Витька сердито покачал головой.
— Не. Он так…
— Главное, какой-никакой, а отец, — примирительно сказал Шурик. — Глядишь, и пригодится. Верно я говорю, Стриженый? — обратился он к четвертому из ребят.
Это был гибкий и стройный паренек с капризным лицом и хитрыми зелеными глазами. Одет он был не в пример другим ребятам добротно, даже щеголевато, но голова была начисто, «под машинку», острижена. Звали его Олег.
— Точно, — лукаво согласился он. — Лично я на отца не обижаюсь. Пусть на него мать обижается.
— А ей-то чего? — поинтересовался Витька.
— Я, брат, такое про него знаю… — И, понизив голос, Олег насмешливо добавил: — С одной теткой крутит. Матери говорит, в магазине задерживается, собрание, мол. А я их сто раз видел, то на Приморском, то в такси куда-то катили. Думаешь, прошлый раз откуда у меня сотняга взялась? Отец дал. Я ему говорю: «Гони, а то матери все расскажу». Он и отвалил… — и Олег залился довольным смехом.
— А у меня, говорят, мировой отец был, — с сожалением произнес Шурик, и круглые, совиные глаза его стали задумчивыми. — Только помер рано.
Но Витьке уже надоел этот разговор. Он потянулся, оглядел полутемную каюту и довольно произнес:
— Эх, а здорово у нас тут стало! Шар еще радио соберет…
— Законно! — поддержал его Гоша и угрожающе добавил: А кто сунется — несдобровать!
— Фартово мы то дельце обделали, — хихикнул Олег. — И милиция — с носом! Скажи, нет?
— Лапитудники! — презрительно откликнулся Шурик. — Им на привозе тюлькой торговать. А приемник сегодня кончу, теперь все лампы есть.
Витька самодовольно усмехнулся.
— Со мной, братцы, не пропадете. Я еще и не такое выдумаю.
— Выдумаю… — передразнил его Гоша. — Ври больше. Я тебя прошлый раз с такими дядьками видел, что все ясно.
Витька ответил с напускным равнодушием:
— Кое-кто к нам во двор, конечно, ходит.
Неожиданно он насторожился и, предостерегающе подняв руку, произнес:
— Ша!
Все прислушались. За переборкой раздались чьи-то осторожные, неуверенные шаги.
Через минуту дверь каюты распахнулась, и на пороге возникла длинная, худощавая фигура.
— Уксус… — испуганно прошептал Витька.
— Он самый…
Уксус для убедительности смачно выругался и огляделся.
— Ничего себе подыскали хату!.. Способно, — одобрил он. — Два раза чуть башку себе не расшиб, пока добрался.
Ребята ошеломленно молчали. Никто из них, кроме Витьки, не знал Уксуса, и его вторжение казалось им загадочным, почти сверхъестественным.
Уксус вразвалку подошел к Витьке.
— Ну, Блоха, куда пропал? Почему носа не кажешь? Может, брезговать стал?
Витька, потупясь, молчал.
— Молчишь… — злобно прошипел Уксус. — Как в штабе у них побывал, так молчишь?..
И он с неожиданной силой ударил Витьку по лицу.
— Ой!.. — и Витька, громко всхлипывая, закрылся руками.
— Чего дерешься? — хмуро бросил Шурик.
— Цыц, вошь матросская! — грозно прикрикнул Уксус, оглядываясь на ребят и разыскивая глазами того, кто посмел ему перечить. — Ошметку из морды сделаю!
Он снова повернулся к Витьке.
— Ну, о чем в штабе разговор был?
Витька, не отнимая рук от лица, тихо ответил:
— Ни о чем. Как зовут, спрашивали.
— Ну?..
— А я не сказал.
— Брешешь, сволочь! Сказал!..
Уксус затрясся от ярости и, размахнувшись, снова ударил Витьку.
— Ой!..
Витька отбежал, но Уксус бросился на него, повалил на пол и стал топтать ногами.
— Брешешь!.. Брешешь!..
— Ой!.. Ой, больно!.. Ой, не надо!.. — кричал Витька.
Ребята, сбившись в угол, с испугом следили оттуда за этой дикой расправой.
Наконец Уксус, возбужденно сопя, отошел от рыдавшего на полу Bитьки и снова огляделся.
— Хе, устроились, гаврики, — усмехнулся он. — Откуда взяли?
Ребята враждебно молчали.
Уксус подошел к макету в углу и удивленно присвистнул.
— Фартовая вещица! Сперли?
Не дожидаясь ответа, он направился к другому ящику, небрежно смахнул с него радиодетали и уселся, откинувшись к стене. Потом опять, уже с интересом, оглядел ребят.
— Выходит, дельце обделали? Та-ак… Теперь, значит, заметут. Белый день в клетку… — мечтательно продолжал он, наслаждаясь испугом, отразившимся на лицах ребят. — Жизня еще та пойдет. А вот я, к примеру, о такой жизни не мечтаю. На кой хрен она сдалась! Вот морду кому набить — пожалуйста. И вообще повеселиться люблю. Душа у меня широкая… Тут мне не перечь! Или, например, кто продаст! — и покосился на уткнувшегося в пол Витьку. — Расчет короткий. А деньгу я завсегда и так получу. Первое дело — за баранкой сижу, на грузовой. Второе… вот ты, подойди! — Уксус неожиданно указал на Олега. — Ну, вошь матросская!..
Олег подошел, испуганно моргая зелеными, округлившимися от страха глазами. Уксус насмешливо оглядел его и приказал:
— Сымай пиджак! Ишь, папа с мамой приодели. Сымай, говорю!
Олег торопливо снял пиджак и отдал его Уксусу.
— Теперь часы сыман! — продолжал командовать тот. — Не дорос еще носить! Так бате и передай.
Он забрал часы и довольным тоном спросил:
— Скажете, грабеж? Никак нет, осмелюсь доложить. Наказание. За совершенное преступление. И скажи спасибо, что в уголовку не стукнул. Ну, говори спасибо! — грозно прикрикнул Уксус.
— Спасибо, — еле слышно произнес Олег.
— То-то же! — Уксус встал с ящика и потянулся. — Ну, я отчаливаю. И чтоб тихо было, как в могиле, ясно? Кровью умоетесь!
Он направился к двери, по пути с размаху больно ударив ногой Витьку.
— Детка, вытри носик, — насмешливо сказал Уксус, — чегой-то красное течет.
В дверях он оглянулся.
— Приветик! Как-нибудь еще наведаюсь. Фартово у вас.
Ребята молчали, пока не стихли за переборкой его шаги. Потом все заговорили разом, возбужденно и зло. Витька с усилием приподнялся с пола и, вытирая рукавом рубахи кровь на разбитом лице, молча перебрался на наматрасник и замер там.
— У-у, гад! — с ненавистью проговорил Гоша. — Таких расстреливать надо.
— Его злить нельзя, — опасливо сказал Олег. — А то он, знаете…
— Его не злить, его убить, гада, надо! — выкрикнул Гоша.
Шурик рассудительно заметил:
— Убить не убить, а придумать что-то надо…
При слове «придумать» ребята невольно оглянулись на Витьку: лучше него придумать никто не мог.
Но Витька лежал, закрыв глаза, и тихо стонал.
Ребята, приумолкнув, подошли к нему, и Шурик нерешительно спросил:
— Что, Блоха, здорово он тебя, да? Больно?..
Витька, стиснув зубы, только кивнул головой.
— Сам виноват, — сердито сказал Гоша. — Не надо трепаться кому не следует.
— Ему не расскажи… убьет… — с усилием, еле шевеля губами, ответил Витька. — Прицепился… Я думал, он так…
— Может, тебя к врачу?
— Никуда… не пойду… здесь останусь…
Шурик поглядел на товарищей, потом решительно объявил:
— Я с тобой тогда… только мать предупрежу, тревожиться будет.
— А она возьмет и не пустит, — заметил Олег.
Шурик презрительно усмехнулся.
— Это меня-то? Скажу, дело есть, и все.
— Ну и я останусь, — заявил Гоша. — Отец небось еще с соседями лается.
— А я как же?.. — растерянно спросил Олег. — Мне, знаете, как влетит за пиджак и за часы!
— Так оставайся, дело большое!
— Да-а, оставайся… А он опять придет. Всех нас тут поубивает.
И вдруг каждому из четырех стало окончательно ясно, что их убежище, казалось, самое тайное и безопасное на свете, стало теперь для них самым опасным и страшным местом.
— Что же делать? — спросил Шурик. — А дома, может, уже милиция нас ищет?
При эти словах мороз пробежал у всех по спинам.
— И… и на черта сдались нам эти значки, вымпелы? — с тоской проговорил Олег. — Так спокойно жили. Вот куда теперь деться?
И снова все взгляды устремились на Витьку…
В тот день Аня Артамонова собралась раньше обычного уйти домой: так уговорились с отцом. Вернее, он просто велел ей прийти пораньше, и она обещала. Еще бы, предстоит серьезное дело. Как это здорово, что отец теперь занят такими делами! Он совсем другим человеком стал.
