И снова вспыхнул спор.
— Если они запретят газету, — горячился Анатолий, — это будет нечестный прием! Нас лишают трибуны.
Между тем Валерий лениво поднялся с дивана и не спеша вышел в переднюю. Закрыв за собой дверь, он подскочил к столику у зеркала и, перерыв лежащие там сумки, шляпы, перчатки и косынки девушек, вытащил сумочку Марины и раскрыл ее. Воровато озираясь, он порылся в ней и, наконец, нашел, что искал: смятую записку Андрея Рогова. Он поспешно ткнул сумку на старое место и побежал на кухню. Там он несколько раз с усмешкой перечел записку и, бережно сложив ее, спрятал в карман.
…Василий Таран только делал вид, что ему сейчас так уж безмятежно хорошо и приятно. Он и себя самого пытался убедить в этом. Действительно, все было необычно вокруг. Бешеная музыка, к которой он не привык, взвинчивала нервы, возбуждала его.
Да и Кира — девчонка красивая, ласковая.
Но чем больше Василий пил, тем все противнее становилось на душе. Обманул… И кого обманул?
Своих, до гроба своих ребят. Как он посмотрит теперь в глаза Николаю, Коле Маленькому, Борису, когда они спросят: «Где был?» Соврет? Впервые в жизни соврет им? Все эти — Таран огляделся — враги Андрея Рогова. А он тоже свой. Выходит, это враги и его, Тарана? А Жорка? А Червончик? Да разве когда-нибудь он сможет признаться, что пил с ними? Эх!.. Все пропало! Николай после этого не подаст руки, и другие ребята тоже… Николай… Он тогда не позвал Машу, побоялся за нее. Только и всего. Но Таран видел, что ребята до сих пор не простили этого своему бригадиру. Таран тоже не простил. И Николай чувствует это, все время чувствует!
И мучается. Но ведь он поступил так только потому, что любит Машу. А почему поступил сегодня так он, Василий, почему пришел сюда? И что же будет, если ребята узнают о его поступке? И вдруг новая мысль обожгла мозг: Аня!..
Глаза Тарана сузились, сошлись у переносицы густые, черные брови, между ними залегла горькая складка.
Аня, Аня… Уж она-то этого но простит никогда.
Ребята, те, может быть, и простят, а она…
Но тут теплые руки порывисто обхватили его шею, и губы, нежные, влажные, коснулись его разгоряченной щеки. Кира томно прошептала в самое ухо:
— Ну что же ты молчишь? Я тебе не нравлюсь?
Она вскочила с дивана и потянула за собой Тарана.
— Танцевать, танцевать!.. Жорочка! — возбужденно крикнула она. — Поставь что-нибудь необычное, что-нибудь экстра!..
Жора понимающе рассмеялся и оглянулся на Стеллу.
— Поставим экстра, а? Из его товара?.. Айн минут!..
Он, как фокусник, опустил руки куда-то под тумбочку, на которой стояла радиола, и вдруг Таран увидел перед собой странные, полупрозрачные пластинки с бело-серыми тенями и силуэтами на них. Эти белые силуэты на сером фоне были чем-то удивительно знакомы ему.
Жора, наслаждаясь изумлением на лице Тарана, с усмешкой спросил:
— Непонятно, что к чему? — И, ткнув пальцем в какую-то длинную белую тень на пластинке, сказал: — Это же берцовая кость, понял?!
— Кость?! — не поверил своим глазам Таран.
Теперь уже вместе с Жорой смеялись и Стелла и Кира.
— Ну да, кость, — весело пояснил подошедший Червончик. — А все в целом — бывшая рентгеновская пленка. Теперь уразумел?
О да, теперь Таран уразумел. Он никогда не видел, но, конечно же, слышал о кустарных патефонных пластинках из рентгеновской пленки, продающихся из-под полы.
Он удивленно спросил Жору:
— Где ты их раздобыл?
— Связи, — лукаво подмигнул тот. — Умный человек делает свой бизнес.
— Какой же это человек?
— Ну вот, — Жора развел руками и посмотрел на Стеллу. Все ему расскажи. Ну, так и быть. Это некий…
— Жора! — резко перебила его Стелла, и красивое лицо ее вдруг стало неприятно-злым. — Язык тебя не доведет до добра.
— Что ты, Жемчужина! Твой семейный покой мне дороже всего!
— Ах, оставьте, мы не такие, — гримасничая, заявил Червончик. — Пожалуйста, без слез и подозрений. — И, обращаясь к Тарану, сказал: — Его зовут Король бубен. Неплохо, а?
Таран мрачно констатировал:
— Жулик.
— Ну зачем так? — поморщился Жора. — Законы создаются, чтобы их обходить. Это изречение великого мудреца. И так было во все века.
«Вот попал, — с горечью думал Таран. — И ведь не пойдешь, не расскажешь теперь. Эх! Хоть головой в море».
Но тут к нему снова, как будто чувствуя неладное, потянулась Кира и увлекла за собой.
Глава VIII
В ДОМЕ ЗЛАЯ СОБАКА
Николай все время чувствовал изменившееся отношение ребят к нему, хотя вели они себя поразному. Коля Маленький, беспокойный, ершистый, ничего не умел и не хотел скрывать, даже тогда, на заседании штаба, не утерпел. Остальные были, правда, посдержанней. Но разве от этого легче?..
Кругом гудел моторами цех. Отдавшись своим невеселым мыслям, Николай заученными движениями снимал со станка готовые детали, укреплял новую заготовку и, включив мотор, подводил резец. Партия на этот раз была большая, детали требовали всего одну операцию, так что переналаживать станок, менять инструмент не приходилось.
И Николай думал. Ну в самом деле, как теперь он может спрашивать хотя бы с того же Тарана, если сам он, Николай, поступил тогда так… некрасиво, даже нечестно, как трус, как обыватель какой-то. Только бы свое сохранить, только бы свое было в порядке. Вот до чего дошло! Вот какие развороты, оказывается, могут случиться в жизни. И сам до поры до времени не знаешь, что сидит в тебе где-то хоть небольшая, а подлость. И вдруг — на тебе! — обнаружилось.
Надо сказать, что возникшая так внезапно размолвка, почти ссора, невольно приобрела в глазах Николая, как, впрочем, и других ребят, размеры куда большие, и переживалась ими куда острее, чем, вообще-то говоря, того заслуживала, именно в силу своей необычности. Подобного еще не случалось в бригаде, подобного никто из ребят, в том числе и сам Николай, даже помыслить не мог — так был велик авторитет бригадира. И вдруг…
Почему же он вдруг так испугался за Машу?
Этот вопрос Николай задавал себе уже много раз. Но только сейчас, вот в этот момент, когда он так неловко, словно ученик, порезал себе руку вороненой спиралью стружки, у него неожиданно мелькнула догадка. Почему? Да потому, что ему казалось, будто в случае чего защищать Машу будет он один, ведь она даже не знакома ни с одним из его друзей. Ну, а он, Николай, мог и не успеть, мог оплошать.
Как же это получилось? Почему он скрывал от ребят Машу, вернее — не скрывал, а не было у него потребности познакомить их с ней? Может быть, он стеснялся перед Машей за своих товарищей? Ну нет!
Еще чего не хватало!
И Николай неожиданно для себя понял, как требовательна, оказывается, дружба. И если хоть в чем-нибудь отступишь от ее законов, сфальшивишь или просто до конца не поймешь их, она мстит больно, очень больно.
Он вдруг на самом деле ощутил боль. Она нестерпимо жгла руку. Рубиновой неровной полоской проступила там кровь.
Возвращаясь из медпункта, Николай столкнулся у дверей цеха с секретарем заводского комитета комсомола Валей Жуковым, плотным светловолосым пареньком в очках и лыжной куртке.
— Ага, ты-то мне и нужен, — наскочил на него Жуков.
— Что такое?
— Еще спрашиваешь? Ребята из кузнечного цеха тебя второй день ищут. Срочная «молния» нужна. Где ты вчера вечером пропадал?
— Заседание штаба дружины было.
— Опять дружина? Так вот, чтобы сегодня «молния» висела. Понятно?
— Сегодня не могу, — сокрушенно вздохнул Николай. Важное задание получили.
— Вы, кажется, стали уже штатными сыщиками? — ехидно спросил Жуков, потом совсем другим тоном, официально сообщил: — О работе контрольно-комсомольского поста будем слушать тебя на комитете. Если так пойдет дальше, выговор тебе обеспечен.
Николай рассердился:
— Да я не могу разорваться. Что-нибудь одно в конце концов: или дружина, или…
Но Жуков холодно отпарировал:
