— А ты что, станешь устраивать с ними разборку?
— Что я стану делать и что нет, это не важно, главное, что они подумают, а они подумают именно так. И тогда они не захотят меня оставить, а значит, и вас тоже.
— Скоро они откроют вторую дверь и тогда полезут с двух сторон.
— И я о том же, — согласился Витька, потом он сказал:
— В комнате, где мы тебя нашли, полно газовых баллонов.
— Да, — кивнул Сережка. — У них зимой здесь все газом отапливается.
— А ты не спросил, сейчас эти баллоны пустые или полные?
«Что это Витьку так волнуют эти баллоны?» — подумала я, но говорить вслух ничего не стала.
А Сережка сказал:
— Не думал, что тебя это заинтересует, не догадался спросить. Но зато посчитал от нечего делать — там их шестьдесят пять штук.
— Надо бы узнать. Пойду посмотрю.
— Нет, — сказал Сережка, — ты оставайся, а я пойду посмотрю. — И он, не дожидаясь согласия, убежал.
— Трудно с творческими людьми, да, Маш?
— Если б я выбирала, — сказала я.
— То выбрала бы снова его, — усмехнулся Витька.
— Вить, — не выдержала я, — может, ты мне объяснишь.
Я столько времени мучилась, искала его, вот нашла, а он себя ведет, как последняя сволочь. Почему это так?
— Не знаю, но могу тебе открыть одну тайну.
— Открой, конечно, я очень люблю чужие тайны, особенно если это Сережкина.
— Он как-то мне сказал, что ты для него так много значишь, что он может тебе простить почти все.
— Он тебе соврал. Он не хочет мне простить одну-единственную ошибку за всю нашу жизнь, которая у меня случайно получилась по его вине.
— Маш, я не знаю, что у тебя была там за ошибка, но мне больше всего понравились твои последние слова.
В это время послышались шаги. Вернулся Сережка.
— Я попробовал штук десять, все полные.
— Хорошо. Значит, у нас есть лучший вариант, чем предлагать им деньги. Как там Мишаня?
— Уже пришел в себя, жалуется на судьбу, признает все свои ошибки и даже просто заблуждения. Хочет искупить.
— Пошли туда, они, кажется, надолго затихли, — выглянув из-за двери, сказал Витька.
— Разрабатывают новые планы, — с издевкой в голосе предположил Сергей.
— Пошли, — снова сказал Витька, и мы с Сережкой побежали в ту комнату, в которой нашли его. Витька стоял и внимательно наблюдал за углом ниши, где была лестница, потом побежал вслед за нами.
Мишаня стоял у стены, и вид у него был виноватый и застенчивый.
Витька подошел к нему и освободил его от трубы.
— Слушай внимательно, — сказал Витька, для убедительности постукивая Мишане по груди стволом пистолета. — Скажешь своему Гере, что мы согласны обсудить с ним его условия. Но только здесь, выходить не будем.
Мишаня быстро кивнул, соглашаясь.
— Будут у него какие-то вопросы, пусть передаст через тебя. Все, иди.
Мишаня снова кивнул и продолжал стоять.
Сережка подошел и шлепнул его по плечу.
— Ну ты чего стоишь, Михаил? Инструктаж закончен, проверять усвоенное не будем, а то еще завалишь экзамены, а где нам вместо тебя другого искать. Иди, можешь сказать своими словами. — И Сережка подтолкнул его в плечо. — Только осторожней, там колючая проволока, — предупредил он.
Мне они объяснять ничего не хотели. Ну и ладно.
Мы вышли из Сережкиной комнаты с трубой и баллонами.
Мишаня не вернулся. Но вопросы у Геры были, это мы поняли, когда услышали его голос, донесшийся из-за угла.
— Почему не хотите подняться? — спросил он.
— Нам здесь удобней, — ответил Косарь.
А Сережка объяснил:
— Если наши переговоры не закончатся подписанием взаимовыгодного контракта, здесь нам проще будет вернуться к статус-кво и снова занять круговую оборону.
Через минуту голос Геры ответил:
— Хорошо.
— Серега. — И Витька указал взглядом на дверь комнаты с газовыми баллонами.
А Сережка не ждал этого, он уже пошел туда. Я тоже заглянула. Сережка быстро откручивал вентили всех подряд баллонов.
Сережка вышел из комнаты одновременно с появлением из-за угла Геры. Что это именно он, Гера, я поняла сразу и сразу поняла, почему его Витька называл Лысым — голова его была похожа на бильярдный шар, только блестела немного посильнее. Но перед ним шли несколько человек с автоматами, и они почти полностью закрывали его.
— Бросайте стволы! — скомандовал один из шедших впереди.
Сережка сразу положил свой автомат на пол, вслед за ним и Витька.
— Гера, — заговорил Сережка, — мы одумались, мы полностью признаем свои ошибки и заблуждения. И вообще, я здесь ни при чем, ты это учти, это они хотели меня насильно отсюда увезти, а мне здесь нравилось, честное слово.
Сережка болтал всякую чушь, и я поняла, что он сильно нервничает, с ним всегда так — когда он нервничал, становился слишком разговорчивым. Вообще-то и во мне есть что-то похожее.
Двое из Гериных сопровождающих подошли к Сережке и Витьке и стали их ощупывать.
— Чистые, — сказали они.
Гера внимательно смотрел на меня.
— А я думал, мне показалось, — сказал он, — что с вами девочка, оказывается, правда. Косарь, придется осмотреть и ее.
— Зачем? — спросил Витька.
— У меня такое чувство, что вы что-то задумали и она в этом играет не последнюю роль.
Он очень ошибался. Нет, в том, что ребята что-то задумали, и я не сомневалась, но вот в отношении моей роли в этом… Я и сама понятия не имела, что они задумали.
Я стояла позади Сережки и Вити и подойти ко мне было не так просто. Но я не стала ждать чьего-либо разрешения. Я прошла между ними и встала перед теми двумя, которые должны были меня обыскать. И сделала я это не из вредности, чтобы дать или не дать Сережке позволить меня обыскать или просто позлить его, а потому что поняла, что если эти двое попробуют сейчас силой вытащить меня, тогда может получиться что-то не так, не по плану Витьки и Сережки, или, как говорят военные, — внештатная ситуация, я не против таких ситуаций в принципе, да и какая женщина против чего-то внештатного, но вот только не в подобном случае, не сейчас.
— Серег? — Витя посмотрел на Сережку предостерегающе.
А Сережка сказал, и голос у него был очень серьезный:
— Я убью того, кто до нее дотронется.
— Прямо как в кино, — а вот у Геры голос был издевательский.
А мне все равно понравилось, мне было приятно это Сережкино обещание, он обещал убить за то, что меня оскорбляли, и это не может не понравиться любой женщине.
Меня стали обыскивать оба сразу и очень тщательно, хотя на мне были только кофточка и джинсы и все это нисколько на мне не висело. Но какие у них были лица — они улыбались, как два школьника, рассматривающие порнографический журнал под столом, улыбки у них были хамски-застенчивые и похотливые одновременно.
— А они остались живы, — сказал Гера Сергею, когда эти двое отошли от меня.
— Пусть подождут, еще немного времени есть, — сказал Сережка.
— Если с вами случится что-то лет через пятьдесят, то только потому, что вы обыскали эту самочку, — сказал Гера тем двоим.
А мне стало обидно за Сережку, и хоть мы с ним сейчас и ссорились, но все равно.
— Гера,. — сказала я, — а ты не хочешь меня обыскать?
— Попозже, — улыбнулся он мне, и догадываться не нужно было, что он хочет этим сказать. — А пока поговорим о серьезном. Пошли наверх и там будем обсуждать ваши условия, — сказал он уже Сережке с Витей, а на слове «ваши» он еще и усмехнулся.
— Нет, — не согласился Сережка. — Мы договорились, что обсуждать будем Здесь, тем более я здесь уже привык, а вот закончим уже наверху.
Гера в это время стал прислушиваться к звукам, доносившимся из-за закрытой двери, около которой мы стояли.
— А что там такое шипит? — забеспокоился он.
— А ты что, не знал? — спросил Сережка удивленно. — Там же баллоны с пропаном. Ну ладно, это мелочи, так какие там условия? — И он, толкнув дверь, открыл ее.
И сразу шипение стало слышно намного сильнее, как будто в комнате собрались несколько сотен змей, которым всем одновременно наступили на хвосты, и почувствовался запах газа.
— Кстати, об условиях, — продолжал Сережка, кивнув на открытую дверь. — В переводе на тротиловый эквивалент, как это называют по-научному, здесь взрывчатки столько, что я не возьмусь даже посчитать сколько. Но могу сказать точно, что будет, если эти баллоны взорвутся — вместо этого большого дома здесь появится большая яма, по-другому она еще будет называться — воронка. Всем все понятно? Если кто-то из вас дернется сейчас, — обратился он уже ко всем, — я добываю огонь из этого приспособления. — И он показал зажигалку, которую отобрал у меня, когда еще искал колючую проволоку, и не сильно, так что искры не появилось, провернул ее колесико.
Сережка говорил, а у Геры менялся цвет лица — сначала он стал красным, а потом серым с пепельным отливом. Но когда он заговорил, голос его звучал спокойно.
— А девочку не жалко? — спросил он.
