— А в чем, в бизнесе? Пожалуйста! Попросят — покаюсь. С меня не убудет.
— И все бросишь?
— Ну, зачем так ставить вопрос? — тонко усмехнулся Жора и подмигнул Стелле. — Одно дело покаяться, другое дело бросить. Бизнес — дело реальное, солидное, а главное — прибыльное.
Жора, обняв Стеллу, развалился на диване и самодовольно продолжал:
— На что тратите свои молодые силы, мальчики? Надо жить весело в наш суровый век. Курите «Честер», жуйте вкусную резинку, выдавайте «рок», но без всякой идеологии, и будьте счастливы! Все это даст вам бизнес. Как говорил один великий человек: «Вы хочите песен? Их есть у меня!»
Из другого конца комнаты Червончик патетически воскликнул:
— Вот слова не мальчика, но мужа!
— Жора, ты прелесть! — засмеялась Стелла, прильнув к его плечу. — Ты почти мой идеал.
— «Рок» без идеологии, — презрительно скривился Валерий. — Какая трусливая и нищенская философия!
Жора снова усмехнулся, на этот раз снисходительно.
— Говоришь, нищенская? И к тому же трусливая? На этот счет могу дать одну деловую справку. Фамилий и цифр не называю исключительно из соображений здоровой конкуренции и личной безопасности. Я сейчас все наличные средства и все, какие только удалось достать, кредиты ставлю на одну карту. Случайно найденную карту! Если выиграю — могу приобрести тачку системы «Волга», даже две, если захочу.
— Бери выше, — откликнулся Червончик. — Любой дизельэлектроход на Черном море!
— Именно. А проиграю — буду стрелять у вас сигареты и клянчить на пиво. Это к вопросу о смелости и нищете.
Анатолий поморщился и сказал, обращаясь к Марине:
— Ох, уж эта торгашеская бравада! Он неисправим.
— Он противен, — тихо поправила его Марина.
Стелла пристально взглянула на Жору и отодвинулась, капризное лицо ее стала почти злым.
— А как к вопросу о дружбе? — тихо, с угрозой спросила она.
Жора поспешно наклонился и прошептал:
— Стеллочка, радость моя, к нашим делам с ним это отношения не имеет.
Стелла враждебно отстранилась.
— Но ты сказал, что все средства…
— Абсолютно все. И даже еще больше. Таковы суровые законы бизнеса. Но дело стоит того, будь уведена.
— Тогда скажи, что это за дело.
Жора загадочно улыбнулся.
— Это коммерческая тайна. Ты первая не будешь меня уважать, если я проболтаюсь.
— Ты меня не любишь… — Стелла капризно надула губки. — Я не останусь с тобой…
— Останешься, — Жора привлек ее к себе. — Твой дорогой уже пса спустил. Теперь не только ваш дом, а всю Красноармейскую за два квартала обходить надо. Представляешь? — обратился он к Тарану.
Василий усмехнулся. Прислушиваясь к их разговору, он не мог побороть в себе растущее чувство неловкости и какого-то смущенного протеста. Но росло в нем и любопытство. Никогда раньше не попадал он в такие компании, не слышал таких споров. За многими словами он угадывал какой-то скрытый и нехороший намек или иной, более широкий и важный смысл, который не мог понять. Ему даже казалось, что эти люди вдруг переходят в разговоре на другой язык, лишь внешне кажущийся русским.
И только Кира, сидевшая рядом и как бы невзначай прижавшаяся к нему плечом, казалась близкой, понятной. Он вдыхал крепкий запах ее духов и, то ли от этих духов, то ли от выпитой водки, чувствовал, как хмель туманил голову.
— Вы всегда такой скромный? — смеясь, лукаво спросила Кира. — Все молчите, что-то думаете. Вам приятно здесь? Правда, весело?
— В общем весело, конечно. А скромный… но все я не такой уж скромный, — усмехнулся Таран и, решив доказать свою нескромность, крепко обнял ее за талию.
— Ого, какой вы сильный! Пойдемте танцевать?
Из радиолы уже рвались раздирающие, прыгающие, визжащие звуки, и несколько пар скакали и кружились посреди комнаты.
Таран почувствовал, что танцевать так, как он привык, под эту музыку невозможно, она подмывала к чему-то необычному и азартному.
— Ой, ля!.. Ой, ля!.. — возбужденно кричал Валерий. — Больше жизни! Больше страсти!..
И Таран, подчиняясь охватившему его вдруг озорному, бесшабашному веццчью, завертелся с Кирой по комнате. Он смотрел на ее смеющееся лицо, ловил дразнящие искорки в глазах, а в чувственном изгибе ярких, влажных губ угадывал что-то вызывающе грубое и доступное. Василий неожиданно для самого себя нагнулся, и Кира, полузакрыв глаза, ответила ему долгим поцелуем.
Никто не обращал на них внимания, все вертелось и бесновалось вокруг. Дико взвизгивала, стонала и грохотала радиола.
Задыхающийся и взволнованный опустился, наконец, Василий на диван возле Киры.
— Ну и музыка… — только и мог он сказать.
Ему на минуту вдруг показалось, что музыка эта прилипчива и противна, как грязь на улице, что она испачкала его чем-то. Поглядывая на танцующих, Василий с невольным смущением подумал, что и он только что вот так же нелепо бесновался под эту сумасшедшую музыку. От этой мысли ему стало не по себе.
— Классический «рок», — тоном знатока ответила Кира и, кивнув на Жору, добавила: — Уж он понимает, что выдать.
— Вы с ним давно знакомы?
— Ревнуешь? — лукаво засмеялась Кира, легко и свободно переходя на «ты». — Не надо. Одно время встречались, но потом у нас все порвалось. И сейчас «сердце свободнее ищет любви», — пропела она и, проведя горячей ладонью по его лицу, сказала: — Ты хороший. Опиши немного о себе. Где ты работаешь?
Таран ответил и, в свою очередь, спросил:
— А ты?
— Я в магазине. Знаешь, на Черноморской? В отделе спорттоваров. Придешь?
— Приду.
— У нас такой зав, кошмар! — увлеченно защебетала Кира. — Мы на него все психуем. У него роман с Веркой из посудного отдела. Вот он однажды зазвал ее в кабинет, а она такая ехидна. И вдруг его сынок Олежка приходит. Ну, мы его туда и послали. Хорошо, она выскочила… А Олежка этот хитрый, хоть и в школе еще учится…
Таран плохо слушал.
Но вот радиола стихла, и пары, возбужденные, усталые, начали расходиться по углам.
— Это какой-то припадок, — говорила Анатолию Марина. А на некоторых это вообще плохо действует.
Анатолий шутливо потер руку.
— Я это почувствовал.
В это время Валерий озабоченно поглядел на часы и громко объявил:
— Дорогие друзья, я вас ненадолго покину.
Уважительная причина интимного свойства.
— Объясни, тогда отпустим! — крикнул Червончик.
Валерий театрально вздохнул и развел руками.
— Ну, если вопрос ставить так, извольте. Свидание. Девушка неслыханной красоты и обаяния. Постараюсь уговорить прийти к нам.
— Кто такая?.. Откуда?.. Как зовут?.. — посыпалось со всех сторон.
— Похоже на пресс-конференцию, — рассмеялся Валерий, затягивая галстук, который он достал из шкафа. — Это жемчужное зерно я раскопал… где бы, вы думали? В библиотеке! Как видите, иногда полезно туда заглядывать. Она там работает. В прошлом году окончила наш факультет. Мы разговорились, и я умолил ее сегодня встретиться. Ровно в десять.
— Это все, признавайся? — с напускной суровостью спросил Анатолий.
Валерий усмехнулся.
— Есть одна пикантная подробность: она пока влюблена в другого. И это вопиющий нонсенс, абсолютный мезальянс. Я уже все узнал.
— Почему нонсенс? — продолжал с пристрастием допытываться Анатолий.
— Отвечу текстом известной телеграммы: «Волнуйся. Подробности письмом». Мне некогда. Ждите нас через полчаса.
И Валерий, отвесив театральный поклон, сдернул со спинки стула пиджак и направился к двери.
Если бы кто-нибудь спросил Машу, чем ей понравился высокий белокурый парень с большими светлыми глазами на худощавом лице, в красивом заграничном свитере, она не смогла бы сказать.
Остроумный, неглупый, начитанный, Валерий весь вечер не отходил от стойки, где Маша выдавала книги. И ей было интересно слушать его — в этом она призналась себе сразу. У него были какие-то необычные, оригинальные суждения, широкие взгляды.
Часто ей хотелось с ним поспорить, иногда она вынуждена была соглашаться или вдруг сама удивлялась, как раньше не замечала того, о чем он ей говорил. А разговор у них, естественно, шел о самом дорогом и любимом для Маши — о книгах.
