов убавил звук и впился взглядом в панель приемника. Точнее, в вольтметр, вмонтированный в панель и недавно подвергнувшийся небольшой переделке. Здесь строго выдерживаются параметры напряжения, гостевая комната и кабинет хозяина находятся на одной электрической линии, в которой, что очень важно, отсутствуют самопроизвольно отключающиеся потребители энергии. Тонкая стрелка замерла на мелко градуированной шкале.
В конце коридора хлопнула дверь. Звука выдвигаемого засова слышно не было, но Верлинов знал, что Григориадис перед началом работы всегда запирается и зашторивает окна. Похвальная предосторожность.
Стрелка провалилась влево — Христофор включил компьютер. Верлинов напрягся, мобилизовав все внимание и память. Стрелка едва заметно дрогнула. Раз, другой, третий… На четверть деления, половину, три четверти… Еле различимые движения черного волоска с трудом фиксировались взглядом. Обычно при электронном контроле используются особо чувствительные датчики и компьютерные системы с особой программой. Это позволяет считывать текст, набираемый на контролируемой ЭВМ.
