Аня улыбнулась своим мыслям и принялась убирать со стола папки с бумагами. Сколько их у нее!
А ведь каждая папка — это низовая комсомольская организация, к которой прикреплена Аня, за дело которой она отвечает. Есть организации маленькие, в двадцать-пятьдесят человек, но есть и такие, как судостроительный, там больше тысячи комсомольцев.
А секретарь комитета там новый, совсем неопытный и, кажется, не очень инициативный. Аня к нему еще не пригляделась. И со всякими мелочами бежит к ней советоваться. Ну, на первых порах это еще ничего, но что будет потом…
Аня невольно задумалась, держа в руках папку с надписью: «Судостроительный». Из этого состояния ее вывел озабоченный и чутьчуть просительный голос Толи Кузнецова, тоже инструктора по группе промышленности.
— Анечка, значит договорились? Возьмешь у меня инструментальный? На следующем бюро тогда утвердим.
Аня оглянулась. Сердиться на Толю Кузнецова было нельзя, просто невозможно, до того это был обаятельный парень с белозубой улыбкой и светлым шелковистым хохолком на затылке. И Аня была непримирима к его попыткам, как она выражалась, «сыграть на обаянии».
— Как тебе не стыдно, Толя! Ты же знаешь, сколько у меня организаций!
— Но ведь ты там со всеми дружишь, часто бываешь. А у меня, кроме заводов, еще университет. Это шутка, ты думаешь?
— Мало ли что я дружу. Я вот и сегодня там буду, как тебе известно. Но если по этому принципу подходить, — Аня лукаво сощурилась, — то уж мединститут, безусловно, должен отойти к тебе. Согласен?
Толя никак не реагировал на намек, но все кругом заулыбались: в райкоме уже давно шел разговор насчет комсомольской свадьбы.
В комнату инструкторов зашел второй секретарь райкома Саша Рубинин и, обращаясь к Кузнецову, озабоченно спросил:
— Из университета еще не приходил Рогов?
— Нет, а что?
— Да заваруха у них на филфаке со стенгазетой. Надо разобраться.
— Знаю, знаю, — сразу загорелся Толя, мгновенно забыв об Ане. — Пресловутая их «Мысль» явно не в ту сторону загибается.
— Вот они там какие-то меры и наметили.
— А, интересно! У меня на этот счет тоже предложение есть.
…Высокая, светлая, хоть и небольшая комната в райкоме комсомола на первом этаже кирпичного дома. Дом этот стоит в глубине широкого двора и еле виден за пенистыми вершинами могучих кленов и за молодыми, бойкими кустами сирени, прошлой осенью посаженными комсомольцами во время субботника.
И поэтому в комнате райкома зеленоватый воздух напоен густым травяным настоем. «Санаторный воздух», — говорит про него Аня и не позволяет никому здесь курить. И все ее слушаются. Даже Саша Рубинин, заядлый курильщик, гасит папиросу, прежде чем зайти к инструкторам.
В комнате на тумбочке — макет боевого корабля, подарок подшефной части. На стенах висят плакаты, диаграммы. Но в глаза прежде всего бросается кра* сочная надпись: «Не курить! Смертельно», и черная стрелка от нее указывает на Анин стол: опасность грозит прежде всего оттада. Это тем более понятно, что за остальными тремя столами — трое ребят, двоим из них все равно, а третий, Толя Кузнецов, главный страдалец, единственный «безнадежно отравленный никотином», как его называет все та же Аня.
В комнате у каждого из четырех столиков всегда толпится народ, и часто серьезные разговоры, горячие споры вдруг прерываются заливистым, веселым смехом. Тогда все головы немедленно поворачиваются к одному из углов, и разговор становится общим.
Весело в райкоме, хорошо, приятно, хоть далеко не всегда ведутся здесь приятные разговоры. Бывает… впрочем, чего тут только не бывает!
Но сейчас в комнате инструкторов настал тот редкий момент, когда почти нет народу, если не считать троих девушек из текстильного техникума у столика Володи Коваленко и вихрастого паренька в полосатой тельняшке — члена портового комитета комсомола.
От Ани только что ушли ребята с судостроительного, горластые, задиристые, и у нее еще до сих пор шумело в ушах от их возгласов и споров. Поэтому, когда Толя Кузнецов заговорил с вошедшим Сашей Рубининым, Аня, облегченно вздохнув, торопливо запрятала в стол последние бумаги и сняла со спинки стула свой жакет, собираясь уходить.
Но почти сразу за Рубининым в комнате появилось четверо ребят из университета во главе с Андреем Роговым, и завязался такой интересный разговор, что Аня невольно задержалась.
— Пора принимать решительные меры! — горячо говорил Андрюша Рогов. — Это совершенно чуждые нам люди! Они используют газету как трибуну для пропаганды вреднейших идей.
— А вы с ними пробовали беседовать? — подчеркнуто спокойно сказал Саша Рубинин.
Он обладал удивительнейшим свойством. Если собеседник горячился, Саша становился спокойным и неторопливым, но если собеседник был хладнокровным или равнодушным, то Саша вспыхивал, как смоляной факел. Но сейчас горячился Андрюша Рогов.
— Или не пробовали! Нет, хватит цацкаться! Сейчас нужны меры организационные.
— Снимать, к чертовой бабушке, — пробасил один из студентов.
Саша покачал головой.
— Надо подумать.
— Чего думать?! — вскипел Андрюша. — Они отрицают социалистический реализм, пропагандируют буржуазные течения в искусстве. Например, сюрреализм, абстракционизм, модернизм…
Паренек в тельняшке ошеломленно посмотрел на Андрюшу, потом со всего размаха стукнул кулаком по столу.
— Ах, мать честная! Вот гады!.. Да таких в открытом море топить надо, чтобы территориальные воды не заражать.
— Но, но, Галушко, — строго сказал Саша Рубинин. — Не заносись, пожалуйста. Это тебе не девятнадцатый год и не Врангель какой-нибудь. Ничего себе рецепт для решения идеологических споров!
— Зато на комитет вынести и по выговору вкатить — самый раз! — сердито буркнул Андрюша Рогов. — Мы так считаем.
Но тут вмешался Толя Кузнецов.
— А мы не так считаем! Такие вопросы оргвыводами не решаются. Это, знаете, легче всего. Вот в последнем номере «Коммуниста» другой метод рекомендуют.
— Это какой же? — запальчиво спросил Андрюша. — Опять уговаривать?
— А ну, давай, давай, Толя, — одобрительно кивнул головой Qаша Рубинин. — В этом плане и твое предложение?
— Именно. Я предлагаю провести на факультете открытый диспут. Хорошо его подготовить. И разбить их взгляды публично. Бить фактами, убедительно, так, чтобы ни у кого не осталось даже сомнений в нашей правоте. Ясно?
— Здорово! — вырвалось у Ани. — Вот это я понимаю!
— А я не совсем, — упрямо возразил Андрюша. — Зачем столько шума? Вопрос-то ведь очевидный.
И снова вспыхнул спор. Убеждали Андрюшу и его товарищей горячо и дружно. В конце концов он дрогнул, а через минуту уже сам загорелся новой идеей.
— И откладывать это дело нельзя, — все так же строго и спокойно сказал ему Саша Рубинин. — Сколько тебе надо дней на подготовку доклада?
— Ну, неделя нужна, конечно. У меня еще одно задание от редакции есть.
— Важнее этого доклада ничего быть не может, — отрезал Саша. — Ладно. Неделя так неделя. Сегодня у нас что, суббота? Значит, в следующую субботу, так?
— Суббота не годится, — вмешалась Аня.
— Да, пожалуй. Значит, пятница.
Андрюша покрутил головой и впервые за весь разговор улыбнулся.
— Маловато времени. Доклад надо делать зубастый.
— Ничего, хватит, — ответил очень довольный Толя Кузнецов и шутливо добавил: — Парень ты талантливый, эрудированный. Мыслей у тебя много. Успеешь. А надо, так и мы поможем.
Взглянув на часы, Аня воскликнула:
— Ой, мне пора, товарищи!
— Иди, иди, — добродушно кивнул ей Толя Кузнецов, давно забыв о вспыхнувшем было у них споре. — Технические детали мы уж как-нибудь без тебя обсудим.
Аня не привыкла оставлять шутку без ответа.
— Надеюсь, крупных ошибок не сделаете, а мелкие поправлю завтра. Утром доложишь.
По дороге домой Аня зашла в магазин. Стоя в длинной очереди в кассу, она неожиданно услышала веселый голос:
— Вот так встреча! Видите, Анечка, это — судьба!
