— Подвал большой. Может, здесь есть второй выход прямо на улицу? — Витька сказал это, но в голосе его было сомнение.
— А кто его откроет для нас?
— Хорошо, давай попробуем сначала вперед, а там посмотрим.
Они советовались друг с другом, меня не спрашивали. И хоть Сережка был какой-то не такой, все равно я чувствовала себя настоящей женщиной — мне теперь не надо думать, как выбраться из трудного положения — я сюда пришла, а уж как мне отсюда выбраться, пусть думают они. И я была уверена в Сережке и Вите, что бы там ни было, а вот в обиду другим они меня не дадут — конечно, Сереженьке приятнее самому меня обидеть, чем кому-то это передоверить.
— Так, — сказал Витька, — сначала я, если получится, вы за мной, я наверху прикрою.
Он выскочил из-за угла, где мы стояли, и побежал к лестнице. Но тут же, почти сразу сверху раздалось несколько выстрелов.
Лестница была темной, и стреляли, наверное, не в Витьку, а потому, что услышали шаги, ну, не совсем не в него, а наугад.
Сережка схватил меня за руку и потащил за собой по коридору. Снова раздались выстрелы. Сережка повалил меня на пол у стены и сам упал на меня. Ему было, конечно, хорошо, а я вот лежала прямо на грязном каменном полу.
Витька подбежал к нам.
— Давайте сюда, — сказал он и открыл находившуюся у противоположной стены небольшую дверь небольшого помещения.
Сережка быстро встал на ноги, потом схватил меня, опять как котенка за шиворот, тоже поднял и, можно сказать, швырнул в это помещение, где стоял уже Витька. Хорошо хоть он, Витя, меня поймал более-менее аккуратно. Сережка был уже рядом.
— А ты не можешь обращаться с женщиной по-человечески? — спросила я его немного раздраженно, но только, скорее, это было не раздражение, а обида.
Но Сережка не успел мне ответить, потому что в эту секунду раздался страшный грохот. Я догадалась — это стреляют из автомата, и когда поняла это, решила оставить на потом вопрос, как нужно обращаться с женщиной, когда не будут стрелять, тогда это и можно будет выяснить.
— В кого это они? — спросил Витька так спокойно, как будто выстрелы слышались из телевизора и он не мог понять, кто в кого там стреляет.
— Ни в кого, — ответил Сережка, — просто так" вдоль по коридору. Что будем дальше делать?
— Надо бы свет погасить, — сказал Витька, посмотрев на тускло светившую лампочку в коридоре.
— Думаешь, когда они начнут дымовые шашки бросать, это поможет? — спросил Сережка, но сам стал освещать и осматривать пол комнаты, наверное, искал, чем бы можно было бросить в лампочку.
Он вдруг отошел от двери, что-то поднял и с трудом бросил к ногам Витьки. Это был большой моток колючей проволоки.
— Хорошо, — согласился Витька и стал разматывать эту проволоку.
Сережка в это время нашел какой-то обрезок трубы. Он быстро выскочил из-за двери и швырнул его в потолок вдоль коридора. Послышался глухой хлопок и потом еще один, и две лампочки погасли.
— Хорошо бы так одним выстрелом сразу двоих, — проговорил Косарь, — а то у нас патронов почти нет.
Я выглянула из-за двери. Теперь светила только лампочка около угла ниши, где прятались наши противники.
— Присмотри за ними, — сказал Витька, я не поняла только кому, мне или Сережке, и выскочил в коридор. Он быстро пошел вперед, разматывая на ходу колючую проволоку, потом забежал в следующую дверь.
Сережка все это время стоял и внимательно смотрел, не покажется ли кто из-за угла, а Витька, когда забежал в такую же комнатушку, в какой стояли и мы, только без двери, стал там разматывать проволоку и бросать ее на пол коридора.
Никто не стрелял, никто не нападал на нас, и я решила кое-что выяснить.
— Сережа, — заговорила я, — скажи, почему ты такой?
— Какой? — поинтересовался он.
— Ты даже не хочешь разговаривать со мной. Может, я зря пришла сюда за тобой, может быть, она тебе нравится, может, ты вообще в нее влюбился и не хочешь отсюда уходить?
— Маш, я совсем не понимаю, о чем ты говоришь. И кажется, сейчас не совсем подходящее время для выяснения чего-либо.
— Сейчас очень как раз подходящее, в нас никто не стреляет, на нас никто не нападает. Если ты не хочешь, чтобы я была с тобой, ты скажи, я оставлю тебя в покое, я уйду.
— И куда, интересно, сейчас ты уйдешь?
— Ну, не сейчас, а когда мы отсюда уйдем, тогда я могу от тебя уйти.
— Считай, что договорились. Только сначала нам нужно отсюда уйти.
— Ты что, правда хочешь, чтобы я от тебя ушла?
— Нет, я не хочу, чтобы ты от меня уходила, я хочу сам от тебя уйти.
— А, вот как. Ты, значит, хочешь, чтобы мне тяжелее было. Нет уж, тогда я от тебя уйду, а ты мучайся.
— Знаешь, с каким удовольствием я надавал бы сейчас тебе по твоей красивой мордочке.
— У меня не мордочка, у меня лицо. Понял, ты? — И я от обиды со всей силы дала ему такую пощечину, что он от боли даже схватился рукой за щеку и наклонился.
И в это время издалека послышался чей-то голос.
— Эй, вы! — закричал этот голос. — Хочу поговорить две минуты мирно.
— Говори, — услышала я, как ответил из соседней комнаты Витька.
— Люди разозлились. Вам отсюда не выйти, и вы это понимаете.
— Лысый, — снова ответил Витька, — чем хуже наше положение, тем больше твоих шакалов станут трупами.
— А с кем я вообще разговариваю?
— Угадай, Герман, — усмехнулся Витька.
— Ладно, угадывать не буду, я посмотрю, — ответил тот, кого Витька назвал Германом, и в это же время послышался топот ног.
Я посмотрела в щель между дверью и дверным косяком — из-за угла ниши выскочило несколько человек и бросилось в нашу сторону.
Сережка, выглянув из-за двери, выстрелил несколько раз, оттуда тоже послышались выстрелы, но только стреляли не из пистолетов, а у них были автоматы, и они стреляли из них.
По узкому коридору эхо так неслось, что закладывало уши.
Я увидела, как первые бегущие поравнялись с тем местом, где прятался Витька. И они сразу налетели на спутанные комья колючей проволоки. И они стали падать, запутываясь в ней, и стали натыкаться друг на друга. Наверное, колючки вонзались в них, может, и не глубоко, но сразу в десятках мест одновременно, и от этой боли они стали кричать, несколько человек хором. Это очень страшно слышать, когда сразу несколько человек кричат от боли. Мне хотелось закрыть руками уши. Но я стояла и смотрела, потому что мне нужно было видеть, что сейчас со мной случится.
Те, которые были сзади, не понимали, что происходит, и они остановились растерянные.
А Сережка и, конечно, Витька, все стреляли и стреляли.
Я даже хотела сказать, что хватит, что не надо, может, я даже говорила это негромко, но только меня все равно не слышали и не услышали бы, даже если бы я кричала — такой шум стоял и от криков других людей, и от выстрелов.
Наконец те, кто не запутался в проволоке, догадались, что надо убежать назад, и они убежали.
Выстрелы, крики, стоны постепенно затихли.
Я стояла и как-то очень плохо соображала, до меня плохо доходило, что произошло сейчас.
А Сережка осторожно вышел из-за двери и, пригибаясь, подошел к тому месту, где остались лежать запутавшиеся в проволоке. Я видела, как он протянул руку, хотел взять автомат, валявшийся на полу, и в это время раздался выстрел.
И Сережка сразу упал.
Я выскочила и как сумасшедшая побежала к нему. Я схватила его за рукав и хотела оттащить от этого места туда, где мы прятались, до меня еще не дошло, что могло случиться что-то очень плохое, я не умом, а как-то по-другому это ощущала.
Но Сережка вдруг вытянул руку, схватил меня и, как и недавно, снова повалил на пол, прижал к себе. Значит, ничего страшного не случилось.
— Серега, — услышала я в это время голос Витьки, — не волнуйся, это я, там один зашевелился. Давайте, уходите, я пока посмотрю за ними.
Сережка поднялся, не давая встать мне, взял еще один автомат, кроме того, около которого он упал, потом поднял меня и, толкая перед собой, забежал обратно в нашу комнатку.
Послышались мягкие шаги, и к нам вбежал Витька.
— Надо посоветоваться, — сказал он.
— Я не знаю, что можно посоветовать, — усмехнулся Сережка. — Могу только поделиться предположением.
— Делись.
— Дымовых шашек у них нет. Если бы были, они с них и начали бы.
— Точно, я об этом не подумал. Маша, а у тебя какие предложения?
— Хочешь услышать деловое предложение из уст младенца? — спросила я.
— А почему бы и нет?
— Тогда слушайте — им нужно предложить денег.
Оба мужчины, стоявшие рядом со мной, помолчали.
— А я бы до такого не додумался, — сказал наконец Сережка.
— Потому что ты художник, а Маша деловая женщина.
Не хочу примазываться к чужому открытию, но только я и хотел именно это обсудить.
— И что, есть шанс? — спросил Сережка.
— Один процент, не больше.
— Почему так мало?
— Потому что они могут просто обмануть. А еще, они не знают, что я здесь, а когда узнают, тогда поймут, что я этого так не оставлю, и побоятся даже за деньги нас отпустить.
