«Если я когда-нибудь нарушу эту клятву или пойду против своего кровного брата, пусть меня покарает рука Всевышнего!»
Резо сожалел только о том, что ему так и не суждено еще раз увидеться с сыном, взглянуть в его ясные глаза, заключить в объятия...
Митяй остановился напротив раскрытой дверцы. Дуло его «нагана» смотрело точно в правую глазницу Резо. Одного единственного оставшегося в обойме патрона было достаточно. Митяй спустил курок. Голова Резо дернулась. Кровь брызнула на сиденье автомобиля.
– Сука! Это тебе за Рекрута!
Митяй опустил руку с «наганом» и бегом вернулся к пролетке.
– Гони, Чиграш, – распорядился он, вскакивая на подножку.
Чиграш по очереди ударил хлыстом каждую из лошадок, и экипаж помчался по Огудалова, стуча колесами по булыжной мостовой. В конце квартала к ним в пролетку запрыгнул и маленький юркий пацаненок в расстегнутой на груди рыжей телогрейке.
* * *
Москва. Большая Марьинская улица
Не отрывая взгляда от портрета покойный жены, Камаев неспешно взял в руки «наган» и скрупулезно, педантично протер его полой собственной рубахи. Затем так же старательно он протер и патрон. Вставил его в обойму. Одним щелчком вернул барабан на прежнее место и несколько раз прокрутил его. Определить теперь, в каком из гнезд барабана находился смертоносный заряд, не представлялось возможным. Но в этом и заключалась суть «русской рулетки».
– Я очень надеюсь на встречу, Анюта, – вполголоса произнес Виктор Назарович, обращаясь к изображению на снимке.
Он развернул «наган» и вставил его дулом в рот. Указательный палец коснулся спускового крючка. Камаев закрыл глаза.
Осторожный стук в дверь не позволил чекисту произвести традиционного утреннего выстрела. Он неохотно вынул изо рта дуло и убрал руку с оружием под стол. Фотография в рамке осталась стоять на прежнем месте. Стук повторился.
– Да! – коротко бросил Камаев.
Дверь медленно отворилась, и в образовавшийся проем робко протиснулся Гроссовский. Недавний заключенный Бутырки был в одной рубахе с закатанными по локоть рукавами. Короткий «ежик» нелепо топорщился на макушке. Вид у Гроссовского был растерянный и беспомощный. Его поведение мало отличалось от того, которое наблюдал Камаев во время их первой встречи в кабинете Тимошина.
– Прошу прощения, Виктор Назарович... Доброе утро. Я не отвлекаю?
– Что вы хотели? – довольно резко откликнулся Камаев.
Гроссовский стушевался еще больше.
– Дело в том, что когда к вам приходили час назад люди из ЧК, я краем уха слышал... Они говорили слишком громко, и я... В общем, это правда, Виктор Назарович?
– Что именно?
– Ну, то, что Резо убили?
Камаев с мрачным видом пожевал нижнюю губу. Его ответ последовал далеко не сразу.
– Да, это правда. Нам удалось задержать не всех из ближайшего окружения Рекрута. Кое-кому удалось уйти. И они свели счеты с Зурабишвили за его предательство.
– Ясно, – Гроссовский кивнул. Если сообщение и расстроило бывшего коллежского асессора, виду он старался не подавать. – А вы... Вы уже говорили об этом с Андреем?
– Не говорил, – голос Камаева звучал сухо и даже, как показалось Михаилу Петровичу, подчеркнуто официально. – И я думаю, будет лучше, если эту новость до мальчика донесете вы. Вы сумеете сделать это более тактично и... безболезненно.
– Для него это будет большой удар.
Гроссовский произнес последнюю фразу не столько для собеседника, сколько для самого себя. Но чекист счел нужным парировать:
– Я понимаю. Но помочь уже ничем не могу.
– Да, конечно, – быстро продолжил Гроссовский. – Только... У меня к вам просьба, Виктор Назарович...
– Что еще за просьба?
– Я подумал... Раз родных у мальчика больше нет... Я могу усыновить его? Официально усыновить, Виктор Назарович.
Камаев на секунду задумался.
– Это можно устроить.
– Вы не могли бы похлопотать по данному вопросу? Я был бы вам очень признателен.
– Хорошо. Я похлопочу, – раздражение Камаева все более возрастало. – И, скорее всего, вопрос будет решен положительно. Можете быть спокойны, Михаил Петрович. Надеюсь, это все?
– Да... Извините еще раз, что потревожил вас...
– Идите!
Гроссовский вышел из комнаты и мягко прикрыл за собой дверь. Камаев слышал его тяжелые удаляющиеся шаги. Неприятно было думать о том, что мальчик на всю жизнь останется с этим мягкотелым, сломленным жизнью человеком. Но другого выбора не было. Камаев поморщился и отогнал от себя ненужные сейчас мысли. Сегодняшний раунд в «русскую рулетку» еще не был доигран.
Виктор Назарович потянул руку из-под стола, и в этот самый момент указательный палец непроизвольно надавил на курок. Грохнул оглушительный выстрел. Заветная пуля со свистом выскочила из дула «нагана» и вонзилась в паркетный пол чуть левее ботинка Камаева. Барабан опустел.
Протяжный стон вырвался из груди чекиста. Он закрыл лицо обеими руками и всем телом навалился на стол. Рамка с фотографией покачнулась, а затем упала изображением вниз.
